Страница 4 из 15
– Почему? – спросил Руслан, услышав, как снаружи пещеры стал завывать ветер.
– Потому что мне пришлось заплатить, – прошептал старик. – Я потерял сорок лет, понимаешь?! Она явилась ко мне горбатой старухой, сморщенной. Омерзительной. Она сказала, что готова поддаться страсти. Но прошло уже сорок лет!
Он резко замолчал, сильно помрачнев.
– Она сама стала ведьмой и возненавидела всё живое… Руслан, будь осторожнее. Тебе предстоит сражаться с такими силами, которых ты ещё не видел, честно.
– И что же делать, отец? – обеспокоенно спросил парень.
– Скачи к Порфирию Львовичу, – ответил тот. – Ты же знаешь, кто это?
– Я слышал, – кивнул Руслан. – Это пахарь.
– Это добросердечный богатырь, я за него ручаюсь. Спроси у него совета. Он сам противостоял многим ворогам. Сильным и хитрым. Он по-бычьи силён и необычайно умён. Как выберешься из леса, ищи берёзовую рощу, к ней и скачи. Она довольно далеко, но около неё и найдёшь необъятные пашни. Там разберёшься.
– Что ж, тогда надо скакать, – сказал Руслан и заёрзал.
– Нет, тебе надо отдохнуть, – не в пример строго сказал старец. – Толку от тебя сейчас не будет. Ложись, я подниму тебя по рассвету. И поскачешь. Да и скакуну твоему отдых нужен.
Руслан не стал спорить, хотя хотелось узнать много ещё о чём и помчаться прямо
сейчас. Он стал снимать с себя доспехи, чтобы остаться в нижней рубахе.
Подстилка на полу изо мха и соломы оказалась не слишком мягкой, но Руслан почти сразу же уснул. Как будто сражённый ударом молота.
Спал он тревожно и чутко, ему снилось, что он пытается вытянуть из бурлящей чёрной реки Людмилу, но её та неуклонно засасывает, превращаясь в тягучую грязь. И в конце тяжёлой борьбы Руслан сам падает в неё, безуспешно пытаясь выбраться.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
-–
Розовый рассвет пролился над лесами и степями, по-летнему ранний и быстрый.
Рогдай нещадно гнал своего Ворона, но тот, казалось, ничуть и не уставал, тяжело стуча копытами и гневно храпя. Гул разносился по всей округе, оглашая и диких зверей, и отшельников, и каждого тарбагана с пищухой, и медведя с косулей, что лучше сейчас не высовываться. «Бадаб-бадаб-бадаб-бадаб». Мерно и тяжело разносились удары копыт, подобно боевому барабану.
Чернокнижник резко злобно закряхтел и потянул на себя узду. Ворон недовольно заржал, зафыркал, но стал сбавлять скорость. Вскоре затихли почти все звуки, кроме тяжёлого конского дыхания и недовольного сипения самого всадника.
– Убью, – прошептал он зловеще, глядя в никуда. – Преграды все разрушу! Руслан, узнаешь ты меня!
Он потянул узду на себя опять, и, громогласно заревев, Ворон круто развернулся на месте. Стук копыт понёсся в обратную сторону, назад.
Природа, казалось, выдохнула, услышав, что чернокнижник поскакал назад.
––
Руслан проснулся быстро, едва старец подкрался к нему. Тревожный сон мгновенно сошёл на нет, без долгих отступлений. Спал он неудобно, дико замёрз, шея и рука затекла, он вообще обнаружил себя в неестественной позиции.
– Пора, сынок, – сказал старец, больше не улыбаясь. Лицо его в пещерной полутьме выглядело серым и очень осунувшимся. – Рассвет наступил.
Витязь молча стал собираться, чувствуя, как заныло плечо, на котором он лежал. Кольчуга, шлем, щит, перевязь с ножнами и мечом. Молча, внимательно. Кольчуга позвякивала, перевязь постукивала, рукоять меча покачивалась. Старик ничего не говорил, лишь наблюдал, сцепив руки в замок перед собой, глядя оценивающе. Чем-то этот парень напоминал его самого в молодости.
Когда они вышли из пещеры, Верный беспокойно ходил взад-вперёд, ожидая, когда же его хозяин появится. Увидев его, конь остановился, фыркнул и радостно задвигал ушами.
– Береги себя. И возвращайся с победой, – сказал старец на прощание, когда Руслан запряг скакуна и залез в седло. Он сидел с опущенной головой, перебирая в руках узду.
– Свидимся ли мы ещё, отче?
– Я много знаю, но это мне неведомо, – ответил тот и кивнул пару раз, задумавшись о чём-то своём. – Спеши.
