Алфавит

«… и пусть я не стою и мизинца так обожаемого Вами Дмитрия, но у меня есть одно перевешивающее всё достоинство. Я люблю Вас, любезнейшая Ольга Викторовна! Люблю всем сердцем! Всей своею душой! Каждую секунду рядом с Вами я благодарю Всевышнего за возможность ещё раз видеть Вас! Быть рядом с Вами! Я благодарю Дьявола за то, что он устраивает так, что наши встречи ежедневны, и при каждой из них у меня закипает кровь. И кружится голова от Вашей красоты! Это великое мучение – находиться рядом с Вами, когда Вы столь любезно общаетесь со своим Дмитрием, но это и самое великое наслаждение – быть рядом с Вами! Достаточно лишь одного Вашего взгляда! Одной Вашей улыбки, чтобы отринуть все тяготы этой жизни. Я самый несчастный человек на земле! И в то же время я самый счастливый! Потому что на этой земле есть Вы, прекраснейшая Ольга Викторовна!

А. К.

30 марта 1911 года»

От этого клочка бумаги веяло такой безысходностью и такой нежностью, что сердце моё, казалось, застучало в унисон неизвестному мне «А. К.». А ещё мне остро захотелось узнать, что же случилось с «Прекрасной Ольгой Викторовной» и так обожающим её поклонником. И мой город услышал моё желание. С того дня я каждую неделю стала находить в тихих подворотнях обрывки старых писем. Эти обрывки складываются в удивительную историю. Историю людей, живших когда-то в моём городе. Городе у моря. Городе, готовом открыть свои тайны любому, кто захочет их узнать.

Часть писем я так и не нашла. Но мне очень хочется узнать, чем же закончилась эта история. И я каждый раз, проходя по тесным улочкам «старого города», с надеждой вглядываюсь в кирпичную кладку. Может, именно сегодня мне повезёт, и мой город подарит мне ещё один лоскуток этой дивной истории.

Дело № 13.

Старший следователь Пётр Семёнович Хлынов с тоской смотрел в грязное окно. За окном лил дождь, придавая настроению следователя ещё больше уныния.

Подозреваемый ёрзал на обшарпанном табурете, не решаясь прервать возникшую паузу. Следователь отвернулся от окна и внимательно посмотрел на своего визави. Щуплый мужичок с большими натруженными руками виновато опустил взгляд и сник. Довольный достигнутым эффектом, Хлынов сел за стол и положил перед собой чистый лист бумаги.

– Сам всё напишешь, или пойдём длинным путём? – устало спросил следователь.

– А что писать-то? – оживился мужик.

– Всё с самого начала, – с надеждой ответил следователь. – И поподробнее.

– С какого начала? – не понял подозреваемый.

– Значит, не хочешь признаваться, – устало констатировал Хлынов. – А жаль. Чистосердечное признание смягчает наказание.

– Да я бы рад, – пробормотал мужик. – Только не знаю, за что наказывают.

Следователь, вздохнув, достал из картонной папки с надписью «ДЕЛО № 13» несколько листов, исписанных убористым почерком, и пару официальных бланков с фотографией подозреваемого.

– Значит, вы Степанов Иван Антонович, тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, – прочитал он надпись под фотографией.

– Он самый, Иван Антонович, – закивал подозреваемый.

– И вины своей не признаёте? – на всякий случай спросил Хлынов.

– Да какой вины-то, гражданин следователь? – занервничал Степанов.

– Ты мне, Степанов, невинную барышню из себя не строй! – рявкнул следователь. – Все свидетели на тебя указывают!

– Какие свидетели? – выпучил глаза обвиняемый.

– Все! – не сбавлял тона следователь. – Вот. Ярыгина Мария Семёновна, Савосин Николай Семёнович, Лишкин Константин Игоревич, – перечислял он, перекладывая рукописные листы из одной стопки в другую. – Все как один указывают на тебя.

– Да кому вы верите, гражданин следователь? – запричитал Степанов. – Этот Костик, он же не просыхает никогда. Он же за бутылку мать родную продаст. А баба Маня, она по жизни головой ударенная. Она вам не то что про меня, она и про снежного человека, и про инопланетян такого порасскажет. Только успевай записывать.

– Это, Степанов, не рассказы, а свидетельские показания! – с нажимом пояснил следователь, выразительно постучав пальцем по протоколам опроса. – Или ты начинаешь говорить прямо сейчас, или никакого снисхождения тебе не будет!

