Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 13



Вся история человечества и, особенно, история религии свидетельствуют о том, что с древнейших времен в основу представлений о человеке, его функционировании, связях с природой было положено эмпирическое разделение души и тела. Донаучные представления о раздельности души и тела в восточной, а затем и в античной философии были существенно дополнены указанием на то, что связь тела с внешним миром осуществляется посредством органов чувств. Эта связь именовалась ощущением, которое, с одной стороны, относилось к физическому функционированию тела, а, с другой – к деятельности души.

Разделение души на ощущение и познание как отдельные виды ее деятельности фактически привело к тому, что психика с античных времен стала предметом изучения философов, вследствие чего вопросы, связанные с явлениями психики и психического отражения были включены в сферу философского исследования. При этом вопросы, затрагивающие психическое отражение, приобрели одинаковую важность с вопросами основного объекта философии познания – сущности бытия, и вошли в онтологическое содержание философии, где душа, наряду с материей и первоэлементами бытия, рассматривалась как целое, как одно из явлений бытия или его субстанция. Впервые подобное отношение к изучению психики, вопросов психического отражения: ощущения и познания мы находим у Аристотеля, что коренным образом отличает его от предшественников, разрабатывавших онтологические проблемы философии. Именно ими был подготовлен переход от изучения онтологического содержания души к изучению психического отражения. При обсуждении проблем, связанных с первоначалами или первоэлементами бытия, они на каждом шагу сталкивались с вопросами о правильности выбора исходных понятий и методов обсуждения, источников образования понятий у самих философов и методов (диалектика) их использования.

В «Метафизике» и в трактате «О душе» Аристотель в первую очередь критикует основные постулаты исследователей, истоки образования их философских представлений, на которых построено понимание и объяснение тех или иных явлений. Поэтому не случайно, что выявляя истоки образования понятия «идей» Платона, он тем самым указывает истоки зарождения идеалистического направления в научной философии. Аристотель приходит к заключению, что возникновение «идей» как самобытной субстанции основано на учении Гераклита о непрерывной изменчивости чувственного восприятия объектов и стремлении Платона найти в противовес гераклитовскому потоку вечно пребывающие предметы, которые в качестве таковых были бы способны стать объектами познания. «К учению об эйдосах, – пишет Аристотель, пришли те, кто был убежден в истинности взглядов Гераклита, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет; так что если есть знание и разумение чего-то, помимо чувственно воспринимаемого должны существовать другие сущности (physeis), постоянно пребывающие, ибо о текучем знания не бывает»[1].

В определениях Аристотелем ощущения и познания, текучести чувственно воспринимаемого и постоянства понятий, нетрудно увидеть понимание им ощущения и как определенного свойства души, и как определенного свойства тела, дающего возможность реализации действий тела в предметном мире. Но вместе с тем вопросы о взаимосвязи между ощущением и функционированием человека в предметном мире не входят в сферу его исследований, так как интересующая его проблема бытия души выступает в качестве главного вопроса при изучении в онтологическом аспекте истоков познания посредством понятий, которым свойственно удовлетворяющее познание постоянство и общность в противоположность изменчивости данных чувственного восприятия – ощущений. В рамках онтологического изучения души действие тела, осуществляющее связь с предметами посредством ощущения, принималось как чисто практическое функционирование человека. Но противоположно этому Аристотель раскрывает онтологическую сущность понятия действенности применительно к субстанциям материи – форме и душе. Как отмечает Гегель в своих лекциях по истории философии, деятельность у Аристотеля определяется как один из моментов бытия, как третье первоначало после материи и формы. Аристотель это первоначало выражает понятием «энтелехия». «Подробнее, – пишет Гегель, – Аристотель определяет сущность души, напоминая о трех моментах бытия: существует, во-первых, материя, которая сама по себе есть нечто; во-вторых, форма и всеобщее, сообразно которым нечто является тем-то, и, в-третьих, получающееся из них обеих бытие, в котором материя есть возможность, а его форма – действенность (энтелехия)… Душа есть субстанция, как форма физического органического тела, которое в возможности обладает жизнью; но ее же субстанция есть действенность, а именно действенность такого (одушевленного) тела… Душа, следовательно, есть действенность определенного физического или органического тела. Затем Аристотель переходит в той же главе к вопросу о взаимоотношении души и тела. Нельзя поэтому (потому что душа есть форма) спрашивать, не едины ли душа и тело, точно так же, как мы не спрашиваем, не едины ли воск и его форма, как мы не спрашиваем вообще, едины ли материя и ее формы. Ибо «одно» и «бытие» употребляются во многих значениях, но существенным бытием является действенность»[2].

