Алфавит

После его длинного монолога над их лавочкой повисла долгая пауза. Артём начал корить себя за то, что не сдержался и рассказал всё этой близкой, но, по сути, незнакомой девушке.

– Знаешь, что? – прервала его мрачные мысли Светлана. – Я думаю, что ты просто не хочешь жениться.

– Нет, я хочу, – возмутился Артём. – Настя прекрасная девушка, и я её люблю.

– А я не говорю, что ты её не любишь, – прервала его Светлана. – Ты не хочешь жениться вообще.

– Ну, как же без этого? – спросил Артём, вдруг понимая, что Светлана права.

– Спокойно, – ответила Светлана.

– Но Настя хочет, – не унимался Артём. – Для неё это важно.

– А для тебя? – задала как всегда правильный вопрос Светлана.

– Не знаю, – ответил Артём, прекрасно понимая, что врёт.

– Всё ты знаешь, скромный и сильный Артём.

После этих слов Светлана встала и, не прощаясь, ушла, а Артём остался сидеть на «зелёной» лавочке, не в силах принять правильное решение.

Скандал был страшный. С битьём посуды и выбрасыванием вещей в окно. В тот вечер Настя предстала перед Артёмом в совсем другом виде, превратившись из миловидной девушки во взбешённую фурию. После скандала она уехала к маме, разорвав напоследок все их общие фотографии. После ухода Насти Артёму почему-то стало легче, и он просто лёг спать, расчистив в осколках битой посуды «тропу» до кровати.

На следующий день Светлана не пришла. Он прождал её до самой темноты, так и не решаясь открыть глаза. На следующий день девушка тоже не появилась, но Артём с упорством осла продолжал каждый вечер ходить на «зелёную» лавочку. Спустя неделю он, потеряв всякую надежду, пришёл в парк для того, чтобы попрощаться.

Солнце клонилось к закату. Парк захватила осень. Огромные дубовые листья тихо падали на дорожки, и редкие прохожие разгребали их ногами, на минутку окунаясь в детство. Артёму вдруг подумалось, что эта осень захватила не только парк, но и всю его жизнь. Он привычно закрыл глаза, и мир наполнился сотнями звуков. Музыка жизни в этот день была похожа на капли осеннего мелкого дождя, покрывающего сухую листву.

«Скоро зима», – подумал Артём, представляя, как весь парк покроется белым снегом, который уже через день превратится в серую слякоть. Эти мысли заставили его поёжиться и поднять воротник пиджака.

– Ты меня обманул, – вдруг раздался знакомый голос.

– В чём? – спросил Артём, вздрогнув от неожиданности.

– Она не зелёная, – деланно надула губки Светлана. – Она синяя.

Засыпай.

Старый ночник из стеклянной банки и светодиодной лампы забирался своими лучами в каждый уголок уютной комнаты. Радость насыпала в банку горсточку разноцветных кристаллов, и свет из просто белого превратился в сюрреалистически волшебный. Радость любила такие маленькие штрихи, внося в каждую вещь что-то своё. Наклейки на телефон, раскрашенные тетрадки, игрушки с именами. После этого вещи становились действительно её. «Надо бы что-то сделать с яркостью ночника», – в очередной раз подумал я. Разгрёб среди сваленных на полу вещей свободное пространство и уселся рядом с кроватью.

– Настоящее творчество рождается в хаосе, – улыбаясь, оправдывалась Радость, раскладывая вокруг себя свою стаю.

Стая с самого раннего детства защищала её от ночных кошмаров. Сначала это была маленькая собачка Глория, без которой Радость никогда не ложилась спать. Глория путешествовала с ней не только в другие города, но даже и в другие страны. Лет через пять Глория истрепалась, и мы хотели заменить её, купив очень похожую на неё плюшевую псинку, но Радость закатила истерику, и у Глории появилась сестра Аврора. Потом к ним присоединились Слоник и Медвежонок. С годами стая разрослась настолько, что в случае чего могла без труда загрызть даже динозавра. Но этого было мало. Запасная стая ждала своего часа в шкафу, сразу под настольными играми. Иногда им везло, и кто-то из «запасников» удостаивался чести пару недель охранять Радость в кровати, но Глория, Аврора, Слоник и Медвежонок всегда были главными и никогда не отправлялись в шкаф.

– Ну что, о чем поговорим сегодня? – спросил я, надеясь на то, что не придётся, как всегда, придумывать темы для разговора.

– Ну… давай ты поругаешь меня за бардак, – начала Радость, уютно устраиваясь на подушке, – а потом расскажешь мне сказку.

