Страница 16 из 28
Вместе с тем остается важный вопрос, можно ли переносить модели риска мужчин-преступников на женщин-преступниц, поскольку возможность такого переноса может и не быть такой однозначной. Отношения женщин со своими и чужими детьми и собственной сексуальностью имеют свои сложности и уникальные аспекты:
В настоящее время трудно распределить женщин-преступниц по уровням поддерживающих мероприятий либо вмешательства, основываясь на рисках, которым они подвергаются, и их потребностям, – не только потому, что существующие программы получают ограниченную поддержку, но также и потому, что прямой перенос на женскую группу моделей рисков/потребностей, разработанных для мужчин, может быть неприемлем. Фундаментальный вопрос, на который еще предстоит ответить, заключается в том, обусловливают ли различия между преступниками-мужчинами и преступницами-женщинами расхождения в статических и динамических факторах риска по этим группам.
Женское сексуальное насилие рассматривается на примере следующего случая, описание которого опирается на понятия о женской перверсии и о передаче моделей нарушенной привязанности между поколениями.
Лаура была направлена в судебную клиническую психологическую службу для оценки ее способности осуществлять должный уход за своей шестилетней дочерью Элизабет и предоставлять ей защиту после полуторагодичного заключения под стражей по обвинению в двух эпизодах посягательств непристойного характера, совершенных ею в отношении семилетнего мальчика и десятилетней девочки, не являвшихся ее собственными детьми.
Оба ребенка принуждались мастурбировать руками мужу Лауры в ее присутствии, а также она участвовала в принуждении этих детей к позированию для фотографий порнографического характера, на которых они касались его гениталий. Лаура была освобождена из-под стражи за три месяца до того, как попала ко мне. Поскольку она была осуждена за уголовные преступления против детей, Элизабет была внесена в реестр по защите детей под категорией «находящаяся в ситуации риска причинения сексуального вреда». Социальный работник, закрепленный за ее дочерью, запросил процедуру оценки риска потенциальной угрозы, которую Лаура может представлять для своего ребенка, а также экспертную оценку того, пригодна ли Лаура к психотерапии, направленной на решение психологических проблем, связанных с совершенными ею насильственными действиями сексуального характера.
На клиническом интервью Лаура предстала как тучная, приветливая женщина среднего возраста без каких-либо явных симптомов серьезного психического заболевания или признаков трудностей с обучением. Она выражала сильную обеспокоенность по поводу того, что ей приходится посетить амбулаторную клинику при печально известной психиатрической больнице и спрашивала, просили ли меня определить, не «чокнутая» ли она. На ней было мешковатое платье и шлепанцы, на голых ногах виднелись обширные признаки варикозного расширения вен. Передвигалась она очень медленно и в кабинет входила с заметной одышкой. Она шутила и была смешлива почти до агрессивности, и ее частый смех на протяжении всего интервью никак не соответствовал тем пугающим и тревожным событиям, которые она описывала. В ходе интервью она часто пародировала своего бывшего мужа, имитируя его голос и проговаривая яркие заявления сексуального характера. Казалось, что ее шутливость была формой бравады, защитой, скрывающей ее внутреннее беспокойство и дискомфорт. И на самом деле Лаура отменила два следующих тестирования, заявив, что наша первая встреча ее слишком сильно огорчила. Впоследствии она посетила заключительную встречу по оценке ее состояния, предложенную ею самой.
Лаура охарактеризовала свое детство как «обычное», однако описала образ контролирующей, отвергающей матери и далекого, эмоционально недоступного отца. Он часто находился вдали от семьи, неделями не возвращаясь домой, поскольку работал водителем-дальнобойщиком. Во время длительных периодов его отсутствия мать Лауры имела сексуальные отношения с несколькими мужчинами, каждого из которых дети называли «дядя». В течение детских лет Лауры у ее матери были периоды, по-видимому, депрессии, во время которых мать считала Лауру «плохой» и обращалась с ней с некоторым презрением, проявляя весьма незначительную привязанность и заботу.
