Страница 8 из 15
Конь перестал брыкаться, и Порфирий Львович поставил животное на место. Рогдай подобрал медленно подобрал меч, щит, и полез на скакуна. Левша был уверен, что тот
страшно бранится про себя, но пока что-то мстительное он сделать не решался.
– Благодарю вас за урок, люди добрые, – сказал Рогдай с натянутой улыбкой. По его виску всё ж сочилась кровь – достал его Левша своим кузнечным молотом даже сквозь его
прочнейший шлем. – Я остыл.
– Никто не окропит кровью мою кузницу, – напомнил Левша, хотя внутри у него всё сжималось от страха – он пошёл наперекор страшному чудовищу в обличии человека, и вряд ли тот просто так уйдёт. Но если бы он позволил тут казнить Руслана, ускакал бы просто так Рогдай? Вполне возможно, что нет.
Витязь кивнул и затрусил обратно… И едва Левша выдохнул, тот остановился. А затем, постояв на месте, развернулся, но боком к ним. Напряжение опять возникло в воздухе, хотя, казалось бы, после драки кулаками не машут.
– Когда я был маленький мальчик, – начал Рогдай громко, чтобы его было хорошо слышно, – мой отец говаривал мне, что всё будет по-моему. Всегда. Даже когда я буду на волосок от гибели, даже когда по моей голове будет течь кровь, даже когда я буду стоять на коленях, израненный вражеским…
– И что? – воскликнул Порфирий, сжав кулаки. – Отца твоего тут нет.
– Нет, – согласился Рогдай. – Но всё будет по-моему всё равно.
Он повесил щит на седло, быстренько прикрепив его ремнём, а затем сорвал с седла свой колчан и закинул на спину. Да, Рогдай был искусным бойцом, но и стрелком он был крайне неплохим. В руках его появился лук. Вот он уже положил на тетиву стрелу – с красным оперением и стальным наконечником. И вот она уже звонко пропела, разрезая воздух свистом.
Порфирий резво – по-медвежьи – бросился в сторону, чтобы правой рукой отбросить Левшу подальше, как будто тот был не тяжелее мешка с перьями. Но стрела вонзилась богатырю прямо в грудь. Пахарь свирепо зарычал; Рогдай накладывал на тетиву сразу две стрелы.
– Изыди, нечисть, – прохрипел Порфирий Львович и подхватил исполинскую наковальню Левши, а затем бросил её как камень.
Ворон отскочил в сторону, увернувшись от предмета, могущего пришибить их обоих, а Рогдай выстрелил ещё раз – обе стрелы тоже достигли цели, и Порфирий упал на колено, но тут же встал, глаза его пылали гневом.
– Каждый поплатится, каждый! – заорал бешено витязь и сорвался смерчем с места. Он снова вернулся к преследованию.
– Порфирий! – вскричал Левша, подскочив к раненому богатырю.
– Вот и всё, – сказал тот, усаживаясь на землю. На его рубахе расплывалось три кровавых пятна. – Прошу тебя, Леонид, это моя последняя просьба…
Левша обнял за необъятные плечи богатыря и молча слушал его, а глаза застилали слёзы горестным туманом.
– Настаёт время истинного добра. Скоро наша земля освободится от них… От этих колдунов, от басурманов, от мародёров… Помоги ему, Левша. И пусть рассвет…
Огромный мужик медленно повалился набок, уставившись невидящими глазами перед собой. Так пал великий пахарь-богатырь.
––
Людмила держалась стойко… Она очень была испугана и сердце её щемила тоска по отцу и возлюбленному, и чувствовала она, что бьётся Руслан где-то со страшным врагом. Но сейчас ей необходимо было думать о себе.
Черномор бросил её в спальню, приставив к дверям няньку и одного из своих кошмарных богатырей. Няня была просто приземистой женщиной со смугловатой кожей и страдальческим выражением лица, чья голова была увенчана белым чепчиком, а вот сам
личный гридник выглядел как оживлённая фигура, вылепленная из воска. Он был в чёрной длинной кольчуге и чёрном островерхом шлеме. Кожа его лица была чуть пообвисшая, рыхлая, с зеленоватым оттенком. Глаза его вообще не мигали, он даже не дышал, а просто стоял рядом, когда няня принесла поднос с едой. Руки он держал на рукоятках двух мечей, прикреплённых к его поясу, и смотрел куда-то перед собой.
