Иванова, на пересдачу!

И вот я тут. Математика мне никогда не давалась, физика казалась демоническими заклинаниями, а при виде начертательной геометрии у меня сводило зубы.

Самое главное – из моей головы всё выскакивало, не успев заскочить. Даже если какая-то тема казалась понятной, то на следующий день она забывалась. Совсем.

Нет, я честно училась, сдавала предметы и почти не мухлевала. Случай с сопроматом особый, потому что Измайлов был непробиваемым. Если остальные профессоры до тройки натягивали, то этот – ни в какую.

«Не знаешь – пошла вон», – таков его девиз.

Я доковыляла до университета. Придерживаясь за поручень, поднялась по скользкой лестнице. Снегу-то навалило! Крыльцо запорошило, а у самых дверей кто-то вылепил миниатюрного снеговика.

Ноги, кстати, продрогли в тонких колготках. Зачем девушки морозятся зимами? Почему не носят теплые джинсы? Машинка ещё эта для пыток – то есть для эпиляции, – с которой Шевченко носилась за мной по общежитию.

Бр-р-р. Как вспомню…

Надеюсь, оно того стоило.

Измайлов обнаружился на кафедре. В гордом одиночестве, он изучал какую-то статью на ноутбуке.

Это мой шанс!

– Станислав Тимофеевич, – промурлыкала я, закрыв за собой дверь. – Разрешите войти?

– А вы кто? – он бегло глянул на меня и отвернулся к ноутбуку. – Вам назначено?

– Иванова Дарья, – отрапортовала, замерев по струнке. – Пришла договориться о пересдаче.

– Ивано… что?!

Измайлов осматривал меня куда задумчивее и дольше, чем обычно. Кажется, картинка не складывалась. То существо, которое восседало вчера на нем, и то, которое топталось в дверях, никак не могли быть одним человеком.

– Вас кто-то покусал, Иванова?

Угу, оборотень по имени Иришка, из-за которого я превратилась из человека в нормальную девушку.

– Нет… просто…

Проклиная всё на свете, а особенно – шпильки, я доплелась до преподавательского стола и нависла над Измайловым. Как бы вывалить перед ним зачетки? Не просто ж кинуть в лицо со словами: «Всё оплачено!»

– Вы хотите договориться о пересдаче? – подсказал профессор, закусив кончик карандаша.

– Ага, – не стала отрицать я. – Очень хочу. Мы от лица группы… – покопалась в сумочке, – хотели бы поздравить вас с наступившим Новым годом и… – дернула за молнию на кармашке, – пожелать всего наилучшего в… Черт!

Конверта нигде не было. Вообще. Никакого. Сердце пропустило удар. Матушки, там же пятьдесят тысяч рублей! Он же не мог вывалиться в трамвае?!

Я уставилась на Измайлова со смесью паники и отчаяния.

– Вы что-то потеряли? – осторожно спросил тот.

– Да, деньги, – я закопалась в сумке с головой, вытряхнула наружу содержимое, но, кроме десяти зачеток, пачки жевательной резинки и одинокого презерватива (какой идиот его туда подбросил?!), внутри ничего не лежало.

– Какие?

– Которыми собиралась дать вам взятку!

Профессор закашлялся и отодвинулся от меня подальше, а я продолжала копаться в карманах.

Впустую.

Не может быть…

Меня накрыло рыданиями. Такими горькими, что любой бы сухарь тотчас сдался и поставил всем «отлично». К сожалению, местный тиран лишь откинулся на стуле и, выхватив у меня из рук сумочку, вывернул её наизнанку.

Что же делать? Меня же убьют ребята… это катастрофа… Где взять пятьдесят тысяч? В кафе, где я подрабатывала, платили пятнадцать, если пахать без выходных. Я не расплачусь с парнями, даже если влезу в долги.

А ведь ещё жить на что-то надо…

– Это искали? – Измайлов протянул мне белый конверт, набитый наличностью.

– Да-а-а, – размазывая слезы по щекам, ответила я. – Где вы его нашли?

– У вас дыра не только в голове, но и в подкладке. Иванова, идите домой. Я не беру взяток, тем более – от вас.

Эй! Прозвучало так, будто мои взятки какие-то неправильные. Я все-таки попыталась воспротивиться и протянула конверт обратно ему.

– Это не взятка, а подарок от нашей группы…

Измайлов закатил глаза, поднимаясь со стула и распахивая дверь. В пустующем коридоре лениво слонялся одинокий студиоз.