Лаура была старшей из пяти детей и провела бóльшую часть своего детства, замещая мать в уходе за младшими братьями и сестрами. В возрасте между 8 и 14 годами Лаура подвергалась сексуальному насилию со стороны друга своей матери, человека примерно пятидесяти лет, к которому она относилась как к своему «дяде». Одно из проявлений произошедшего тогда с ней злоупотребления заключалось в том, что он фотографировал ее обнаженной, что требовало тщательной подготовки и большой степени секретности. Он также просил Лауру стимулировать его и мастурбировать ему, а сам в это время гладил ее волосы и лицо. Он мастурбировал ей руками, и периодически она испытывала оргазм. Лаура попыталась рассказать матери о происходившем насилии, но мать ответила «не сочиняй». Оглядываясь назад, сама Лаура характеризовала это злоупотребление как «милое» и рассматривала его как некую форму привязанности и интереса со стороны «дяди». Она чувствовала, что желала этого интереса к себе. Ведь до этого она ощущала себя нежеланной родителями, и ей казалось, что это вмешательство сексуального характера в ее жизнь было единственной формой внимания, получаемого ею от взрослых, которое она могла толковать как «проявление привязанности и заботы». Она чувствовала, что насильник искренне симпатизировал ей, заботился о ней, хвалил ее и в целом обращал на нее внимание. Она очень страдала, когда он прекратил контактировать с ее семьей и с ней, чувствуя, что он ее «бросил», но не видела в этом доказательства того, что его интерес к ней был связан прежде всего с эксплуатацией и надругательством.
Лаура училась в общеобразовательной школе и бросила учебу в возрасте 16 лет, сдав три государственных экзамена и устроившись на работу на фабрику по упаковке продуктов питания, где и работала, пока в 19 лет не вышла замуж за своего первого мужа. Он позволял себе физические насильственные действия в ее адрес в течение многих лет. Насилие началось, когда в 20 лет она была беременна их первым ребенком. От этого мужа она родила троих детей: дочери сейчас 21 год, одному сыну – 19 лет, и второму – 17. Она разошлась с этим человеком, когда ей был 41 год, и вступила в отношения с мужчиной, который стал ее вторым мужем, – с тем, который в дальнейшим обвинялся по уголовному делу вместе с ней. Ее дочь Элизабет была результатом этого брака. На момент вынесения решения о психологическом состоянии Лауры ее второй муж отбывал свой срок заключения за противоправные деяния непристойного характера, о чем написано выше. Трое ее старших детей были опрошены социальными службами, они отрицали, что когда-либо подвергались сексуальному насилию, демонстрируя шок в связи с обвинением их матери в совершении преступлений сексуального характера и приписывая вину ее второму мужу.
Поразительно, что описывая все совершенные ею сексуальные преступления, Лаура подражала голосу своего мужа, как будто она была неспособна понести ответственность за свою роль в преступлении и отрицала свое собственное возбуждение и удовлетворение. Она была неспособна описать пережитое жертвами с каким-либо реальным чувством сопереживания или сострадания и находила затруднительным представить, как они чувствовали себя во время и после жестокого обращения с ними. Она считала себя жертвой травли со стороны мужа, видя себя обделенной независимостью действий или волеизъявления, и ссылалась на те презрительные прозвища, которые давал ей муж, а также на то, что постоянное принижение ее значимости с его стороны свело в ней на нет всякое чувство независимости, достоинства или гордости. Она вспоминала, как он публично оскорблял ее, называя «жирной мандой», и призывал других поучаствовать в ее унижении. Лаура считала, что у мужа был чрезмерный интерес к мастурбации, и добавляла, что он вел себя садистично по отношению к ней, заставлял мастурбировать ему и сильно бил, если ей не удавалось доставить ему удовольствие. Ее имитации его голоса были точными и очень детальными, как будто она всецело находилась «в роли».