Третья

Я улыбалась, как манекен, и жеманно лепетала о том, что простите, дескать, я просто чуть-чуть испугалась и вовсе не желала обидеть своим поведением благородных «детин» и хозяина клуба, дань ему и уважение. Салим верил ‒ или же делал вид, кивал. И пожирал глазами мою грудь. А еще он чавкал куриной ногой, ел шумно, противно – блестели на толстых пальцах перстни.

«Клуб – это хорошо», убеждал он между подходами к обгладыванию кости, «клуб – это безопасно. Здесь всегда рады хорошим гостям, тем более, гостям таким красивым…» И, конечно, он «рад моему возвращению, он даже скучал, так как такие «звезды», как я, посещают его логово нечасто…»

Моя бы воля, ноги бы моей в этом логове не было.

Совсем тяжело стало дальше: когда он придвинул свой стул к моему, когда приобнял, когда наклонился, принялся накручивать на свой толстый палец локон моих волос.

‒ А знаете ли вы, что здесь есть шикарная ВИП-комната? Желаете посмотреть?

«За штору. Я знала, что он потащит меня за штору». Нажрался, напился, готов трахаться.

‒ Уверена, что эту комнату многие видели, ‒ пришлось заиграть жестче. С подтекстом: «многие с тобой туда ходят, я знаю». Но я не такая. Улыбнуться прохладней, притвориться дамой хищной, дерзкой, мол, на мелкое я не размениваюсь.

‒ У-у-у, ‒ ухмыльнулся узкоглазый жирняк, ‒ люблю женщин, знающих себе цену.

Ему однозначно нравилось мое платье, а взгляд, направленный на сеточку, закрывающую грудь, налился сальной тяжестью.

Мне было невмоготу это переносить. С какой бы скоростью я бежала отсюда, будь на то моя воля. Вместо этого приходилось изображать милость, когда по моей ноге поползла от колена вверх чужая ладонь.

‒ Желаете увидеть мои апартаменты?

‒ Сочла бы это знаком уважения.

Что ж, хотя бы едем мы в нужную сторону.

Он хотел меня. Хотел зажать в первом попавшемся углу, хотел дергать задом, вдалбливаясь мне между ног, пыхтеть и хрюкать. Мне же хотелось блевануть.

‒ Сочту за честь пригласить Вас в мои скромные хоромы.

И, не дожидаясь моего согласия, резко и зло, теряя напускное благодушие, мотнул головой одному их охранников – не тому, который гнался за мной вчера. Этих вообще вокруг стола не было.

‒ Гидо, подготовь машину! Пару часов побудете здесь без меня.

‒ Слушаюсь, босс, ‒ кивнула рослая тень из-за стула.

Меня же потянули прочь со стула.

Если я думала, что тяжело было в клубе, то ошибалась. По-настоящему тяжело стало, когда в машине на заднем сиденье, куда Салим запихнул себя вместе со мной, потянулись его ненасытные руки. Наверное, он был уверен, что я буду пищать от удовольствия, когда из платья меня вытряхнут, как из конфетной обертки, когда в мои титьки впечатается чужое лицо. Что я начну стонать, когда в мои трусики пролезут его пальцы-сосиски… Я не знаю, о чем он думал.

Я же в этот момент ненавидела все, на что подписалась и, уворачиваясь по мере сил, шептала в лицо с обвисшими щеками о том, что «десерт слаще, когда ждешь его дольше». Но «Газим» терял терпение и становился все напористее – мол, в клубе мы играли, а тут сбрасывай свою личину недотроги, я наигрался.

Да что за жизнь такая?!

Он даже успел навалиться на меня с поцелуем, пахнущим чесноком, накрыл мои губы своими толстыми, мягкими, похожими на пельмени, и я впервые ощутила, что меня на самом деле может стошнить – дальше только прыгать за дверь… Сигать прямо во время движения и прямо на тротуар.

Ситуацию спас звонок на сотовый.

Салим оторвался от меня неохотно, достал телефон, взглянул на имя звонящего, чертыхнулся – мой выброс из машины отодвинулся на минуту или две. Гулко и неприятно билось сердце, подкатывала истерика. Его чертова рука продолжала лежать на моей ноге, собственнически сжимая ее.

