Корона тьмы. Сумеречные боги

– Король Андроис окрестил меня именем Талон и выдал за своего первенца, чтобы пощадить жизнь Фрейи. Но потом фейри нашли меня и вернули настоящим родителям.

Зейлан ждала, не скажет ли Киран еще что-нибудь, но принц молчал.

– Ты прав, мне действительно трудно в это поверить, – сказала Хранительница, наклоняясь вперед, чтобы прикоснуться к магическому огню, который не мог причинить ей вреда. Теплое пламя окутывало ее кожу, не обжигая. Рассказанная Кираном история была похожа на страшилку, которые рассказывали в Тобрии, чтобы запугать детей. – Но я верю тебе.

Киран удивленно приподнял брови:

– Правда?

Хранительница кивнула: никаких причин лгать у Кирана не было. К тому же его история объясняла, почему он и Фрейя были друзьями, особенно с учетом того, что до его неудавшейся коронации они якобы никогда не встречались. И по времени тоже все совпадало. Кирана похитили после того, как он родился, и нашли только одиннадцать лет спустя. Талон, в свою очередь, исчез в возрасте одиннадцати лет и больше в Амарун так и не вернулся. Конечно, то, что во младенчестве Кирана нашел именно король Андроис, было величайшим совпадением, но, с другой стороны, там, где были замешаны фейри, всегда происходили и продолжали происходить вещи, которые казались совершенно немыслимыми.

– А король Андроис знал, что ты фейри?

– Конечно, нет, или ты серьезно думаешь, что он оставил бы меня в живых?

Зейлан покачала головой. Король ненавидел фейри так же, как и его народ, так же, как раньше и она сама.

– Но Фрейя ведь знала об этом, не так ли? По крайней мере, ее, казалось, не беспокоило то, что ты – Неблагой фейри.

Упоминание о Фрейе заставило Кирана улыбнуться.

– Нет, она тоже не знала. Она приехала в Мелидриан, чтобы найти Талона, мое человеческое воплощение. В отличие от наших родителей и народа, она не верила в мою смерть и не переставала искать – пока она не нашла меня и не узнала правду.

– Должно быть, это было довольно страшно для нее.

– Наверное, ее радость снова видеть меня была больше, – сказал Киран, и к улыбке на его губах присоединилось ласковое выражение в глазах. Нельзя было не заметить, как много Фрейя значила для принца, несмотря на долгие семь лет разлуки. – Фрейя не возражает против того, что я – фейри. Она не такая, как ее отец. Думаю, вы с ней нашли бы общий язык.

Фыркнув, Зейлан отдернула руку от огня.

– Это вряд ли.

– Ты не верила и в то, что я однажды могу тебе понравиться.

– А кто сказал, что ты мне нравишься?

– Никто. Но иногда поступки показывают больше, чем говорят слова. – Губы Кирана изогнулись в теплой улыбке.

Дыхание Зейлан сбилось, сердцебиение ускорилось. Она крепче обхватила ноги, стараясь не выдать себя. Девушка не хотела испытывать таких чувств к принцу фейри, но сердцу было плевать на то, чего хотел разум. Сидя одна в отведенной ей комнате в доме Сибил, Хранительница часами убеждала себя, что ответила на поцелуй Кирана только из страха и отчаяния, движимая нежеланием умереть в одиночестве. Но в глубине души девушка знала: она обманывала себя, стараясь защититься. Киран, быть может, и не был таким жестоким, как большинство фейри, но он был Неблагим, и это не изменится никогда.

– Думаю, нам лучше лечь спать, – сказала Зейлан, избегая собственных чувств, и поднялась со своего места у огня. – Завтра будет напряженный день. Мы должны отправиться в путь с первыми лучами солнца.

Киран взглянул на нее снизу вверх. Свет пламени отражался в его голубых глазах, которые на изрытом шрамами лице казались еще ярче и пронзительнее.

– Не ожидал, что ты так легко воспримешь мое признание.

Зейлан пожала плечами:

– Меня не волнует, что ты был Талоном, потому что королевская семья совершенно ничего для меня не значит. Драэдоны высокомерны и самонадеянны, с их стороны крайне претенциозно выставлять себя в качестве богов. Король Андроис выдает себя за человека из народа, но он никогда не был рядом со мной. Он не помог мне, когда я изо всех сил пыталась выжить, изо дня в день, одна, без родителей, на улице. Так что да, для меня не имеет значения, был ты Талоном или нет. Я не поклонялась тебе тогда и не стану делать этого сейчас.

