Хитросплетения

Ричард Благостный повертел в руках маленький листок с короткой строкой: «Польские соболя хороши, но привередливы, посему под английский климат не приспособлены», – и обратил взор на министра.

– Что он сообщает? – поинтересовался Дешторнак.

– Предупреждает, что Владислав[17] нам не чета, – ответил король.

– Высочество изволит перечить Величеству? – добро усмехнулся в усы граф.

Ричард откинул бумажку на стол и забарабанил пальцами по его поверхности:

– Выходит, что так. Иначе расшифровать эту записку я не могу.

– Он умён, как десять королей, но не хочет этого показывать, – произнёс Клиффорд. – Подозреваю, Польша не очень довольна тем, что наследник он, а не Фредерик.

– Совершенно недовольна, – кивнул Ричард IV и стал потирать в задумчивости красивую бородку левой рукой. – Но у нас нет выбора сейчас, а предложить варианты дочери я должен, иначе она воспримет свадьбу с Генуэзским, как насилие над собой. Ты сам мне это говорил.

– Этому альянсу всё равно быть, Ваше Величество. Даже если не как браку, то как политическому оплоту. Они поняли друг друга слишком хорошо при встрече.

– В этом я не сомневаюсь, Вильям.

Де Нанон в третий раз пробегала расширившимися от ужаса глазами коротенькую записку. Ноги подкосились. Девушка схватилась рукой за оконную раму и с трудом сделала несколько шагов, чтобы подойти к столу с колокольчиком. Позвонив, она вцепилась в спинку стула и дождалась камеристки.

Девушка сделала книксен.

– Немедленно позови ко мне герцога Ландешота, – приказала д’Альбре холодным тоном, чтобы не выдать слишком явного своего волнения.

Сердце бешено колотилось в груди. Едва Жозефина покинула будуар, герцогиня по стеночке дошла до секретера, на котором стояли свечи и лежало огниво. Взяв последнее, она, так же едва ступая, дошла до камина. Руки дрожали. Лишь с четвёртой попытки удалось высечь пламя и запалить записку. Бросив огненный клочок бумаги меж холодных камней, Констанция выпрямилась и вдохнула полной грудью. Лёгкие отозвались болью…

«Если это правда… Если я нашла её, если он жив…» – бессвязно кружились в голове француженки мысли, в то время как дышать становилось всё труднее. Девушка добралась до окна и распахнула его настежь. Свежий ветер дунул в лицо, голова перестала кружиться, но боль не уменьшалась: сердце ныло, а кровь ударила в виски. Констанция коснулась руками груди и попыталась ослабить корсаж. Мысли завертелись с новой силой.

Сколько времени провела она так, у распахнутого окна, д’Альбре не знала, но очнулась от дум, когда за спиной раздались знакомые шаги. «Я поспешил на Ваш зов, маркиза, – начал говорить герцог, но едва девушка обернулась, он бросился к ней, протянув руки: – Да что с Вами?! Вы так бледны, Господи! Врача!»

Де Нанон рухнула в руки первого пэра без чувств.

Принцесса и фаворит катались верхом. День выдался тёплый, даже слишком, и быстрый аллюр на разгорячённых лошадях, с одной стороны, давал возможность играть в догонялки с ветром, а с другой стороны, разогревал тело.

– Всё – надо купаться! – категорически заявила девушка и поспешно спустилась с Бурана.

– Что? – округлил глаза Джером. – Купаться? Сейчас?

– Да! И мне плевать, что скажут люди!

С этими словами принцесса развязала пояс длинного шлейфа амазонки и скинула колет. Джером спешился, продолжая пялиться на названую сестру удивлёнными глазами. Корсета на ней не было. Оставшись в белой батистовой блузке и синих трико, принцесса вошла в волны Темзы.

– Ну, давай! Чего ты боишься?!

Джером махнул рукой, снял плащ, колет, дублет и сапоги. Войдя в воду, он почувствовал необыкновенно приятную негу, которая разлилась по всему телу. Принцесса плескалась, как ребёнок, звонко смеялась и брызгала в названого брата водой. «Оправдываешь своё прозвище, Русалочка!» – подумалось Остину Вендеру.

Через полминуты к берегу подоспел эскорт. Ребята из третьей смены под предводительством Сема Тоберта улыбались до ушей, наблюдая весьма умильную картину купания наследницы.

– Чего встали? Давайте к нам! – призывно смеясь, позвала друзей Ирена.

Рыцари не заставили себя просить дважды. Только Сем Тоберт приказал половине остаться на берегу, чтобы следить за обстановкой, а потом поменяться.

