(Не) мой папа

– Непременно. До свидания.

Мне еле удается скрыть разочарование. Новых сотрудников нет. Значит, Женя не захотела здесь оставаться, а я так надеялся ее увидеть…

Недовольную рожу приходится оставить за дверью. Прячу разочарование, раздражение и другие ненужные чувства и захожу в раздевалку:

– Здравствуйте.

Ольга Алексеевна развешивает на доске детские рисунки, одним глазом посматривая на ребят. Я украдкой кошусь на шедевры и облегченно выдыхаю: хорошо, что это простые снежинки, а не портрет мамы, а то бы Серега там такого наваял, что хоть стой, хоть падай.

– Добрый вечер, – улыбается она, – сегодня тоже решили раньше забрать?

– С работы просто сбежал. Как там мой хулиган?

– Прекрасно, – она заглядывает в группу и зовет, – Сережа, за тобой пришли.

– Папа, папа! – сын убирает на место коробку с мозаикой и бежит ко мне, а в группе снова остается одна девочка с белым хвостиком на макушке. Мне почему-то становится за нее обидно. Интересно, где ее непутевый папаша? Мог бы тоже пораньше забрать свою девочку, как и все остальные.

– Маришка, пойдем тоже одеваться? – предлагает воспитательница. – Погода хорошая, снежок на улице. Пока гуляем, мама придет.

Девчонка тут же расцветает, торопливо запихивает игрушки на полки и бежит в раздевалку.

Ее ящичек через один от Сережиного. Пока они сидят рядышком и натягивают колготки, я решаю пообщаться с педагогом насчет подарка. Надо действительно сделать доброе дело и купить детям новых игрушек.

– Ольга Алексеевна, я тут подумал, надо бы нам обновить игрушки. Что скажете?

Она сначала смотрит на меня немного недоверчиво, видать, ожидая подвоха, но потом понимает, что я не шучу, и ее глаза загораются:

– Было бы неплохо.

– Вы мне скажите, что надо. Я привезу.

Она тут же начинает охать и суетиться, перечисляя названия, которые я никогда раньше не слышал и вряд ли запомню. Увидев недоумение в моем взгляде, шлепает себя ладонью по лбу:

– У меня же список есть с фотографиями, как раз к родительскому собранию готовила, – говорит и убегает в спальню, а я остаюсь наедине с двумя детьми.

– Пап, это Марина, – гордо говорит мой парень, – мы с ней друзья.

– Молодцы.

– Она очень красивая, да?

Девочка поднимает на меня взгляд, немного смущенный, робкий, полный какой-то потаенной надежды.

– Очень, – я не лукавлю.

Девочка действительно очень милая. На щеках ямочки, хвостик этот смешной, розовые щечки и губы бантиком.

Сын все щебечет и щебет, рассказывая о своих успехах, а я почему-то зависаю на его подружке. Наблюдаю за тем, как она самостоятельно одевается – выворачивает свитер, высунув от усердия язык, сама натягивает дутые штаны.

Только когда доходит очередь до шапки – путается, не справляясь с веревочками. Заглядывает в группу в поисках воспитателя, но Ольга Алексеевна все еще в спальне, ищет заветный список. После этого нерешительно смотрит на меня.

– Давай завяжу? – с улыбкой предлагаю свою помощь.

Марина кивает и с самым серьезным видом подступает ближе. Я присаживаюсь рядом с ней на корточки и аккуратно завязываю.

Все это время она не отрываясь смотрит на меня. У этой девчонки глаза такого глубокого синего цвета, что кажется, будто тонешь в океане. Такие же были у моей матери. Я даже немного зависаю от этого взгляда.

Магия рассыпается, когда в раздевалку возвращается Ольга Алексеевна

– Вот возьмите, – протягивает мне список, – будет здорово, если получится купить что-то из этих игрушек.

Я не глядя запихиваю бумажку в карман:

– Сделаем, не переживайте.

– Пап, и мне шапку завяжи, – просит Сережка.

Помогаю сыну забраться в комбинезон, и мы уходим, только напоследок я не могу удержаться и оборачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на Маринку.

Девочка сморит мне вслед, как маленький волчонок, а потом отворачивается.

Уже в машине Серого Волчка пробивает на поболтать:

– Пап, а мы будем елку наряжать?

– Будем, в выходные.

– А Дед Мороз придет?

