Страница 2 из 10
Нынче нам подарили не просто букеты или икебаны в тарелке, а корзины цветов – точно балеринам на премьере. Ценные подарки представляли собой небольшие мраморные скульптуры под античные и на подставках, от которых тянулись электрические шнуры. Когда мы включили своих венер в сеть, то зрелище получилось совершенно захватывающее. Срочно вызвали фотокорреспондента и потребовали запечатлеть нас рядом и на фоне. Забегая вперед, скажу, что снимки в итоге получились жутковатыми: будто странное миникладбище с цветами, надгробными памятниками и счастливыми женскими лицами. Но за этот сюр фотокор премию на конкурсе потом получил.
В прошлом году сюрпризом были хокку – японские трехстишья без рифмы, но с философским содержанием. Их то ли подбирал, то ли сочинял, конечно, Стасик. Мы долго расшифровывали свои хокку, большей частью безуспешно. Например, одна наша сотрудница выгодно поменяла квартиру. Ей досталось:
Может, Стасик перепутал, как водится, и эта хокку предназначалась другой женщине, у которой муж зачастил на родительские собрания и в итоге сбежал к учительнице первого класса?
Или вот еще другая девушка, не только побывавшая на съемке передачи «Поле чудес», но и столкнувшаяся в Останкине с кудрявым поп-кумиром, который ей, остолбеневшей, бросил мимоходом: «Привет! Как дела?» Перепутал с кем-то, обознался. Но она рот открыла от счастья и только через десять минут закрыла, когда кумира уж и след простыл. И при чем здесь, скажите:
Между тем у нас есть одна женщина, которая родила ребенка (младенец – чудо! Три шестьсот весом, и щечки как яблоки аппорт). С внуком бабушка сидит, молодая мать вышла на работу, сцеживала молоко постоянно. Один раз смех был! Входит в комнату верстальщик, чашка в руках.
– У вас молочком нельзя разжиться? – спрашивает. – Не могу черный кофе пить, только с молоком.
– Пожалуйста! – говорим. – Вон там за сейфом.
А за сейфом сидела молодая мать и сцеживалась. Верстальщик как увидел, так рванул из бухгалтерии, только пятки сверкнули. Потом ему в магазинном пакете сливки отнесли. Не взял, испуганно головой крутил.
Все время я отвлекаюсь. Иначе не получается, ведь жизнь не анкета, не тест, а роман и даже анекдот.
Чтобы с хокку покончить, которые нас до танку довели (пятистрочный предшественник хокку, маленькая и изящная поэма, насыщенная глубоким смыслом), упомяну мне посвященное:
Мы на всех примеряли – никому не подошло, хоть и выглядит универсально. Обидно, право.
Но это прошлый год. А нынче в качестве сюрприза, в добавление к цветам и статуэткам электрическим, были лотерейные билеты, вернее – корешки от билетов. Дим Димыч сказал, что Стасик изучал систему, понял особенности, заполнил билеты, и кто-то из нас обязательно станет обладателем супервыигрыша.
Мы пылко поблагодарили, но больших надежд не питали. Стасик, конечно, гений, но не до такой степени!
Розыгрыш лотереи состоялся в конце марта, в горячее время квартального отчета. Как всегда после зарплаты нарисовался сутяга, зануда и вообще мерзкий тип Адам Амуров. Ему постоянно кажется, что мы его обокрали, обсчитали, взяли лишние налоги. Словом, недоплатили. Расчет зарплаты – моя сфера обязанностей. Амуров – автор постоянной рубрики «Наука любви» в журнале для подростков. Та часть нашего коллектива, которая имеет детей-старшеклассников, Амурова ненавидит, потому что ни в какой подворотне не услышишь того, о чем поведает Амуров. У меня с ним личные счеты.