Губы Кирана дрогнули в улыбке:

– Я бы разочаровался, будь оно как-то иначе.

Издав какое-то невнятное бурчание, Зейлан отвернулась, чтобы не смотреть на его соблазнительные губы, и пошла умыться из ведра с водой, которую они набрали в ближайшем ручье. Лошади фыркнули, словно хотели пожелать ей спокойной ночи, и девушка легла на одеяло, стараясь устроиться как можно удобнее, насколько позволял каменный пол.

Она слышала, как укладывался спать Киран – всего-то на расстоянии двух вытянутых рук от нее. Потом в храме вдруг стало совсем тихо, но эта тишина была какой-то громкой. Огонь, затухая, едва слышно потрескивал, испуская последние вздохи. Сквозь щели храма по полу тянулся холодный сквозняк. Из леса до их слуха доносились звуки, издаваемые эльвами. Они лаяли, выли и вопили, время от времени слышались крики, похожие на человеческие: так эльвы заманивали свою добычу.

Зейлан содрогалась от ужаса, цепляясь за мысль о том, что скоро, очень скоро она доберется до Стены. Они были всего лишь в нескольких днях езды от Свободной земли, и сколько бы эльв ни встретилось у нее на пути, она вернется к Стене. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Зейлан видела других Хранителей и послушников, и не могла дождаться возможности проявить себя в тренировочном поединке.

Глава 12 – Ли

Статуя высотой в несколько метров посреди праздничной площади изображала Олдрена и Валеску, державшихся за руки. Не заметить ее было невозможно: скульптура возвышалась даже над храмом, который был восстановлен после неудачной коронации Кирана. Ступени, ведущие к святилищу, были окружены гвардейцами, а между ними и толпой соорудили барьеры, чтобы никто не мог подойти к королевской чете новобрачных слишком близко.

Сотни, а может, и тысячи Неблагих и Благих фейри собрались на еще недавно разрушенной площади, чтобы полюбоваться королевской парой. Народ ликовал. Большинство из них, казалось, радовалось этому браку, и, вероятно, не в последнюю очередь потому, что торговля теперь снова была в самом разгаре. Колонны повозок, груженных товарами из Даарии, въезжали в город, везя с собой огненные таланты, ткани и другие товары.

Не все фейри были исполнены счастья за Олдрена и Валеску: над площадью снова и снова разносились брань и оскорбления. Но гвардейцы пресекали в зародыше любой намек на восстание.

Закутанный в толстый плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном, Ли смотрел, как гвардейцы уводят фейри, который проклинал Олдрена за этот брак, называя его предателем Неблагих. Фейри отбивался, боролся с гвардейцами, но не мог сравниться с ними в силе. Что-то подсказывало Ли, что этого мужчину никто больше не увидит. Олдрен правил железной рукой, но, по-видимому, эта строгость была необходима, если он не хотел потерять контроль над своим народом. Худшие из восстаний миновали, все, что осталось, – это страх и разруха, но вряд ли потребовалось бы много времени, чтобы разжечь огонь новых бунтов, которые пока что были лишь тлеющими углями.

Ли еще наблюдал за фейри, которого уводили гвардейцы, когда шепот, шум и суета внезапно усилились. Хранитель устремил свой взор на храм. В гуще гвардейцев началось какое-то движение. Зазвучала музыка, и к храму подъехали несколько экипажей, запряженных белыми лошадьми. Ли вытянул шею, но был слишком далеко, чтобы что-то разглядеть. Мужчина встал еще до рассвета, чтобы занять хорошее место у храма, надеясь привлечь внимание Олдрена. Ли по-прежнему хотел поговорить с Неблагим фейри, но миновать гвардейцев, охранявших замок, было невозможно, а рисковать своей головой, проникая без приглашения, капитан не хотел. Это того не стоило.

– Видишь их? – поинтересовался Вэйлин, который не отходил от Ли, хотя толпа уже несколько раз грозила отделить их друг от друга.