Спальня была поистине королевской – просторная, с огромнейшей кроватью. Людмила и сидела на подушках, поджав ноги к груди. Как Черномор её принёс сюда, так она и сидела, даже ни разу не ступив на мраморный пол, покрашенный в чёрно-белые квадраты, даже ни разу не подойдя к просторнейшему окну с тёмно-красным подоконником; ни разу не взглянув в квадратное зеркало в золотом обрамлении; ни разу не открыв дубовый резной шкаф…
А когда она увидела, кто пришёл вместе с няней, она вообще задрожала всем телом.
– Поешь, – сказала няня, поставив поднос на столик рядом с кроватью. На подносе были фрукты в изобилии: виноград, яблоки, апельсины. И бокал с водой. Наверное, с водой; по крайней мере, жидкость эта выглядела как вода. – Наш хозяин просит прощения, что так получилось…
– Пусть вернёт меня на место, в мой отчий дом, – сказала Людмила, стуча зубами от испуга. – Тогда и поговорим.
Няня покачала головой и вздохнула, как будто обнаружила свою дочь замужем за каким-нибудь проходимцем, который бросит её беременную.
– Хозяин просит прощения за грубость, – повторила она. – Хозяин полюбил Вас с первого взгляда, и хочет, чтобы Вы были его женой…
– У меня есть жених, – сказала Людмила, но тут же прикусила язык… Мало ли что. Вдруг её похититель пошлёт кого-нибудь из своих недвижимых за Русланом. Только сейчас она почувствовала запах, исходящий от этого гридника – мокрый, резкий. Будто он лежал в пруду лет десять, прежде чем её заточитель взял его к себе на службу.
– Теперь у Вас другой жених, – с пугающим нажимом предрекла няня. – Вам надобно отобедать с ним.
Где-то по коридору раздались шаги, и вскоре в дверь робко постучали.
– Это он? – воскликнула Людмила, зарываясь в пуховые подушки как можно глубже.
– Нет, – ответила няня, и на её устах мелькнула лёгкая улыбка. – Это мои помощницы. Я слышу их нежную поступь. Входите!
Дверь открылась, впустив трёх худеньких девиц – совсем молоденьких, с печальными лицами. Одна держала перед собой лазурный сарафан, другая – несла золотое ожерелье.
– Сейчас мы Вас украсим, – сказала няня.
– Я не хочу, – отмахнулась Людмила.
Девицы приблизились к кровати и поклонились.
– Выйди отсюда, – сказала няня, повернувшись к черноморскому гриднику, но тот даже бровью не повёл, вообще ничем не повёл, как будто к нему не обращались. – Выйди, я сказала! Барышне надо переодеться.
Ни шагу назад, ни единого движения. Воитель нёс вахту достойно, может, даже достойнее, чем от него требовалось.
– Ты хочешь, чтобы я хозяину нашему пожаловалась? Господин Черномор сказал мне, чтобы ты меня слушался! А не будешь… Я знаю, он сегодня не в духе.
Через несколько секунд он послушался. Развернувшись на месте, соблюдая всю неестественность и неживость своих движений, он прошёл к выходу, медленно шлёпая подошвами своих сапог, будто они были насквозь мокрые.
– Да, я не могу Вас заставить, барышня, – печально сказала няня, когда этот ходячий мертвяк закрыл дверь с той стороны. – И Вы можете отказаться… Но я вижу же, что Вы очень хорошая и добрая, потому прошу Вас надеть этот сарафан, взять ободок… Если я не смогу Вас убедить это сделать, мы будем наказаны.
– И как же вас накажут? – сердобольная Людмила испугалась ещё сильнее, но уже не за себя.
– Могут высечь, – призналась та, что принесла сарафан. – А сечь будет один из этих… Вы сами видели. Может засечь так, что памяти лишишься… Будет бить лихо!
– Ладно тебе! – махнул рукой няня. – Какие страсти говоришь.
– Хорошо, – сказала она наконец. – Пусть так.
Черноморовские служанки приступили к своими обязанностям, явно испытав несказанное облегчение. Одна заплела ей косу, другая надела на неё лазурный сарафан, пришедшийся как раз в пору по осиной талии, третья же застегнула на шее ожерелье.
– Посмотри, – сказала няня. – Ну и впрямь царица!
Людмила спустилась с кровати, чувствуя сильный – и приятный – аромат от этих одеяний. Сладкий и терпкий… Она прошла к зеркалу, отливающему серебром, чтобы посмотреть на свой новый облик… Она выглянула в окно, когда проходила мимо: вокруг были крутые заснеженные скалы. Судя по всему, она находилась в какой-то башне, и не смогла бы выбраться, если бы захотела. Где-то внизу простирался густой лес.