Сновидец. Мистер Невозможность

Мужчина указал на ухо Ронана.

Крайне медленно Ронан поднял руку и прижал палец к уху. Когда он отнял палец, кончик оказался покрыт черной слизью.

Ночная грязь.

Он изголодался не по еде. Он изголодался по силовой линии. Он изголодался по снам.

– Почему всегда я? – спросил парень.

– Я только что тебе объяснил, – ответил Брайд.

Ночная грязь одолевала Ронана гораздо чаще, чем Хеннесси. Такое случалось, если он долгое время ничего не приносил из снов, словно в наказание за неисполнение того, для чего был создан. Но также она приходила, когда он слишком отдалялся от силовой линии, как будто пресекая его попытки жить другой жизнью, для него не предназначенной. С каждым появлением черной слизи требовалось все меньше и меньше времени, прежде чем его самочувствие ухудшалось, и, по-видимому, все меньше и меньше времени, прежде чем она в итоге его прикончит.

– Мне становится хуже, – пробормотал он.

– Да, – сказал Брайд.

– Тогда зачем вообще со мной возиться?

– Потому что дело не только в тебе. Некогда этот городок в горах был полон энергии силовых линий. Ты видел реку, вдоль которой мы проехали десятки километров, ту, на чьем берегу стоит этот город? Она должна быть полна энергии. Это место могло стать затерянным в горах прибежищем сновидцев. Но оно исчезает, как и весь мир. Дышит все медленнее и медленнее, и никто не прислушивается, чтобы заметить, как оборвется его пульс. Полагаю, некому. Мало кто умеет слушать.

Хеннесси подала голос:

– Погоди. Не поймите меня неправильно, я любитель надирать задницы, менять имена и все такое, но если мы все в перспективе собираемся отдать концы, потому что мир умирает, то зачем спасать кого-то от Модов? Это что, такой вид спорта?

– Не для меня. – Брайд продолжал нависать над Ронаном. – Что ты чувствуешь?

– Я не могу. – сказал Ронан. – И никогда не смогу. Только не тогда, когда бодрствую.

– Не тебе меня учить. Особенно сейчас, когда ты истекаешь черной слизью. Я знаю об этом побольше тебя. – Сквозь огромные стеклянные окна взгляд Брайда блуждал по деревьям, окружающим парковку. Мужчина прищурил глаза, кожу на его лице покалывало от всех тех качеств, что сочетал в себе Ронан: чувство интуиции, осознания, но неумения, умения, но незнания. Затем Брайд спросил:

– Хотите знать, чем я раньше занимался?

Хеннесси и Ронан переглянулись.

– Я спасал не сновидцев, – сказал Брайд. – А силовые линии.

«Это хорошо», – подумал Ронан. Глубоко внутри он ощутил умиротворение, даже несмотря на смятение, вызванное ночной грязью. Хорошо. Лучше, чем он надеялся. Да, то, что надо. Когда-то давно Ронан помог пробудить одну-единственную силовую линию, проходящую под его лесом. Он не знал, чего именно хотел от Брайда, пока тот не произнес этих слов.

– И от чего ты их спасал? – спросила Хеннесси.

Брайд рассмеялся. Этот смех, сдержанный и хитрый, напоминал его улыбку.

– Каждая подключенная машина, каждое черное полотно дороги, каждое нагромождение городских окраин, каждый гудящий телефон. Душат их и разрушают, заглушают и угнетают. Можешь представить себе мир, в котором можно грезить где угодно?

– Боже, – произнесла Хеннесси.

Ронан почувствовал, как жидкость стекает по шее, и прижал ухо к плечу.

– Тогда почему мы этим не занимаемся?

– Из-за вас, – просто ответил Брайд. – Это не игра для безрассудных. Не развлечение для тех, кто ложится спать и приносит с собой все, что ему взбредет в голову. Это дело, которое требует контроля, а в данный момент у вас двоих его практически нет. Взгляни на свое лицо, Ронан. Чувствуешь, как внутренности превращаются в грязь? Ваша единственная задача сейчас – перестать лажать. Потому что в настоящее время для вас это проблема.

– Эй, – сказала Хеннесси. – Я ценю критику, но, по-моему, достаточно.

Брайд махнул рукой.