– Да я готов, гражданин следователь, – залепетал Степанов. – Только никак не пойму, про что рассказывать. Вроде живу как все. Никого не убил. Ничего не украл.

– Не украл? – прищурился следователь. – А расскажи-ка мне, Степанов, есть ли у тебя дома свет?

– Свет? – не понял подозреваемый. – Свет есть. Как же без света?

– И плита, наверное, есть электрическая? – кивнул следователь.

– И плита есть, – непонимающе подтвердил Степанов.

– И чайник? – продолжил свою игру Хлынов.

– И чайник, – согласился подозреваемый.

– То есть электроприборы в твоём доме есть, и ты ими пользуешься? —уточнил следователь.

– Конечно! – удивился крестьянин. – Как же теперь без этого. Зимой можно и печку растопить, а летом-то жарко. Да и не натопишься.

– А скажи-ка мне, Степанов, – прервал размышления подозреваемого следователь, – откуда в твоём доме электричество?

– Ну… есть, – смущённо пробормотал Степанов.

– Откуда оно там у тебя есть, когда ты за электричество уже два года не платишь, и тебе его отключили? – задал главный вопрос Хлынов.

– А кому мне за него платить? – пробурчал Степанов.

– Энергокомпании! – с нажимом произнес Хлынов.

– Да с какого ляда я им платить должен, если они мне его отключили? – возмутился Степанов. —Ещё в прошлом годе провода обрезали и даже столб выкопали.

– Но электричество у тебя в доме есть? – вновь прищурился следователь.

– Есть, – кивнул Степанов.

– Так откуда оно у тебя берётся, раз тебя отключили? —рявкнул Хлынов.

– А это уже моё дело, – буркнул Степанов.

– Нет, Степанов, – возразил следователь. – Дело это не твоё, а уголовное! «Кража» называется, в особо крупных размерах.

– Какая кража, гражданин следователь? – встрепенулся Степанов. – Ничего я не крал. В жизни копейки чужой не брал.

– А откуда тогда электричество, раз не крал? – не унимался следователь.

– Не крал, – упрямо повторил Степанов и, спустя секунду, опустив взгляд, тихо добавил. – Я его сделал.

– Как сделал? – не понял следователь.

– Руками, – коротко ответил Степанов.

– В смысле – руками? – не поверил следователь. – Что, поводил руками над чайником, и он заработал?

– Ну, не совсем так, конечно, – заулыбался Степанов. – Я генератор собрал.

– Степанов! – прервал подозреваемого следователь. – Какой генератор? Ты бы на бензине разорился! Или у тебя под домом нефтяная скважина открылась?

– Нет у меня никакой скважины, – расплылся в улыбке Степанов, оценив юмор следователя. – Я эфирный генератор собрал.

– Какой? – не понял следователь.

– Эфирный, – повторил обвиняемый. – Он от эфира работает, а не от бензина.

– А эфир ты где берёшь? – на всякий случай спросил следователь, почувствовав подвох.

– Нигде не беру. Его не надо нигде брать. Он везде есть.

– Степанов! – рявкнул следователь, окончательно запутавшись. – Какой, нахрен, эфир? Ты что мне тут лепишь? Говори, как ты умудрился так к линии подключиться, что электрики твоё подключение найти не могут?

– Да никуда я не подключался! – возмутился обвиняемый. – Говорю же, генератор у меня в погребе стоит эфирный, от него всё электричество. Он, конечно, слабенький, но мне хватает.

Хлынов внимательно посмотрел на Степанова, потом долго и натужно выдохнул. Дело, которое казалось ему пустяковым, обещало затянуться. Упорный обвиняемый признаваться в краже явно не собирался, на улице лил дождь, а от этого дела зависела квартальная премия. Дома ждали жена и тёща с длинным списком претензий. Сын-оболтус выпрашивает мотоцикл, а начальник требует раскрытых дел.

– Так. Начнём с начала, – Хлынов сменил тон с угрожающего на отечески-сочувствующий. – Я всё понимаю. Не хочется тебе платить за электричество. Они, электрики эти, в конец оборзели. Но и ты меня пойми. Электричеством ты пользуешься. И электрокомпания с тебя живого не слезет, пока ты им за него не заплатишь. Тебе лучше сейчас признаться и спокойно за всё заплатить, чем потом через суд. Они тебе в суде ещё и штраф припаяют. А знаешь, какие у них штрафы? Догола разденут, и ещё должен останешься.