Остров предательства

Элли пересекла пляж следом за Сифом, загребая босыми ногами пушистый песок. Сиф оглядывал высокую деревянную статую женщины, что стояла около дома. У неё были пурпурные волосы до пояса, крупные жёлтые глаза и добрая улыбка. У ног её росла сирень, а на голове был надет венок из увядших маргариток.

– Как думаешь, кто это? – спросил Сиф.

– Может, это та женщина, которой все воздают хвалу, – заметила Элли, наклоняясь и восхищённо рассматривая резьбу.

– Вы неправильно делаете!

Малышка втиснулась между Элли и Сифом и встала на колени перед статуей.

– Благодарим тебя, Божественная Королева, что приносишь нам рыбу и цветы и хранишь наш остров. А ещё, пожалуйста, принеси мне новенького щеночка и почини бабушкино бедро.

Девочка презрительно покосилась на них, травинка по-прежнему торчала у неё изо рта.

– Кто… – начала было Элли, но Сиф утянул её в сторону, закрыв ей рот рукой.

– Нам не стоит задавать очевидных вопросов, – зашептал он. – Если люди поймут, что мы нездешние, они могут посчитать нас опасными.

Элли наморщила нос.

– Она совсем кроха. И вообще, тот мужчина поинтересовался, не с острова ли мы Ингарфа. И его это ничуть не смутило, а?

– Шептаться невежливо, – заметила девочка. – Особенно перед Королевой.

– Извини, – сказала Элли. – Э, воздадим Ей хвалу, – прибавила она.

Личико девочки так и загорелось.

– Воздадим Ей хвалу, – поддержала она и наклонилась, чтобы выдернуть из песка пучок травы.

Элли и Сиф пошли вдоль берега, оглядываясь через плечо на девочку, которая опять встала перед статуей на колени.

– Так она королева? – сказал Сиф.

Элли кивнула.

– Но эта девочка молилась ей. У нас в Городе люди молились святым, но… а ты слышал, что сказал тот старик?

– «Воздадим Ей хвалу», – бросил Сиф, пожимая плечами.

– До этого. Он сказал: «Возблагодарим Божество».

Сиф скривился.

Элли огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит.

– А что, если Королева и есть Божество, как ты? – спросила она, мурашки возбуждения побежали у неё по затылку.

– И откуда нам знать, хорошо ли это? – поинтересовался Сиф, с мрачным видом рассматривая статую. Девчушка собирала маргаритки, вплетая их в новый венок, который она затем водрузила на голову статуи взамен старого.

Элли знала двух богов. Один спас ей жизнь, и она верила ему безоговорочно. Другой три года пытался уничтожить её.

– Которая же ты? – прошептала она.

4753 дня на борту «Возрождения»

Мне хочется плакать, но нельзя, сначала я должна записать всё это. Такое чувство, что это важно.

Голубоглазый был сам не свой этим утром. Тюлень проплыл у самой его пасти, а он даже не куснул, вот я и подумала, поглядим, что может сделать старая знахарка. Я упёрлась пятками и ругала Голубоглазого, пока тот не приплыл со мной обратно к Ковчегу – к той обдаваемой волнами платформе, что торчит из его бока. Я выдернула ноги из стремян и вылетела из седла.

– Позови Каргу! – проорала я, шлёпая по щиколотку в воде. Тимоти вытаращился на меня в ужасе. – НЕМЕДЛЕННО!

Он замельтешил по шатким лестницам к Небесной палубе. Я встала возле Голубоглазого на колени, чтобы осмотреть его. Чёрная кожа была в шрамах и буграх, как и обычно, но вот большущая белая отметина у него на боку стала цвета пожелтелой старой бумаги.

Заскрипела лестница, и, подняв голову, я увидела древнюю старуху – неистовое облако призрачно-чёрных волос и сто тысяч раз проморщиненное лицо. Вместо спины громадный горб, а глаза в переплетении морщин, прям как у высохшего грецкого ореха.

– Как ты так быстро пришла? – спросила я.

– Она уже спускалась вниз по лестнице! – возгласил Тимоти у неё за спиной.

– Мой кит болен, – сказала я Карге.

Она подковыляла ко мне, опираясь на костыль, сделанный из ветви дерева.

– Твой кит не болен, дитя.

– Ещё как болен. И не зови меня дитя – мне тринадцать лет и восемь дней, нечего звать меня дитя.