– Куда же он денется. Конечно, придет.

– А подарки будут?

– Будут.

– Много? – глазенки горят.

– Все зависит от того, как ты себя вел в этом году, – с усмешкой смотрю на него в зеркало заднего вида.

Парень сосредоточенно кивает:

– Я старался.

– Значит, все будет. И Дед Мороз, и елочка, и подарки.

Мне бы то же подарочек. Всего один – услышать Женин голос.

– Посидишь минуточку? Я позвоню, – выхожу из машины и набираю ее старый номер. По памяти. Все эти годы я старался его не вспоминать, а тут цифры сами всплыли. Я не уверен, что она ответит, даже не знаю, рабочий ли еще номер, но все равно жду, трепетно прислушиваясь к тишине. Гудков так и нет.

Черт…

– Позвонил? – сыну всегда любопытно, что я делаю.

– Да. Только не ответили, – горечь все-таки проскакивает в мой голос, и Сережка ее чувствует.

– Тебя обидели?

– Нет, Сереж. Это я обидел… одну очень хорошую девушку.

– Зачем? – искренне не понимает он.

Хочется сказать: затем, что я дурак. Но это было бы неправдой.

– Затем… чтобы спасти. Ее и еще кое-кого.

Кое-кого маленького и очень любопытного.

– Значит, она не будет обижаться. Ты же хорошо поступил.

– Она об этом не знает.

Сын озадаченно замолкает. Все слишком сложно. Такая головоломка еще не для него. Он размышляет над этим всю дорогу до дома и выдает самый очевидный вариант:

– Ты ей все расскажи, и она перестанет сердиться.

– Я подумаю, – с натянутой улыбкой киваю ему и помогаю выбраться из машины.

Как расскажешь? Если руки до сих пор связаны? Да и нужны ли ей эти разговоры? Столько лет прошло, у нее наверняка появился хороший мужчина, который любит ее, уважает, а не ведет как конченый придурок без всяких на то причин.

Мы поднимаемся домой. Раздеваемся, моем руки и идем в кухню. Я уже не рассчитываю на то, чтобы найти там что-то съестное, но к горе грязной посуды и сожженному чайнику оказываюсь не готов.

Чем эта овца здесь занималась?!

– Иди-ка посмотри мультики, а я пока порядок наведу, – выпроваживаю сына в комнату, а сам тянусь за телефоном. – Давай, малыш. Я тебя позову.

Он убегает к телевизору, и уже через минуту оттуда доносятся голоса персонажей и музыка. Иду следом и тихонько смотрю в просвет между дверью и стеной: сын сидит в кресле и зачарованно смотрит в экран, не замечая ничего вокруг.

Я звоню жене. Раз пять. Она не торопится отвечать, и это заводит меня все сильнее. Поэтому, когда в трубке раздается ее сахарное «да, любимый», меня уже несет:

– Ты что здесь устроила? Что за погром?

– Не ругайся. Просто я очень торопилась, вот и не успела убрать.

– Не успела поставить посуду в посудомойку и вытереть со стола? А с чайником что? Болтала по телефону и забыла про него?

В ответ оскорбленное молчание.

– В общем, так, я пальцем к этому срачу не притронусь – придешь, будешь убирать. И мне плевать на твои маникюры-педикюры.

Она что-то там гундит, но я сбрасываю звонок. Меня трясет от одного ее голоса.

***

Танька возвращается часа через два. Вся такая надутая, разобиженная и сразу с претензиями:

– Ты испортил мне все новогоднее настроение. Я даже не стала пить кофе у мастера.

Зашибись, настроение ей испортили, да еще и без кофе оставили. Бедняга.

– Переживешь. Иди, срач тебя ждет.

У нее в немом изумлении вытягивается лицо. Похоже, она думала, что я поворчу и все сам уберу. Нет, дорогая моя, не уберу.

– Сейчас?

– А когда же еще? Хочешь, чтобы это всю ночь простояло?

Татьяна оскорбленно поджимает губы, швыряет полушубок на вешалку и проскакивает мимо меня в кухню.

– Давай просто купим новый чайник.

– Давай вообще посуду каждый раз выкидывать и новую покупать.

Боже, я не понимаю, почему у нас идет такой разговор. Мы как глухой с немым. Не видим, не слышим друг друга. Какая это семья? Какой смысл жить в этой клетке?