– Как думаете, почему мы здесь остановились? Когда вы двое грезите, последствия этого сказываются на каждом сновидце, живущем слишком далеко от силовой линии. Вы не задумывались, что могли убить кого-нибудь своим легкомысленным желанием погрезить? А может, ты выдернул энергию линии из-под сновидца, который нуждался в ней больше, чем ты? Или кто-нибудь умер от ночной грязи из-за глупой игрушки, принесенной тобой из сна?

Такое вполне могло случиться. За много лет Ронан приснил огромное количество немыслимых вещей. Живых существ, шумных машин. Невероятный лес. Брата. Сейчас он был не в состоянии слишком долго об этом раздумывать. Только не теперь, не когда черная слизь пожирает его изнутри. В любом случае, чувство вины было его извечным спутником.

– Нельзя скрыться от последствий того, кто ты есть, – сказал Брайд. – Не стоит надо мной смеяться, Хеннесси. Как думаешь, сколько энергии потребовалось, чтобы вытащить на свет Божий всех тех девушек с твоим лицом? Безалаберность здесь неприемлима. Вы уже не дети.

Из ноздри Ронана тонкой струйкой потекла черная жидкость. Хеннесси швырнула остатки картошки обратно на стойку. Они не обменялись ни единым взглядом.

– Ты прав, – наконец сказал Ронан. – Теперь я действительно чувствую себя фигово.

– Хорошо, – ответил Брайд. – Значит, урок окончен.

7

По данным ФБР, Натан Фарух-Лейн убил двадцать три человека.

Двадцать три никак друг с другом не связанные жертвы, по крайней мере, насколько удалось выяснить следователям. Кларисса Матч – продавец бакалеи, мать-одиночка. Уэс Герферс – дантист на пенсии, поэт-любитель. Тим Мистович – аспирант и интернет-тролль. И так далее по списку. Все они принадлежали к совершенно разным слоям общества. Разные профессии. Разные поколения. Единственное, что их объединяло, так это то, что на месте убийства каждого из них были обнаружены раскрытые ножницы.

Двадцать три – плохое число.

Однако если бы вы спросили Кармен Фарух-Лейн, не самое худшее. Самое ужасное – шестнадцать. Именно столько стукнуло ее брату, когда он убил свою первую жертву. Он был младшим. А она выпускницей. Чем занималась Кармен, пока братишка выслеживал свой первый трофей? Вступала в клубы, вот чем. Шахматный клуб. Художественный. Дискуссионный. Экономический. Клуб смешанных единоборств. Молодежное объединение по борьбе с голодом. Если в их школе существовал клуб, то Кармен Фарух-Лейн состояла в нем и являлась образцовым членом.

«У тебя странная тяга к сборищам, – однажды заметил Натан, когда они вместе шли в школу. – Они нуждаются в тебе, Кармен. А не ты в них».

Весной ее выпускного года, Натан в ту пору заканчивал предпоследний класс, пропал звезда-квотербек школьной команды по футболу Джейсон Матаи. На следующий день после того, как он не пришел в школу, уборщик нашел четыре пары ножниц, по одной у каждого главного входа в школу. Раскрытые, как крест. Позже следователи попытаются понять, почему в тот раз ножниц было четыре пары, тогда как в последующих убийствах только одна. Но из всех тайн, окружавших ее брата, эта не являлась загадкой для Фарух-Лейн. Это было его первое плавание, он хотел быть уверенным, что его заметят. По паре ножниц на каждый вход, на всякий пожарный.

Ему было всего шестнадцать. Фарух-Лейн ни о чем не знала.

Она не догадывалась, хотя ножницы были любимым предметом Натана. Он рисовал их в альбомах. Вешал на стенах своей комнаты и над кроватью. Брат пытался повесить ножницы даже над ее кроватью, но Кармен заставила убрать их. Она поделилась с ним школьными слухами по поводу ножниц, потому что решила: брату это покажется любопытным.

Но ни разу ей в голову не приходила мысль: Натан убил Джейсона Матаи.

И уж точно Кармен никогда не думала: нужно рассказать кому-нибудь, прежде чем брат убьет еще двадцать два человека.

Спустя время об убийствах сообщили в новостях. Журналисты упражнялись вовсю, придумывая всевозможные псевдонимы для таинственного убийцы. Резак. Сумасшедший Портной. Текстильный мясник. Убийца с Ножницами. Ни одно из них так и не прижилось. Все могло быть иначе, если бы маньяк убивал ножницами, но все жертвы были убиты странными взрывными устройствами.