Страница 7 из 14
В спальне темно, шторы еще опущены. Я отвожу телефон от уха, чтобы взглянуть на экран.
– Салли, шесть утра!
– Шесть? Разве? Прости, я не думала, что так рано! Плохо соображаю!
– Подожди!
Бросаю взгляд на Адама – тот ворочается во сне, – соскальзываю с кровати и на цыпочках иду в кладовую, которую использую в качестве кабинета.
– Слушаю, Салли! Ты решила? Будешь подавать в суд?
Вновь смотрю на экран, вижу двенадцать сообщений – наверняка от Стеллы-Круэллы. До съемок четыре дня, а у меня не хватает героя.
– Нет, не буду. Мне выплатят компенсацию. Слушай, у тебя найдется немного времени?
– Сегодня? – Я зеваю. Мне нужно найти женщину, которая готова рассказать на камеру о том, как муж изменял ей с няней. К среде! – У меня куча работы, Салли!
– Умоляю! Всего на пару часов! Я заеду, когда ты отправишь детей в школу? Около десяти?
– Ладно.
Машина Салли с громкой музыкой подъезжает к дому, и я понимаю – дела совсем плохи. Идет дождь, а мерзляка Салли даже не подняла крышу. Не накрашена – чего с ней никогда не бывает, и в рабочей одежде: мешковатом комбинезоне, заляпанном краской. Она недавно красила кухню и разрисовывала стены незатейливыми магнолиями.
– Я же просила одеться похуже! – говорит Салли.
– Я и оделась. Если спросить моего мужа, я только так и одеваюсь.
Салли даже не думает улыбнуться. Никакой реакции. Просто прибавляет звук. Играет Адель. Я люблю Адель, но не оглушительно орущую из машины с открытым верхом у моего дома.
– Чего стряслось-то? Что за тайны, куда мы едем?
Салли будто не слышит. Ведет машину в глубокой задумчивости, почти в трансе. Она потеряла работу, плюс всплыла старая история – вдруг у Салли окончательно сдали нервы?
Мы живем в деревне недалеко от Плимута, где Адам преподает историю в одной из самых больших средних школ. Салли поворачивает в противоположном направлении – к Саут-Хэмсу, затем сворачивает с главной дороги по указателю «Бигбери».
– Мы едем на пляж?
– Что?
– Бигбери! Зачем еще нам в Бигбери?
– Прости! Не слышу!
Салли отстукивает по рулю ритм песни. Джастин Бибер.
– Салли, сделай потише, пожалуйста!
– Что?
Я сдаюсь, машу головой – мол, неважно. На одном из поворотов нам приходится несколько раз пятиться, пропуская встречных водителей, так как обзор закрывает живая изгородь. Я искренне сочувствую местным жителям, а Салли неожиданно сворачивает на тесную стоянку у группы домиков.
Наконец-то выключает радио, выходит из машины, снимает солнечные очки.
– Ну, как тебе?
– Что именно? Я не понимаю. О чем ты говоришь?
– О домах!
Салли продирается через крапиву к ближайшему, футах в двадцати от дороги. Мотает головой, чтобы я следовала за ней.
Перед нами стоят в ряд четыре обветшавших дома. Окна в основном побиты, кое-где заколочены. Домики маленькие, с соломенными крышами, могли бы быть довольно милыми, похожими на игрушечные, но в данный момент совершенно непригодны для жизни.
– Ну как? – повторяет Салли.
– Не понимаю, о чем ты.
– Разве они не прекрасны?
Я снова смотрю на домики и пытаюсь понять, что, черт возьми, происходит.
– Ну, могли бы быть довольно хорошенькими, наверное, только очень много работы. А что?
– Я их купила, Бет! Все четыре!
Салли нарочно отводит взгляд, чтобы не видеть моей первой реакции, и начинает продираться сквозь крапиву и ежевику к задним дверям.
Я следую за ней, сожалея, что не приняла совет про старую одежду всерьез.
– Купила?.. Ты только что потеряла работу, Салли! Как? На какие деньги?
– Набралось – пособие по увольнению, наследство от отца. Прекрасное вложение, правда?
Сзади дома выглядят еще хуже. Маленькие садики с полуразрушенными туалетами. В крышах дыры, я даже боюсь представить, как постоянные осадки отразились на внутренней отделке.