В данном случае мы обнаруживаем глубокое диалектическое содержание понятия «свободной деятельности – энтелехии», которая «имеет в себе цель и является реализацией этой цели». По Аристотелю, именно деятельность является той основой, без которой нечто не может стать чем-то, и поэтому он понимает действенность как существенно главную форму после формы возможности, выражающей объективный задаток в себе. Не случайно Гегель, несмотря на свою симпатию к Платону, отмечает превосходство Аристотеля именно в том, что Аристотель в отличие от Платона определил диалектическую сущность идеи через действенность. Гегель считает, что у Аристотеля форма возможности скорее способность, чем сила, так как сила есть несовершившийся образ формы, а энтелехия «есть чистая деятельность из самой себя». Гегель продолжает: «Согласно Аристотелю, существенно абсолютная субстанция обладает возможностью и действительностью, формой и материей, неотделенными друг от друга; истинно объективное имеет внутри себя также и деятельность, равно как и истинно субъективное обладает также и возможностью. Из этого определения становится также ясным характер антагонизма, в котором находится аристотелевская идея к платоновской. Ибо, хотя идея у Платона существенно конкретна и определена внутри себя, Аристотель все же идет еще дальше. А именно, поскольку идея определена в самой себе, следует указать точнее соотношение моментов в ней, и это отношение моментов друг к другу нужно именно понимать как деятельность… Точкой зрения Платона является всеобщее: она выражает сущность более как объективное, благо, цель, всеобщее, – однако в нем отсутствует, или во всяком случае отступает на задний план начало живой субъективности как момент деятельности. И в самом деле, этот отрицательный принцип не выражен у Платона непосредственно, но по существу он содержится в его определении абсолютного как единства противоположностей; ибо это единство есть, по существу, отрицательное единство этих противоположностей, которое снимает их инобытие, их противоположение и приводит их обратно в себя. У Аристотеля же ясно определена, как энергия, именно эта отрицательность, эта деятельная действенность, состоящая в том, что это для-себя-бытие раздваивает само себя, упраздняет единство и полагает раздвоение, ибо, как говорит Аристотель, «энтелехия разделяет»[3].

Приведенная цитата свидетельствует не только о высокой оценке Гегелем глубокого аристотелевского понимания энтелехии, она раскрывает также понимание самим Гегелем диалектической сущности понятия действенности как упразднения единства и полагания разделения, снятия инобытия через «деятельную действенность». Здесь, если абстрагироваться от того, что Гегель применяет диалектический анализ деятельности относительно абсолютной идеи, и взять сущность деятельности как необходимую основу разделения материи на определенных стадиях развития живой материи и человека и отрицание инобытия природы порождения человека, соотношение моментов в ней (в природе) и понимание отношения моментов друг к другу как деятельность, то легко заметить, что именно такое понимание приводит к философским основам диалектического материализма в понимании сущности деятельности и ее связи и значения для раскрытия психики и психического отражения.

1



Аристотель. Сочинения. М.: 1975, т. I, с. 327.

2

Гегель. Сочинения. М.: 1932, т. X, с. 281.

3

Гегель. Сочинения. М.: 1932, т. X, с. 244.