Страница 7 из 9
Под конец меня ожидал небольшой сюрприз. Набрав «Лола Мартен», я попал на исполнительницу антильских песен[4]. Ничего лучше и представить себе невозможно. Я тут же прослушал одну из песен, настоящий гимн Мартинике, пахнущий пуншем и доступным счастьем. Потом прочел комментарии. Pimpky46 написал: «Чистое солнце в ушах! К тому же нелегко завоевать себе место в мужской среде. Respect Love[5]»! Молодчина эта Лола. И всегда улыбается: бойцовские качества в утонченном воплощении.
Я прошелся по всем этим интернетным страницам, чтобы придать себе уверенности. Не знаю, почему меня так беспокоят фамилии. Я точно так же тревожился из-за Мадлен Жакет. Мне кажется, что в персонаже самое главное – именно фамилия. Из этого вытекает все прочее. Сейчас я не могу выбирать и потому ощущаю себя так, словно стал отцом уже названного ребенка. Оттого-то мне и захотелось понаблюдать за жизнью разных Мартенов – чтобы оценить, насколько они годятся для романа. И в конце концов я ощутил полное удовлетворение.
Я вернулся домой около одиннадцати. Компьютер я не выключал, так что сразу прочел то, что написал перед уходом. Всего несколько часов назад я почувствовал отвращение ко всякой выдумке и вышел на улицу – искать подлинную историю. Вроде бы глупо и нелепо… а, ладно, не все ли равно, как назвать интуитивные догадки. Главное, теперь в моем распоряжении целая семья. Пять персонажей, чьи жизни я могу рассказать. Меня воодушевляет мысль, что я снова с ними встречусь и узнаю продолжение. Пока нужно резюмировать то, что мне уже известно.
ЧТО Я ЗНАЮ О МОИХ ПЕРСОНАЖАХ (1)
Мадлен Жакет, приблизительно восемьдесят лет (точный возраст не узнавал). Две дочери – Валери и Стефани. Одна живет за границей. Между сестрами нечто вроде конфликта. Мадлен – портниха, работала в модных домах, что-то знает о Лагерфельде (выяснить подробности). Упомянула о первой любви с трагическим концом. Очень хочу узнать об этом больше. Проблемы с памятью. По словам дочери, начало Альцгеймера. Но я ничего такого не заметил.
Валери Мартен, сорок пять лет. Замужем, двое детей. Чтобы уменьшить нагрузку на мать, решила, что мне следует писать также о ней и ее семье. Учительница истории и географии в школе в парижском предместье. Часто заходит к матери. С виду не очень счастлива.
Патрик Мартен. Ровесник жены. Работает в страховой компании. Через три дня должен явиться по вызову к новому начальнику Дежюайо (проверить орфографию). Боится увольнения, сокращения штатов. Производит впечатление тревожного пессимиста. Внешний признак – носит усы (не знаю, насколько эта деталь интересна, но на всякий случай отмечаю).
Жереми Мартен, пятнадцать лет. Типичный подросток, полусонный и дерзкий. Но все же с некоторым чувством юмора.
Лола Мартен, семнадцать лет. Пожалуй, скрытная, за ужином почти не разговаривала. Ко мне отнеслась недоверчиво, но, видимо, тут замешано и другое: она словно бы живет не в реальности, а где-то в своих мыслях. Не хочу заранее настраиваться, но вполне возможно, что у нее есть какая-то тайна.
Этой ночью я видел странные сны. Вся семья Мартен высказывала мне страшные упреки, они даже грозились меня убить. Преследование со стороны персонажей – такого со мной еще не случалось. И ведь я отнесся к ним уважительно, ничего не сделал против их воли. Почему мое подсознание оказалось в тупике? Писательское творчество – одна из форм предательства. Писателями становятся виноватые. Не исключено, что момент, когда персонажи не могут переносить то, что я собираюсь о них написать, наступил раньше времени. Я проснулся с кислым вкусом во рту – вкусом неприятного предчувствия.
Валери предложила мне встретиться неподалеку от ее работы и вместе пообедать. Похоже, она приняла мой замысел близко к сердцу, так что, согласившись на ее предложение, я поступил правильно. Но я не собирался отказываться от своего первоначального источника и рассчитывал во второй половине дня зайти к Мадлен. Теперь моя жизнь состояла из встреч с членами этой семьи.
Выйдя из дома, я заметил сотрудницу турагентства с традиционной сигаретой. Накануне я еще думал, что она может стать моей героиней, я ведь видел ее каждый день. А что, если я одновременно буду писать второй роман – о ней? Я же могу параллельно сочинять разные истории, чтобы потом решить, какая самая интересная. Нет, невозможно. Нужно сохранять верность первому порыву и – в еще большей степени – случаю. Я тут же отказался от мысли об этом творческом адюльтере.