Руслан поскакал к мостику через реку. Через минуту он уже во весь опор нёсся к распаляющемуся рассвету. Лесная чаще оставалась у него по правой стороне, а с левой стороны поля начинали расширяться и расширяться, но уже отсюда он видел вдалеке долину, около которой лесной массив сворачивал вправо, вот там-то и виднелась та берёзовая чаща, усеянная чёрно-белыми деревцами.
––
Фарлаф спал. Логично, потому добрые угощения на пиру его сильно охмелили. Лёжа в
тени раскидистого дуба, он свернулся полукругом, скрестив руки на груди и уронив тревожную голову на грудь. Он скакал, пока ему это не надоело. И остановился где-то после полуночи.
Фарлаф был известным гулякой. Он часто бывал на пирах, и сам устраивал пиры. Частенько он тщеславился и бахвалился, что может одолеть кого угодно, что он неоднократно встречался с разными рыцарями на турнирах, охотился в лесах на разных существ, о которых знавал лишь Кот Учёный. Наверное, одно из этих противостояний и играло в спящем мозгу Фарлафа, растягивая его губы в лёгком подобии улыбки.
Неожиданно в его сон стали прорываться удары. Глухие и отрывистые. Неуклонно и неспешно они становились громче… Или приближались. Ту-дук-ту-дук-ту-дук-ту-дук…
Фарлаф продрал глаза, искривившись недовольной гримасой. Первое, что он почувствовал – как страшно замёрз. Если кто спал на земле ночью летом, то тот знал, что под утро настигает довольно неприятный дубак, особенно, когда восходит солнце… Он зевнул, пострелял своими серыми глазами по сторонам и нашёл своего коняшку, пасущегося неподалёку.
Фарлаф стал подниматься, невольно усмехаясь тому, что ни щит, ни кольчугу он на себя не надел – всё это так и болталось на седле.
– Да, мой драгоценный, – сказал он самодовольно. – С твоей смелостью тебе бы с ханом печенегов выйти на мечах!… А не за бабами скакать.
Он прошёл к коню и стал снимать своё снаряжение… Кольчуга у него была блестящая, украшенная серебром и синими самоцветами, сплетённая на византийский манер. Посреди его белого шлема был большой красный самоцвет. На блестящем щите же у него был выбит именной герб – белый медведь. Рукоять меча – сплошь сделана белым золотом, ножны – из кожи… Даже натягивая на себя своё снаряжение, он жалел, что никто его не видит и не может восхититься им… Хотя скоро им восхищаться будет Людмила, только вернёт он её.
– Что, мой драгоценный, – сказал он, но обращался, скорее всего, сам к себе, а не к коню. – Скоро ещё один славный трофей будет в твоём имении. Дочка княжеская… Эх, какой пир закачу!..
Но когда он уже затягивал последний ремешок на своей блестящей кольчуге, то до него донёсся топот. И на этот раз это было не во сне. И он действительно приближался с темнеющей стороны – с одной пригорок, с другой – кончающаяся просека… Там скачет всадник.
Фарлаф неуклюже влез в седло и, стараясь не шуметь, стегнул своего коня. Тот послушно затрусил прочь.
– Но! Но! – прошипел витязь, подгоняя своего ретивого. – Пошёл! Пошёл!
Топот сзади резко перешёл в грохот – всадник выскочил откуда-то, то ли из просеки, то ли из-за пригорка, и теперь во весь опор опрометью мчался к нему.
– Ага! – рявкнул тот. – Остановись! Беседа есть!
– Пошёл! Пошёл! – закричал Фарлаф, пятками пнув коня. – Быстрее!
Конь послушно припустил по дороге. Уже почти залитой солнцем. Фарлаф украдкой оглянулся – рогатая громада преследователя всё ещё темнела в сумерках, но минут через пять – если продержится – он отчётливо его увидит… Хотя солнечный свет ему и не был нужен – он и так узнал этого знаменитого воина. Рогдай, сын бури и Левши.
– Стой, презренный! – заорал тот так, что у Фарлафа всё перед глазами померкло. – Дай голову с тебя сорвать! Бейся, как воин! Бейся, как мужчина!
Предложение хоть и выглядело ультимативно и заманчиво, Фарлаф всё же продолжил путь, машинально вжав голову в плечи. По обе стороны стремительно проносились пейзажи. Ему казалось, что палач его вот-вот настигнет и снесёт ему голову своим ударом. Кровь шумела в голове, под седлом скакун пытался изо всех сил; Фарлаф нещадно стегал его, но это не помогало – преследователь почти настиг его.