«Я так не могу…»

Разговор тек в агрессивной форме и на не понятном мне языке – собеседник то ли сообщил владельцу «БлюПула» плохие новости, то ли спорил с ним. Повинуясь инстинкту, я достала из сумочки свой телефон, сделала вид, что листаю смс. Сама же незаметно открыла приложение, включила диктофон, принялась записывать речь в машине – вдруг это полезно, вдруг важно? Риск, конечно же.

Я выключила его пару минут спустя, когда Салим все еще рычал на кого-то, поняла, что мы приехали – авто свернуло за высокую ограду.

Мне, чередуя все это тирадой на неизвестном языке, одобрительно кивнули: мол, мы приехали, можешь выходить.

Еще никогда я не вываливалась на улицу со скоростью смертника, покидающего газовую камеру.

‒ Щас, моя хорошая, щас, моя девочка…

Мы стояли на крыльце, и Салим будто потерял связь с реальностью. Разговор с кем-то разозлил его, вывел из себя, и теперь этот мужик подрагивал от нетерпения, представляя, как будет сбрасывать напряжение, прыгая на мне. Может, он будет меня шлепать, будет даже бить – он маньяк, это становилось все очевиднее. И ему были не важны мои реакции, он не замечал того, что «его девочка» смотрит вовсе не с вожделением, а с ужасом – для него я была точно оболочкой с ногами, между которыми можно себя втиснуть.

А ту самую панель, кнопки на которой мне предстояло увидеть, он, как назло, прикрыл ладонью. Пикал сложным кодом снятия сигнализации, а я понимала, что тону. Я проиграла. Я не увидела последовательность, я все провалила. Сейчас меня затащат в дом, сейчас… Воображение захлестнул ужас, хотелось орать. Все шло не по плану, все!

Уже щелкнул, открываясь, дверной замок, уже потянулась ко мне, чтобы затащить внутрь, рука. Я даже успела разглядеть выражение злых черных глаз – мол, интерьер будешь разглядывать уже после. «И лучше просто подчиняйся».

Одновременно случились две вещи: я отдернула ладонь (если бежать, то сейчас) и где-то грохнул выстрел. Или что-то похожее на выстрел, на хлопок, негромкий взрыв. Где-то справа, за высоким забором.

Тут же переполошилась охрана, зазвонил во внутреннем кармане синего пиджака телефон – теперь «Газим» орал с красным от гнева лицом.

‒ Проверьте, что происходит! ‒ Вероятно, ему звонила служба безопасности. – Какая машина? Одна из моих машин?! Тушите!

И да, откуда-то валил дым – его едкий запах только достиг ноздрей и пока казался даже приятным, как с зоны барбекю.

‒ Дерьмо! – На меня узкоглазый смотрел с неприязнью, и его мыслительный процесс был мне ясен, как белый день: запихнуть меня в дом, чтобы не сбежала? Но там много слишком ценных вещей, не для чужих глаз. Личный кабинет, в конце концов. Или передать охране? Склонившись ко второму, Салим принялся опять набирать код сигнализации – на этот раз включал, а не выключал ее.

‒ Я уже иду! – орал он кому-то в трубку. – А ты, ‒ уже мне, ‒ стой здесь, поняла?

Я судорожно кивнула.

Конечно, я не буду стоять здесь – перед глазами мелькал ряд из восьми цифр. Бесполезный, ненужный. Видимо, от адреналина, от нервов я запомнила его отлично ‒ вот только, кому он нужен? Все зря.

Как только фигура в пиджаке сошла с крыльца и направилась размашистым шагом туда, откуда валил дым (шутники вы, «триэсовцы»), я бросилась прочь. Гэл рассказывал мне, куда нужно бежать, раскладывал на столе фотографии периметра дома, рисовал стрелки. Где же та изгородь, которую он показывал, где проход, где арка? Завернув за угол дома, я почти сразу приметила ее и бросилась со всех ног через газон. Потерялась одна туфля, сбросила вторую – к черту обновки, ‒ быстрее, лишь бы быстрее…

И почти добежала до арки, когда навстречу мне вывернул охранник. Зарычал сразу, вероятно, предупрежденный Салимом:

‒ Далеко собралась?

Попытался схватить.

От неожиданности и резкого торможения я поскользнулась на траве, начала падать на пятую точку. Попыталась схватиться за воздух, но вместо этого напоролась на низкую ограду клумбы – ограду, сплошь состоящую из пик с острыми наконечниками, на которые так любили в фильмах надевать отрубленные головы. «Только идиот мог огородить ими клумбу…»