К тому же в литературном плане мне нравилась Валери. Меня всегда привлекали персонажи, живущие между двумя крайностями. Не счастливые, не несчастные. Они прозябают в некоей странной зоне, где проблема собственного преуспеяния теряется в лабиринте лет. Но одновременно человек чувствует, что дальше так продолжаться не может. Разочарования накапливаются и постепенно становятся непереносимыми. Возникает ощущение, что все вот-вот рухнет. Улыбка Валери это только подтверждала. Она махала мне рукой еще издали, из глубины школьного двора. Шагала она очень быстро, как будто радуясь случаю уйти с работы хотя бы на час.
Обычно она обедала в школьной столовой, в зале, отведенном для учителей. Они говорили об учениках и их проблемах, так что отвлечься за это время никак не получалось. Чтобы отдохнуть от сослуживцев, Валери могла бы обедать в соседнем ресторане. Но если бы кто-нибудь ее случайно там заметил, это, скорее всего, было бы истолковано превратно. В этом увидели бы отступление от правил коллективной жизни. Потребность в одиночестве часто воспринимается как проявление асоциальности. В человеческих отношениях все сложно, так что приходится иногда утаивать свои желания, чтобы потом не пришлось оправдываться. Вот почему Валери в обеденный перерыв никогда не уединялась и подчинялась обстоятельствам. И вот почему сейчас она была в приподнятом настроении. У нее назначена встреча вне школы – значит она имела законное право выйти наружу, божественное алиби.
Мы зашли в заурядное кафе с большим телевизором, на экране которого мелькали видеоклипы. По-моему, Валери слегка принарядилась, но все было достаточно скромно, так что я в этом даже не уверен. Наверно, ей хотелось выглядеть в книге как можно лучше[6]. Я намеревался задать ей множество вопросов, чтобы по максимуму использовать отведенное нам время. Но она меня опередила:
– Сегодня утром я купила одну из ваших книг.
– О, спасибо. Я мог бы ее вам подарить.
– Не благодарите. Мне просто хотелось немного лучше узнать человека, которому я собираюсь все рассказать.
– Понятно. Но в своих романах я очень мало говорю о себе.
– Я заметила, что сведений о вас там практически нет, но думаю, что это все же поможет мне понять вас немного лучше. Например, уловить интонацию. Я прочла всего несколько страниц, но, по-моему, в книге ощущается ирония, вызванная разочарованиями.
– Вот как… Что ж, значит, вы так ее восприняли.
– У вас, случайно, нет депрессии? – спросила она, улыбаясь.
– У меня? Нет… вовсе нет.
– Ваш юмор… он такой… депрессивный.
– Ну, раз вы так считаете…
– Но довольно милый.
– Спасибо.
– Можно задать вам личный вопрос?
– Можно.
– Вы женаты?
– …
Я вполне мог бы не записывать этот разговор и свой ответ ей. Оставить в романе только то, что касается семьи Мартен. Но я не могу скрывать их потенциальные контакты с другими людьми – это ведь тоже часть моего замысла. Вмешиваясь в чужие жизни, я сам становлюсь действующим лицом. Стало быть, нельзя исключить, что и я сделаюсь одним из героев этой истории.
Но сейчас мне следовало ей ответить. Ответить… что? Мне всегда было трудно говорить о себе. Едва ли возможно узнать что-нибудь про меня из моих романов, но я вообще человек довольно закрытый. Я никогда не испытывал потребности кому-нибудь довериться. Конечно, в трудные моменты советы или утешение близкого человека могут пролить бальзам на душу. Но мне кажется, что с сильным страданием не справятся никакие слова. Мои душевные раны часто затягивались в молчании. И еще: может, это звучит абсурдно, но я убежден, что знаю себя лучше, чем кто бы то ни было; я вижу свои ошибки и недостатки, вижу собственные упущения. Поэтому сокровенное я храню в себе. Хотя иногда и мне случается чем-нибудь поделиться – за обедом с друзьями, когда начинается обязательный обмен признаниями. Короче говоря, нет ничего удивительного в том, что я так предан писательскому делу: это лучший способ путешествовать вдали от себя самого. И я скорее стремлюсь убежать от себя, чем себя понять. Однако же приходится вот рассказывать о своей внутренней жизни не только Валери, но вместе с ней и читателю. По-другому не бывает: от расспросов уклониться невозможно. Вечно нужно сообщать, кто ты такой, что любишь, чем занимаешься, живешь один или с кем-то. Итак, раскрываться перед чужими людьми для меня равноценно тому, чтобы проводить отпуск, не покидая своей улицы.
4
Разумеется, рядом с ней упоминается ответственная сотрудница самого крупного кооперативного банка.
5
Уважение, любовь! (англ.)
6
Она не знала, что я не люблю описывать внешность моих персонажей.