Близнецы. Часть первая

Дарья Чернышова

Близнецы. Часть первая

Посвящается И. Н. Б.

Любящей и любимой

Пролог 1. Они не доводили никого до слез

Два самых важных события в жизни человека – свадьба и похороны. В обоих случаях принято приглашать гостей, чтобы как можно больше людей засвидетельствовали: кое-каким имуществом теперь распоряжается кто-то другой.

Збинек Гоздава на своем веку повидал гораздо меньше свадеб, чем похорон – такова уж наемничья доля. Не было во всей Берстони края, где не вспухла бы земля хоть одним знакомым ему курганом. Вот и сегодня во сне он всю ночь напролет махал киркой, пытаясь целых сто человек – отборных, проверенных, своих – закопать на заснеженном пепелище.

На самом-то деле их хоронили победители. Збинек считал, что это справедливо. Уже два года прошло, давно поросли травой могильные холмы – значит, и хрен с ними, с мертвыми. Пускай, конечно, снятся ему, если так уж надо, но главное – он остался в живых и намеревался нынче как следует эту радость прочувствовать.

Потянуться, например, для начала. Збинек треснул локтем по высоченному резному изголовью, а потом на всю спальню раздался хруст костей. Что поделать – не юноша он уже, гетман Гоздава. Ну и что с того? Все при нем: и новый отряд, и кровать эта в господской спальне славного замка Сааргет, и красивая женщина рядом…

– Хватит кряхтеть, – сказала она. – Вставай.

Его красивая женщина была уже не рядом, а у большого письменного стола. Просматривая почту, она шнуровала платье, которое и платьем-то едва ли стоило звать: вместо юбок – длинные полы куртки поверх мужских штанов, но все с дорогущей вышивкой и нужными изгибами на бедрах и талии. Сплошь причудливые наряды шили для своей госпожи сааргетские батрачки, потому что она хотела носить именно такие. Ортрун Фретка всегда точно знала, чего хочет, и этим отличалась от большинства женщин.

– Да чтоб собаки загрызли этих слюнявых Верле! – громко выразила она свое текущее пожелание, сдув со стола одно из распечатанных писем. – Я позвала их на свадьбу, а они, видите ли, заболели.

Збинек усмехнулся. Ну да, и письмо пришло только сейчас – ужасная нерасторопность. Свадьба уже сегодня: пышная, шумная, даже драка будет, наверное, и выпивка польется рекой – как и положено в богатом землевладении, издавна знаменитом своими виноградниками. Здесь могло бы хватить имущества на десяток господских семей поскромнее, вроде слюнявых Верле, и измельчавших Корсахов, и даже проклятущих Тильбе, из которых вышел нынешний берстонский владыка. Что ж, теперь все они в длинном списке недругов Сааргета, значит, однажды дело до них дойдет.

Сегодня – свадьба. Такое хорошее, важное событие. Гоздава положил руки под голову и сказал:

– Ортрун Фретка, выходи за меня.

Завязывая на груди шнурки, она слегка скосила на него глаза и вздохнула.

– Нет. Оставь меня в покое, Збинек. Не видишь, я занята.

Он тоже вздохнул. Сегодня в Сааргете не их, чужая свадьба. Однако гетман Гоздава сделал себе имя на том, что просто так не сдавался.

– Давай позовем Венжегу, – предложил он, – чтоб прямо сейчас нас поженил.

– Он твой старший хорунжий, а не старший родственник, – возразила Ортрун, внимательная к традициям, когда те были ей полезны.

Збинек поморщился.

– Знаешь, где я видал своих родственников?

– Знаю. Я видала там Отто Тильбе вместе с его поздравлениями.

Ортрун с первого раза попала смятым листом бумаги в выглядывающий из-под кровати ночной горшок. Она все время ворчала, что ей не достает меткости, когда, отложив любимую булаву, брала в руки лук или арбалет, но стреляла не хуже брата, которого владыка посмел поздравить с женитьбой.

Збинек почесал плечом щеку и уцепился взглядом за вмятину на стене – еще одно свидетельство меткости молодой госпожи.

– Ну что, зовем Венжегу?

Она, глотнув воды, посмотрела на него поверх кубка.

– Штаны надень сначала.

– И тогда?