Творческая лаборатория Амурова оригинальностью не отличается: он сам сочиняет письма в газету и сам же на них отвечает. Однажды «к нему пришло письмо» от девушки Лены, которая работает в бухгалтерии, хороша собой и страдает, потому что в свои двадцать лет еще не познала радости плотской любви. В ответе Амуров лихо разобрал так называемый комплекс девственности и дал советы, за которые его бы следовало побить отцам взрослых дочерей. В редакциях почему-то дружно решили, что я и есть та самая мученица-девственница с комплексом. Журналистки хихикали за моей спиной, а журналисты-совратители двинули на меня широким фронтом. По электронной почте они слали мне письма, смысл которых сводился к утверждению: тебе со мной понравится! Пока писали безусые практиканты, я усмехалась, когда подключились разведенные и женатые бабники, мне стало не до смеха, а получив недвусмысленное послание от начальника экспедиции толстопузого шестидесятилетнего коротышки, я разревелась.
Стасик, выяснив, что я рыдаю не по покойнику и оплакиваю собственную жизнь, а не судьбу героини очередного женского романа, в два счета решил проблему. Он разослал всем моим «корреспондентам» послания одинакового содержания, в котором говорилось, что я благодарна за внимание и готова рассмотреть предложение, как только получу из кожно-венерологического диспансера результаты анализов. Поклонники присмирели.
Короче, Адам Амуров (настоящая фамилия Криворылов очень ему подходящая) потребовал пересчитать выплаты. Я мысленно натянула на лицо железную маску и застучала по калькулятору, объясняя Амурову-Криворылову каждое арифметическое действие. Мы с ним не сошлись на восьмидесяти трех копейках. Амуров принялся вопить и обвинять меня в непрофессионализме. Железная маска дала трещину, я достала из кошелька металлический рубль и положила перед ним:
– Возьмите!
– Дело не в копейках, а в принципе! – разорялся великий журналист. – Вы меня оскорбляете! Вы меня унижаете!
Маска окончательно сползла, я изобразила крайнее удивление:
– Оскорбляю? Помилуйте! Вот если бы я распространяла слухи, что вы страдаете органической эректильной дисфункцией, от которой безуспешно лечились всеми возможными методами, вплоть до протезирования, тогда конечно. Но вы ведь не страдаете? Все люди врут?
Амуров онемел от возмущения. Правда, ненадолго.
Замечу в скобках, что у меня бабушка медицинский работник, с пеленок читала мне справочник фельдшера – мечтала, чтобы внучка врачом стала. А когда я подросла, бабуля мне книги по сексопатологии подсовывала – боялась, как бы с извращенцем не связалась. Вот я этих мудреных терминов и нахваталась.
– Чем-чем он страдает? – послышались вопросы моих коллег.
– Она, – вскочил на ноги Амуров и ткнул в меня пальцем, – эта вертихвостка, меня импотентом обозвала!
Девушки прыснули.
– Я этого так не оставлю! – кричал Амуров-Криворылов. – Буду жаловаться вашему руководству! Где главный бухгалтер?
Он побежал кляузничать к Дим Димычу, а я – к Стасику просить о защите.
Выслушав меня, Стасик заметил:
– Этого певца «Камасутры» давно следует проучить.
Повернулся к компьютеру и что-то отстучал на клавиатуре. Когда из принтера выполз листок, Стасик взял его, поднялся из-за стола:
– Пошли к Дим Димычу. Потупь глаза, изображай раскаяние.
В кабинете главбуха разыгралась уморительная сцена. Мы застали конец гневного монолога Адамова. У Дим Димыча лицо было, как при зубной боли.
– Господин Криворылов! – заговорил Стасик. – Позвольте вас уверить, что за свой проступок Елена Васильевна будет наказана самым строгим образом! Ей будет объявлен выговор! Строгий выговор! Примите наши соболезнования! А Елена Васильевна сейчас перед вами извинится. Не так ли? – Он строго посмотрел на меня и незаметно подмигнул.
– Простите, пожалуйста! – пропищала я голосом маленькой девочки. – Я больше не буду!
Амуров еще немного попыхтел и ушел. Стасик положил перед Дим Димычем листок: