Блеск

А вот мне страшно даже дышать в тишине, да и сердце стучит в груди как барабан. Я выжидаю несколько заветных секунд, надув щеки, чтобы задержать дыхание.

Мидас вздыхает и поправляет золотую тунику, одернув ее, после чего приглаживает рукой волосы, чтобы не выбивалась ни одна прядь. Спустя мгновение он поворачивается к выходу и уходит с глаз моих. Только услышав, как за ним закрывается дверь и стихают шаги, я делаю выдох.

Я скидываю одеяло и сажусь, понимая, что нужно незамеченной прокрасться мимо библиотеки и добраться до спальни до того, как Мидас возвратится к советникам. Если он зайдет ко мне и не найдет в своей комнате, то поймет, что я подслушала его разговор с царицей, а это… наверное, меня не приведет ни к чему хорошему.

Встав, я вылетаю из атриума, бегу по своему личному коридору, а затем останавливаюсь прямо перед аркой в дальнем углу библиотеки.

Слышу, как бормочут советники, как громко чавкает король Фульк, дыша через рот. Жует, дышит, жует, дышит. Омерзительно. Смело заглянув за дверь, вижу, что, по счастью, все сидят лицом к столу, никому нет дела до моей клетки, а Мидас не успел вернуться.

Солнце уже начинает садиться, забирая с собой тусклый серый свет, но мужчины не скоро закончат собрание. Советники точно будут трудиться всю ночь напролет, как и в предыдущие дни, но я не хочу торчать тут с ними.

Скрыться в своих покоях мне удастся, только если я проберусь туда до возвращения Мидаса. С глаз долой, из сердца вон. Или я лелею напрасную надежду. Скорее всего, он будет не в духе после разговора с Малиной, а я не хочу попасть под перекрестный огонь.

Чтобы оказаться в личных покоях, нужно миновать эту библиотеку. Мидас приказал, чтобы верхний этаж замка перестроили, дабы я смогла беспрепятственно по нему бродить. Поскольку клетки, встроенные в каждую комнату, не ограничены, они ведут в специально созданные для меня комнаты – из одной в другую и так вплоть до другого конца дворца. Но это означает, что есть только один способ добраться в другой конец замка – мне придется пройти через все комнаты.

Я еще раз бегло оглядываюсь, убедившись, что никто за мной не наблюдает, а потом на цыпочках крадусь через закрытую клеткой часть библиотеки. Моя цель – арка в дальнем конце комнаты. Я тороплюсь, но бреду осторожно. Идти слишком быстро не получится, иначе привлеку к себе внимание, но мне нужно поспешить и вернуться в свои покои до прихода Мидаса.

Мне остается сделать три шага, когда вдруг слышу:

– О, ты вернулся.

Я замираю, но, оказывается, никто на меня не смотрит. Всеобщее внимание пало на Мидаса, который только что вошел в библиотеку.

Подхватив юбки, я прыгаю в арку и несусь по коридору. Буквально за секунду до того, как меня заметит Мидас. Я перестаю бежать, только когда оказываюсь возле своей ванной и гардеробной. После заскакиваю в комнату и, привалившись к стене, выдыхаю.

Радуясь удавшемуся побегу, на минуту запрокидываю голову назад. В голове роятся мысли. Повезло, что меня не поймали.

Я опираюсь о стену, размышляя обо всем, что узнала. Не только из подслушанного разговора, но и из собранных по крупицам сведений во время военного совета Мидаса. Видимо, даже царица Малина с опаской относится к дерзкой атаке Мидаса.

Впрочем, немудрено, что он не обсудил с ней свое решение. Такое ему свойственно. Он руководствуется сугубо своими целями и замыслами. На самом деле меня всегда восхищала эта его черта и присущая ему уверенность в своих силах. Он не родился в царской семье, как Малина. Его не готовили стать монархом. И каким бы жестоким он порой ни был, Мидас правит царством умеючи. Хайбеллу нужны деньги и сильный лидер, и царство получило и то и другое, как только трон занял Мидас.

Я осознаю, что день закончился и наступила ночь. По спине пробегает дрожь, и я потираю руки, чтобы прогнать покалывание.

Светлая сторона: если бы Мидас собирался прислать за мной, он бы уже так и поступил.