– Иванова, проваливайте. Я сделаю вид, что вы не вламывались сюда и не занимались уголовно наказуемыми делами.

Проваливайте…

Мне представилась шестая пересдача, озлобленный профессор, который шныряет по кабинету, выискивая шпаргалки. Очередной напечатанный на коленке реферат, в котором я понимаю только запятые.

Заодно Измайлов припомнит сегодняшнюю историю, и сопромат вообще никто никогда не сдаст. А врагом народа станет Даша Иванова, ибо она провалила ответственное задание.

Наши такого не простят. Мне кранты.

– Н-нет, – вспыхнула и ломанулась к двери, чтобы закрыть её. – Пожалуйста, возьмите деньги.

– Вы рехнулись?

Измайлов уставился на меня. Желваки на его щеках напряглись от гнева. Я стояла, загораживая собой дверь, и ощущала себя маленькой и незначительной по сравнению с преподавателем.

– Нас устроят тройки.

– Иванова, вы будете отчислены, гарантирую. Я лично сообщу в деканат о взятке.

Он попытался отодвинуть меня в сторону, но я уперлась в дверной проем всеми конечностями и разве что не вцепилась зубами. Нетушки. Пока не возьмешь деньги, не уйду. Жить здесь останусь. Митинг устрою. Но не сдамся.

– Идите в деканат, но сначала поставьте тройку.

Измайлов обманным маневром дернул меня от двери. Это было зря. Я и так с трудом сохраняла равновесие, а теперь лишилась его окончательно. Шпильки подогнулись, ноги разъехались. Я пискнула и рухнула к нему в объятия. Так и застыла, уткнувшись носом в грудь, осознавая, что второй раз за двадцать четыре часа щупаю Станислава Тимофеевича.

Кстати, факт на отвлеченную тему. У него вкусная туалетная вода. Горчащая, но не едкая. От рубашки пахнет крепким кофе и чем-то ещё. Непонятным, но чарующим.

– Иванова, вашу ж мать…

Какие у него глаза. Никогда не задумывалась, что взгляд может быть таким манящим. Черным, пугающим. Точно омут, в котором легко утонуть.

Неожиданно мои губы нашли его и…

Удивительно, но Измайлов ответил на поцелуй. Яростно. Властно. Не давая возможности одуматься.

Он вдавил меня в стену и дернул верхнюю пуговицу на моем платье. Ладонью огладил мои бедра, и я задохнулась от совершенно новых ощущений. Внизу живота разлился жар.

– А вдруг кто-нибудь зайдет… – пискнула я, стаскивая с человека, которого пять минут назад люто ненавидела, рубашку.

– Плевать, – рявкнул Станислав Тимофеевич (какой он теперь Тимофеевич?) и сбросил со стола кипу тетрадок.

Кажется, Иришка была права. Измайлов мне все-таки отдался.

Дверь на кафедру он всё-таки закрыл с внутренней стороны. В последний момент. Не отрываясь от моих губ.

Ещё б табличку повесил: «Занято».

Надеюсь, никому из преподавательского состава не понадобится срочно войти.

А затем он усадил меня на стол, и дурацкие мысли покинули голову.

Ох…

Руки тяжелые, но ласковые. Взгляд точно палящее солнце. Невыносимо.

Измайлов стянул с меня платье так легко, будто занимался этим ежедневно. Его губы коснулись шеи, опаляя кожу дыханием. Поцелуй в ключицы и ниже. Ещё ниже. Медленно, словно назло.

Одним рывком мой некогда нелюбимый преподаватель поддел бюстгальтер и опустил чашечки по грудь. Я пыталась смолчать, но стон вырвался, стоило языку очертить контур набухшего, жаждущего ласки соска.

Что же это такое…

Наваждение…

Сильные пальцы рывком стянули колготки. Треснул капрон, и по ногам пробежались «стрелки». Хвала небесам, на мне приличное белье, а не труселя с надписью «Кто первый, тот и папа», которые мне подарила на Новый год Иришка.

Измайлов коснулся меня там… внизу… в самом сокровенном месте. Нащупал поверх белья чувствительную точку и чуть надавил на неё.

Я всхлипнула от наслаждения, что остро врезалось под кожу, а сама машинально, словно не отдавала себе отчета в том, что творю, уже стаскивала с него брюки. Его затвердевший член выпирал через трусы-боксеры. Я достала его наружу. Какой же он горяченный. Твердый. Большой.