– Сказку? – удивился я. – Я тысячу лет не рассказывал сказок. Ты ведь уже не ребёнок.

– Для тебя я всегда буду ребёнком, – улыбнулась Радость.

– Ну хорошо, – решил схалтурить я. – Тебе какую? Про колобка или про репку?

– Не сачкуй! – скривила губы Радость. – Новую придумай.

– Новую? Я не умею, – сделал я последнюю попытку, понимая, что от сказки мне сегодня не отвертеться.

– Пап! – нахмурила брови Радость.

– Не папкай! – притворно огрызнулся я. – Про что хоть придумывать?

– Другое дело, – победно улыбнулась Радость. – А расскажи-ка мне… – она на секунду задумалась и, сверкнув глазами, выпалила: – Про Сны!

– Про Сны? – удивился я.

– Про Сны, – кивнула Радость. – И чтоб там всё как положено было. Добро со Злом, и волшебство всякое.

– Ну, тогда слушай, – тянул время я, поудобнее устраиваясь на жёстком полу…

Давным-давно, когда деревья были маленькими… Нет, деревьев тогда ещё не было. Тогда вообще ничего почти не было, ни дня, ни ночи, ни даже времени. Жил-был. Стоп. Как же он жил, если времени не было. Нет. Он просто был. Так вот. Давным-давно был Засыпай. В смысле, не тот, которым ямы засыпают, а тот, который всем говорит: «Засыпай». Подходит он, значит, к любому встречному, и на ушко ему шепчет: «Засыпай». Его поэтому Засыпаем-то и прозвали. Не то чтобы каждый после его шёпота сразу спал, потому как повстречаться с Засыпаем можно и в неудобное время. Вот, скажем, сидишь ты на работе или на уроках, а тут он. «Засыпай», говорит. А как тебе засыпать, если нужно задачку по математике решать, и Мария Ивановна строго так смотрит. К ней Засыпай на уроках никогда почему-то не приходит. Вот и мучаешься. В одно ухо Засыпай шепчет, а в другое Мария Ивановна правила рассказывает. А посередине ты. И не засыпаешь, и правила не слышишь. В общем, происходят с ним неприятные встречи. Но не нужно думать, что Засыпай это со зла делает. Просто привычка у него такая давнишняя. Он ведь раньше – ну, тогда, давным-давно— совсем один был. Скучно ему было, одному-то, до тех пор, пока он не встретил Сны. При первой встрече все, конечно, испугались. И, между прочим, было отчего. Ну вот представь себе, ты один долгое время, даже непонятно, насколько долгое, потому как времени тоже нет, и тут раз! – и ещё кто-то. А Сны, те ведь тоже одни были, пока Засыпая не встретили. В общем, испугались все жутко. Раз и навсегда. Они, кстати, до сих пор всего боятся. Чуть шум какой или страх, так Засыпай вместе со Снами так прячутся, что порой до утра их не дозовёшься – ни Засыпая, ни Снов. Ну а тогда, давным-давно – трах-бах! – полная паника у всех, и только пятки сверкают.

Разбежались они в разные стороны, отдышались. А самим-то интересно – кого это они повстречали? Снам-то попроще. Они всегда толпой ходят. Бывает, конечно, что какой-нибудь самый длинный да яркий от общей стаи отобьётся, но это редкость. В основном Сны по одному не ходят, не то что Засыпай. Так вот. Посовещались Сны между собой и решили назад идти, искать того, кого встретили. Были среди них, конечно, такие, которые наотрез отказывались к Засыпаю возвращаться, но в общем голосовании они проиграли, потому что в большинстве своём Сны ребята смелые и отважные. Они кого хочешь победить могут. Есть даже такие сны, которые настолько отважные, что и самых огромных драконов не боятся, и целые горы свернуть могут. В общем, пошли Сны обратно, Засыпая искать. А Засыпай в это время сидел и дрожал неподалёку. Потому как тогда он был совсем не быстрым парнем. Это сейчас он если захочет, то может за три минуты к любому человеку прийти, а тогда… Тогда ему и идти-то не к кому было, потому что и людей ещё не было. Вот и не тренировался он совсем. А нетренированный Засыпай, он далеко не убежит. Нашли его Сны почти в том месте, где встретили. Потихоньку, полегоньку, чтоб ещё раз не испугаться, стали знакомиться. И так они друг другу понравились, что даже подружились. Засыпай очень обрадовался тому, что он теперь не один. А Снам понравилось, что теперь есть кому показать всё своё волшебство. Ведь если волшебство показать некому, то его вроде как и нет. Вот что толку, скажем, в розовом единороге, если его никто не видит.