Царящий в моей комнате скудный свет померк и стал тенью, которая быстро погрузила покои в темноту. Отойдя от стены, я бреду в дальний угол комнаты. Иду по памяти, пока не оказываюсь возле небольшого столика, упирающегося в решетки.

Вслепую ищу подсвечник, который всегда тут стоит, но нащупываю не твердый предмет, а что-то теплое. И двигающееся.

Я испуганно пытаюсь отпрянуть, но не успеваю. Вперед вылетает рука и хватает меня за запястье, дернув на себя. Я падаю грудью на стол и выставляю руки вперед, чтобы ухватиться за него. Человек, что держит меня за руки, отпускает их и тут же хватает меня за волосы.

Я в панике тянусь вверх, по наитию пытаясь вырваться, но удерживающий меня человек не отпускает, как бы сильно я ни дергалась.

Я начинаю безжалостно царапать эти руки, надеясь содрать с них кожу на кровавые лоскуты, чтобы меня отпустили. Я чувствую под ногтями кровь, и человек шипит от боли, а потом ударяет меня головой о решетку так сильно, что перед глазами появляются звездочки.

У меня подгибаются коленки, тело раскачивается, в голове пульсирует, но рука, жестоко тянущая меня за волосы, не отпускает. Кожа головы горит от боли, и я вскрикиваю, но не успевает болезненный стон слететь с моих губ, как вторая рука закрывает мне рот, заглушая шум.

К сожалению, вместе с тем рука закрывает мне нос, и я начинаю задыхаться. Растерявшись от удара по голове и от темноты ночи, я впадаю в панику, брыкаюсь, пытаясь вырваться. Горло сдавливает, а ноздри раздуваются от необходимости дышать.

И несмотря на происходящее, я возмущена, что ко мне прикасается не Мидас.

Сколько себя помню, ко мне никто не прикасался. Никто бы даже не осмелился. За исключением мимолетных проявлений нежности от моего царя, мне так не хватает прикосновений, что сейчас отчасти я испытываю переизбыток эмоций и не в силах дать отпор.

– Держи ее.

Приказ звучит тихо, но властно. Человек, отдавший его, совершенно безучастен к затруднительному положению, в котором я оказалась. Сердце падает вниз, когда я узнаю голос.

Царица.

Тот, кто меня держит, дергает мою голову вперед и прижимает лицом к решетке, но закрывающая рот и нос ладонь отпускает. Я дышу прерывисто, шея вытянута под неудобным углом, а край стола впивается в бедро, когда меня заставляют над ним склониться.

Перед глазами появляется царица Малина. Она держит в руке свечу, и ее бледное лицо освещено огненными тенями.

– Думаешь, я не видела, как ты пряталась и подслушивала? – спрашивает она и подносит свечу так близко к моему лицу, что щеки опаляет жаром в раскаленной угрозе.

Я открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю даже обрести дар речи, как царица грозно приказывает:

– Молчать!

Я немедля захлопываю рот. Меня вновь тянут за пряди волос, боль разливается по голове, а глаза начинают слезиться.

Малина хладнокровно на меня смотрит.

– Фаворитка царя, – шипит она, словно это самое презренное слово в ее лексиконе. Наверное, так и есть. – Мне много лет не давало покоя, почему он позолотил никчемную сиротку и держит здесь в качестве трофея, – говорит царица и презрительно оглядывает мою клетку. – Но у Мидаса всегда были навязчивые идеи.

Я не навязчивая идея. Он меня любит. Ей просто не хочется это признавать.

Малина смеется, будто видит на моем лице отрицание.

– Думаешь, ты владеешь его сердцем? – спрашивает она с притворной жалостью в голосе и наклоняется, смотря мне прямо в глаза. Царица так близко, что я чувствую ее дыхание, рвущееся из приоткрытых бесцветных губ. – Моя дорогая, ты всего лишь собачонка, которую он держит в клетке. Трофей, которым он хвастается, чтобы казаться более интересным.

Ложь. Я знаю это, но я не настолько бесчувственна, чтобы смириться с ее словами, сказанными в порыве ненависти и ревности, и оставаться безучастной. Поэтому от ее заявления вкупе с пронзительной болью в голове в глазах скапливаются слезы, и одна из них падает мне на щеку.

Царица вздыхает и качает головой, устремив взгляд к заснеженному окну.