– Твой кит не болен, дитя.

– Тогда почему он не хочет охотиться?

– Потому что он стар. Слишком уж стар для кита своего вида.

– Прекрасно… ты целительница. Исцели его.

Карга цепко прикрыла глаза, слово спрятала какую-то тайну под веками.

– Старым тварям суждено умереть. А этой особенно.

– Нет! – прорычала я. – Мы повязаны – мы будем охотиться вместе, пока я не стану такой же древней и сморщенной, как ты! Он не умрёт!

– Дитя моё. Он уже умер.

– Вот и нет, он дышит, смотри! – я ткнула в его бок, который зримо поднимался и опадал.

– Это не он, – сказала Карга. – Грядёт новая жизнь. Нам должно помочь ей.

Двигалась она чересчур быстро для такой старухи. Я увидела всполох металла, затем густой красный разрез на боку Голубоглазого. Я подняла было кулак, чтобы врезать Карге, и тут заорала, увидев, что поднимается из нанесённой ею раны.

Рука.

3. Остров Кораблекрушения

– Пошли, Элли, – сказал Сиф. – Чувствую, едой пахнет, а я умираю с голоду.

Элли помедлила, оглядывая статую Королевы.

– Мм? А, а, ага, иду.

Она как раз собиралась повернуться, когда заметила нечто вдали на пляже, где ещё льнул к берегу туман.

Тёмный силуэт, смазанный по краям, как мираж.

– Сиф, а это не корабль? – спросила она. Всегда стоило убедиться, что он видит то же самое, что она.

Сиф нахмурился.

– Да. – Глаза у него сделались круглые. – С чёрным парусом.

– Это же не тот, который ты видел, тот, что следовал за нами? – спросила Элли.

– Я… не знаю.

Они смотрели, как корабль скользит к берегу. Он был маленький, самое большее на двух человек. У Элли на глазах с палубы спрыгнула высокая фигура и осмотрелась по сторонам.

– И это ты тоже видишь? – прошептала Элли. Слишком уж тень напоминала тот тёмный силуэт, который она видела в недрах волн.

Сиф кивнул, вглядываясь в туманную дымку.

– Пошли. Кто бы это ни был, я сомневаюсь, что он захочет нам помочь.

Они заторопились вдоль пляжа к широкой щербатой деревянной лестнице, поднимавшейся из песка и встроенной в низкую гряду скал. Сверху доносился запах шипящих на огне помидоров, сладость ванили и розовый аромат, Элли слышала шумную толкотню многолюдья. Она оглянулась через плечо и увидела, что тёмная фигура остановилась посреди пляжа на некотором отдалении.

– Он… следит за нами?

Взяв Сифа за руку, она повела его вверх по лестнице на вершину скалы. В край музыки и цвета.

Мимо с хохотом носились дети, швыряясь друг в друга апельсинами; кувырком падая на землю куча-мала, они принимались бороться на желтоватом песчанике, словно разыгравшиеся щенки. Позади рыночная площадь гудела покупателями, одетыми в туники и платья всех оттенков осенней листвы. Все улыбались, чесали языками, весело торговались, толпились у затянутых кружевным тюлем прилавков, где были вывалены смятые кожаные башмаки, мерцали нити жемчуга, беспечно высились груды шляп.

В центре рынка покоился кит.

Он лежал на брюхе, подняв голову навстречу изогнутому кверху хвосту, и блестел драгоценными камнями, облепившими всю шкуру, прямо как морские жёлуди; из челюстей его волочилась борода зелёных и синих бумажных лент. Пасть отверзалась, как пещера, и внутри разместился целый оркестр флейт, лютней и скрипок. Две женщины в длинных, до пят, расшитых платьях пели, волосы их были схвачены жёлтыми лентами. Голоса женщин глубоко отдавались в чреве деревянного кита, так что казалось, будто это он поёт. Стайка ребят зачарованно сидела в тени.

Элли заморгала, пытаясь объять всё взглядом. Как может существовать такое веселье? Сиф сделал несколько опасливых шагов вперёд, и Элли заметила, как его съёжившаяся и напряжённая, словно тугая пружина, фигура обмякла, плечи распрямились, побелевшие костяшки пальцев снова сделались коричневыми, как только он разжал кулаки.

– Кажется, этот остров может оказаться в точности таким, как мы надеялись, – сказала Элли.