Салли, которая живет в центре Плимута в квартире, отделанной на заказ, со специальным холодильником для вина и двумя ванными, не иначе как с ума сошла! Или опять начала пить, как в то ужасное время после потери ребенка? Разумеется, если бы цены на недвижимость росли, это была бы выгодная покупка, но сейчас ситуация на рынке слишком нестабильная. Правила ужесточаются – покупать для сдачи занятие не для слабонервных.
– Пойдем! Зайти можно отсюда. У меня есть ключ, хотя, честно говоря, он и не нужен.
Салли отдвигает болтающуюся дверь в средний дом и, убирая с дороги паутину, продвигается внутрь.
– Почему бродяги не поселились? – удивляюсь я. – Имели полную возможность…
Пробираюсь сквозь паутину вслед за подругой и понимаю причину. Из-за протекающей крыши прогнил пол, и стоит запах – до боли знакомый.
– Фу, ну и вонь! Совсем как…
– …в школе, – улыбается Салли. – Запах уйдет, когда мы починим крышу. – Она хлопает рукой по стене. – Настоящий камень!
– Кто «мы»?
– Я договорилась с бывшим хозяином, он поможет с основной работой.
Салли ведет меня сквозь кухню в гостиную.
– Смотри! Настоящая хлебная печь! Чудом не стащили, видишь? – Салли стирает толстый слой пыли с печи, притаившейся в глубине камина. – В остальных домах камины замурованы. Там давным-давно налепили эти ужасные электрокамины. Впрочем, очаги наверняка остались, нужно только убрать кладку.
Салли рассуждает, будто и правда разбирается в вопросе. Что странно. Ну хорошо, она земельный инспектор и кое-что знает о недвижимости. Однако ей и в голову не приходило заниматься благоустройством самой – тем более старинных построек. Она специализировалась на квартирах, купленных для сдачи, и комнатах в студенческих общежитиях. Современные дома, четкие условия аренды.
– А почему хозяин продает? Я не понимаю.
– Залез в долги. По уши. Денежных поступлений сейчас нет, пришлось отказаться от этих домов ради пары новых больших проектов.
Рассказывая, Салли взбирается на подоконник и сидит, болтая ногами.
– Салли, ты, как никто другой, понимаешь, что сейчас творится с ценами…
– Вот именно! Только поэтому я и потянула покупку. Будь рынок постабильней, не видать мне домов. Владелец хотел выставить их на аукцион, но я услышала по сарафанному радио и внесла залог наличными.
Салли улыбается от уха до уха.
– Ты потратишь все наследство! На ремонт нужно целое состояние! И потом – соломенные крыши ни один агент не застрахует! Сколько…
– Ох, Бет! – качает головой Салли. – Не волнуйся. Порадуйся за меня. Пожалуйста!
Я пытаюсь натянуть улыбку, однако Салли права – я волнуюсь. Очень. Представляю, как сгорает выплата по увольнению. Накопления. Наследство. Прикидываю, как убедить Адама отдать мастерскую под жилье для несчастной подруги. Разорившейся. Бездомной.
Салли пользуется паузой и спрыгивает с подоконника.
– Пошли на улицу! С задних дворов видно море! Только посмотри! Разве не прелесть, Бет?
Мы заворачиваем за угол каменной пристройки. Тут я вижу его. Не море, а дерево. Очень красивую магнолию. Ее не видно с дороги.
Теперь все понятно, страхи и неодобрение растворяются. Представляю, как Салли смотрит домики просто от нечего делать. Шутки ради – развлечься, побаловать себя. И вдруг видит магнолию и думает – это судьба.
В голове проносятся тысячи картинок – Салли с моими мальчишками. Я думаю, сколько любви и радости она им дарит. Это Салли купила Сэму на трехлетие «подушку-пердушку». А на шестилетие Гарри заявилась с билетами на концерт его любимой группы. Я возражала, что он слишком мал и громкие звуки повредят слух, а она сказала – расслабься!
Вспоминаю, как мне позвонили из магазина, когда Салли поймали с краденым. Она спрятала в сумку детские ползунки. Через три недели после выкидыша. Слава богу, у охранника оказались семья и доброе сердце. Салли отпустили…
Она была бы прекрасной матерью. Получше меня.
Смотрю на домики, потом снова на магнолию. Щиплет глаза, я вру себе, что от ветра.