Страница 8 из 34
- Вы никогда не приходите сюда, - сказал мужчина, - вам сюда нельзя!
- Я заблудился, - повторил я, а затем сбивчиво начал рассказывать о том, как еще утром пошел с котоголовом ловить рыбу, и как прилег на солнышке и меня разморило, и про то, как котоголов внезапно свалился в воду и мне пришлось бежать вдоль ручья, который внезапно стал речкой, а потом и рекой.
- Тебе надо обратно?! - то ли спросил, то ли утвердительно сказал мужчина.
- Они меня потеряли, - тихо проговорил я и подумал, что Старшая Мать обязательно будет сердиться, но больше всего мне стыдно перед Монкой, которая и послала меня ловить рыбу.
- Я тебя провожу! - сказал мужчина, а потом вдруг спросил: - Тебя как зовут?
Я замялся.
Нам нельзя было называть своих имен никому, кроме тех, кто жил с нами в одном жилище. Это тоже было правило, установленное матерями света еще задолго до моего рождения. По крайней мере, они сами говорили так, а еще учили нас тому, что имя означает всю нашу будущую судьбу.
- А что значит «Тимус»? - спросил я Старшую Мать сразу же, как только услышал на занятии про имя и про судьбу. Она отвесила мне подзатыльник, и я решил, что пока мне просто нельзя этого знать, как нельзя знать, к примеру, и то, что было в то время, когда все было иначе и был искусственный свет.
- Меня зовут Хныщ, - сказал мужчина. А потом показал на собаку и добавил: - А его - Волк!
Я продолжал молчать. Котоголов посмотрел на меня, и мне вдруг показалось, что он улыбнулся.
- Не хочешь, не отвечай! - засмеялся мужчина. И вдруг громко свистнул.
Пес сразу же вскочил и подбежал к хозяину.
- Пойдем, - сказал седобородый, - мы тебя проводим!
И он, не оглядываясь, зашагал в сторону леса, пес бежал впереди, а котоголов - рядом со мной, временами то ли исчезая, то ли просто сливаясь шкуркой с жухлой осенней травой.
Мне хотелось рассказать обо всем этом Монке, но я не мог.
Еще одно правило: мы никогда не должны разговаривать ни с кем, кроме тех, кто живет с нами в одном жилище.
От них всегда исходит угроза, угроза же означает опасность, опасность может принести смерть.
Наша задача - жить и спасать свет.
Мы живем лишь ради этого, хотя только матери света знают, как делать так, чтобы свет был.
- Ты сегодня будешь сторожить бочку, - вдруг сказала Монка, - это просила передать тебе Старшая Мать!
Старшая Мать даже не захотела разговаривать со мной. Она просто велела передать Монке, что я наказан и что я буду сторожить бочку, а это значит: всю ночь не спать и смотреть, чтобы огонь не был ни большим, ни маленьким и чтобы он горел ровно, и временами надо будет брать ведро с вонючей жижей и добавлять ее в бочку, чтобы огонь не гас.
- Иди поешь, - сказала Монка, - и не попадайся Старшей Матери на глаза!
Мне захотелось плакать.
Ведь я ни в чем не был виноват. В конце концов, я мог плюнуть на все и не нестись спасать котоголова, который сейчас все шушукается и шушукается о чем-то с Монкой. Мерзкая тварь, отвратительное создание, гад хвостатый, слова возникали во мне сами по себе, мне хотелось подобрать с земли каменюгу покруче и швырнуть в звереныша. Хотя он тоже ни в чем не был виноват.
Мы с ним оба не виноваты, но меня посылают сторожить бочку.
А котоголов останется с Монкой, и она будет гладить его по голове, а он тихо и сладко урчать, и на его мордочке опять появится странное выражение, дающее сходство с маленьким ребенком.
Котоголовам можно все. Ведь только они знают, где и в каких ямах плещется темная жидкость, которой наполняются бочки.
И где надо ловить рыбу.
И как снимать боль.
Когда кто-нибудь заболевает, то один из котоголовов вспрыгивает на больное место, и через несколько часов боль отступает.
- Пора, - говорит мне Монка, - дождавшись, пока я доем оставленный мне кусок мяса. - Тебе пора сменять Белку.
Белка - моя ровесница. Мы недолюбливаем друг друга, ей не нравится, что я вижу странные сны и что Старшая Мать временами просит их рассказывать.
А мне не нравится, что Белка часто смеется надо мной и говорит, что настоящий мужчина должен меньше спать, тогда он будет чаще ходить на охоту.
Но сегодня я не стану спать.
Старшая Мать потому так и взъелась на меня, что ей приходится меня наказывать.
- Иди, - говорит Монка, - и смотри не засни!
Опять ярко светит огромная, в полнеба, луна, так что мне хорошо видно, куда идти.
Белка караулит самую дальнюю из бочек. Вокруг серо-черные тени деревьев, еще не наступил тот час, когда просыпаются ночные птицы, но мне все равно не по себе.
В жилище сегодня будут играть в биоскоп.
Я не знаю, что они будут смотреть, может, что-то такое, только для взрослых.
Мужчины устали на охоте, мужчинам надо отдохнуть, в такие вечера матери света разрешают им развлечься и поиграть в особый биоскоп, куда ни дети, ни подростки не допускаются.
Они все хорошо поели, выпили настойки и ждут, когда Старшая Мать даст сигнал.
В прошлом году я попытался пролезть и посмотреть, что же это такое - игра в биоскоп для взрослых.
Но один из мужчин поймал меня и выкинул на нашу половину жилища.
Зато Белка пролезла и потом долго рассказывала какие-то страсти, которым я до сих пор не могу поверить.
Белка ходит вокруг бочки и ждет, когда ее сменят.
- Ха, - говорит она, - вот тебя-то я не ожидала!
Я не отвечаю. Белке незачем знать, что Старшая Мать наказала меня и отправила в ночь.
- Значит так, - говорит Белка, - ты должен быть все время рядом и смотреть, чтобы огонь горел вот на этом уровне!
Она показывает мне, на каком уровне должен гореть огонь.
- И смотри не усни!
Она уходит в сторону жилища, а я сажусь рядом с бочкой.
Она не горячая, она теплая.
По крайней мере, так мне кажется.
Я сажусь рядом и приваливаюсь к ней спиной.
Смотрю на небо и вдруг показываю язык луне.
Если чего-то очень боишься, то покажи своему страху язык.
И попытайся рассмеяться, тогда страх исчезнет.
Я не помню, кто научил меня этому.
Навряд ли Старшая Мать, ее не интересуют такие глупости.
Ее интересует одно: как сделать так, чтобы все обитатели жилища не голодали, чтобы в бочках горел огонь и чтобы каждый год рождался хотя бы один ребенок.