Филипп Говард, наблюдавший за прогулкой Ирены с круглой башни, опешил и опустил подзорную трубу. «Не может быть, это уже ни в какие рамки…» – пробормотал мужчина и снова поднёс оптику к глазам. Приблизив изображение, он навёл его на наследницу, которую не особенно скрывали тёмные волны Темзы. Тонкая рубашка, промокшая насквозь, подчёркивала её точёную фигурку в те мгновения, когда наследница показывалась над водой.

Новая мысль мелькнула в голове виконта. Он опустил трубу, захлопнув её, прищурился, облизнулся и поспешно спустился в канцелярию.

Едва врач покинул покои француженки, Ландешот плотно запер двери, оставив за ними даже верного Жака, который первым прискакал на помощь своей госпоже. Герцог склонился над изголовьем её кровати.

– Вы простите мне эту дерзость, мадемуазель? – глядя в глаза де Нанон, спросил мужчина на родном языке дамы. – Обычно я не врываюсь в девичьи спальни, но Ваша жизнь слишком дорога для меня, чтобы я оставил Вас хоть на минуту сейчас.

– Пустяки, герцог, я скоро приду в себя, – усаживаясь выше на подушках, ответила француженка и подтянула покрывало на грудь. – Просто сердце не выдержало жары.

– У Вас? Привыкшей к более тёплому климату? – недоверчиво скосился начальник охраны. – Что произошло на самом деле?

Де Нанон поджала губы и покачала головой. Мужчина понял, что говорить она не будет.

– Я сегодня же должна уехать, милорд, – по-английски произнесла девушка. – Сейчас позовите моего слугу, я дам ему распоряжения, а после ещё пару часов смогу уделить Вам, если пожелаете.

– Желаю, – кивнул Ландешот. – Тем более, если Вы уезжаете, я желаю надышаться теми мгновениями, что Вы проводите в Виндзоре, миледи. Ведь, вероятно, Вы сами не знаете, когда вернётесь?

– Не знаю, – кивнула девушка. – Но надеюсь, что очень скоро… И с добрыми вестями!

Тяжёлая дверь неприятно скрипнула. В полутьме комнаты явственно виднелись очертания огромной кровати. Анжелина сидела на кресле, обхватив колени и откинув на спинку голову.

Фридрих, практически не издав ни звука, приблизился к жене. «Бесшумно скользящие шаги у них в крови, наверное», – подумала английская красавица и медленно повернула голову в сторону мужа.

Неясный свет трёх больших свечей в канделябре бросал на лицо и тело англичанки дрожащие блики. На ней была только лёгкая рубашка из белого батиста. Высокая полная грудь Анжелины мерно вздымалась под прозрачными складками. Красно-каштановые локоны красиво спускались вдоль щёк на плечи. Принц мысленно выругал сам себя за то, что уже полторы недели не приближался к собственной жене, занятый объездом молодых жеребцов и романом с Фишер.

– Я давно тебя не видел, – извиняющимся тоном произнёс он на немецком языке.

– Да, я тоже тебя не видела очень давно, – членораздельно ответила красавица.

Мужчина сел на подлокотник кресла и несколько раз аккуратно поцеловал тонкую белую шею принцессы. Она осталась холодна. Такой реакции, вернее, её полного отсутствия, Фридрих не ожидал.

– Ты не прогонишь меня, Энжелин?

– Отчего же? Ты мой муж, – глядя в одну точку перед собой, нейтрально произнесла красавица.

Голос её прозвучал отрешённо, словно вовсе не она всего лишь два месяца назад, затаив дыхание давала обещание перед алтарём любить его всю свою жизнь.

– Обиделась?

– Нет, что ты. Я привыкла быть одна.

Фридрих понял, что разговаривать на эту тему не имеет смысла. Уверять Анжелину в чём-либо он просто не рисковал. Единственный способ загладить вину – одарить жену той лаской, которой ей так не хватало в эти 10 дней.

Принц крепко обнял супругу, поднял на руки, усадил к себе на колени. Бессознательно она прикоснулась к его затылку, слегка взъерошив длинные золотистые волосы. Нежные поцелуи мужчины покрыли шею красавицы, спустились на грудь и стали настойчивее. Тёплые руки ласкали её истосковавшееся по нему тело. Бороться с самой собой было трудно: отчаяние и обида крепко переплелись в сердце принцессы Бранденбургской, но сейчас на их место вставала обыкновенная человеческая страсть. Противиться себе Анжелина не хотела – признать, что ей не хватает мужа, как любовника, было невыносимо сложно для собственной гордости, но и игнорировать его после стольких дней отсутствия близости она уже не могла.

17

Имеется в виду польский королевич, будущий Владислав VI, король польский и великий князь литовский.