– И тогда мы пойдем женить Освальда.

Ортрун всегда знала, чего хочет и чего не хочет. Она хотела исполнить мечту своей покойной матери и добиться того, чтобы владыкой Берстони избрали мужчину из рода Фреток. Замуж она не хотела. Збинек получил первый отказ в этой комнате, когда на стене над кроватью только появилась вмятина.

Гоздава был старше Ортрун на целое поколение, и его поколение успело наворотить дел, за которые Берстонь до сих пор расплачивалась – чего стоила одна по-глупому развязанная и позорно проигранная война. В то далекое время Збинек и побывал в Сааргете впервые – как молодой наемник, уже закаленный в боях с колдунами Хаггеды и жаждущий больше легкой добычи, чем мог дать строптивый восток. Покойная мать Ортрун, госпожа Мергардис, тогда была еще вполне себе беспокойная и искала способ избавиться от главного беспокойства – незаконнорожденного брата, смертельно обиженного на нее за всякое.

Тогда Збинек взял заказ на сааргетского ублюдка – так здесь и поныне звали подлого старину Бруно, – но потом, встретившись с ним лично, взял деньги, которые тот предложил вместе с чьей-то отрубленной башкой. Дельце было выгодное со всех сторон, обманутая госпожа Мергардис осталась довольна, а много лет спустя ублюдок отомстил-таки сестре за обиды. Это уже не касалось Збинека – ему было, в общем, плевать, – и он легко согласился помочь Бруно снова, когда тот пришел нанять его людей два года назад.

Все кончилось кровавой кашей из снега и пепла Старой Ольхи – вотчины прежде славного рода, чья последняя дочь уродилась колдуньей похлеще хаггедских. Збинек пришел туда с Бруно, чтобы сопроводить молодого Отто Тильбе на выборы в Столицу – или, если молодой Отто Тильбе окажется несговорчивым, окончательно и бесповоротно снять его кандидатуру. Молодой Отто Тильбе оказался женатым на гребаной колдунье и жутко несговорчивым. Наверное, между этими двумя вещами была некоторая связь. Ортрун, по крайней мере, всегда говорила, что между колдунами и всяким дерьмом непременно должна быть связь.

Вот Старая Ольха и стала не полем битвы, а настоящей скотобойней – только со скотом на месте мясника. В этом их проклятая колдовская сила: призывать мохнатых и пернатых тварей на свою защиту, чтобы те рвали на части честного бойца. Сотня честных бойцов Збинека полегла той зимой на старом пепелище. Люди Отто Тильбе – победители – их похоронили. Несговорчивый молодой господин отправился в Столицу и стал владыкой, чем жутко раздражал Ортрун последние два года, а Гоздава прямиком с поля боя привез ей готовенького Бруно, виновника ее несчастий и его поражения, которое мог предвидеть, потому что все знал о колдунье, но, подлец эдакий, не предупредил.

Казнив родного дядьку во дворе сааргетского замка, которым этот ублюдок так страстно желал владеть, Ортрун еще не догадывалась, что именно Збинек однажды уже получал награду за его хитрую голову. Но через несколько месяцев – прекрасных месяцев, почти без перерыва проведенных в постели – кто-то все же донес.

Это была их единственная крупная ссора. Гоздава рот не успел открыть для извинений – он всегда готов был в случае чего принести извинения, чтобы иметь возможность повторить то, за что извинялся, – как Ортрун выплюнула ему в лицо: «Продажный говнюк!» – увесистый комплимент для наемника. Потом она прокричала: «Ты обманул мою маму!» – и он подумал: «Да, и еще много разных женщин, и все они были на тебя не похожи». Прежде чем Гоздава хотя бы закончил мысль, Ортрун опять выпалила: «Если бы ты убил тогда этого полукровку, она была бы сейчас жива!»

Или уже загнулась бы от каких-нибудь колик, как случилось с матерью Збинека и наверняка целой кучей других хрупкотелых аристократок. Ортрун не была хрупкотелой, поэтому он сказал: «Прости меня, – сказал совершенно искренне. – И, будь добра, поставь горшок на место». Глиняные осколки тут же зазвенели у него над головой.

В стене осталась вот эта вмятина. Збинек, просовывая ноги в ботинки, уперся в нее рукой и спросил: