Отныне моя

— Чайковский, «Времена года», — гордо объявила она, — пьеса «У камелька» — январь. Я прямо тащусь! — и картинно закатила глаза.

— Ты любишь классическую музыку? — удивилась Катя.

— Люблю! — подтвердила Глашка. — А брат бесится: «Или я или Чайковский с Рахманиновым!»

— Мне тоже классическая музыка нравится, — улыбнулась Катя, — но я ее редко слушаю. Как-то не получается. Теперь вместе с тобой наслаждаться будем по возможности!

Катя взглянула на часы. Стрелки показывали десять минут девятого.

— Давай посовещаемся? — предложила она Глашке.

Помощница согласно кивнула.

Катя достала из сумки и с радостной улыбкой подала ей солидный ежедневник в синем переплете и серебристо-серую с никелевыми вставками ручку:

— Это тебе от меня — подарок!

— Спасибо! — поблагодарила Глашка. — А все-таки жаль, что ярче нельзя. — Она подавила вздох.

— Ты привыкнешь со временем! — улыбнулась Катя.

— Итак, — начала она производственное совещание, — после уроков отвезем Соню домой, и поедем в Артемьевск. Посмотрим, в каком состоянии находится здание под клинику. А сейчас, после чаепития, займемся вот чем. Ты запишешь меня на прием. Список организаций сейчас выдам. — Катя озабоченно наморщила лоб. — Я займусь лекторием «Зоомир». Первое занятие будет обзорным. У меня есть опыт по подготовке презентаций. Приобрела во время учебы! — Она посмотрела на Глашку и с воодушевлением сказала: — А теперь давай чай пить и за работу!

Освободились они к одиннадцати часам. За Соней ехать было еще рано.

— Глаш, как нам с обедом поступить? — озабоченно спросила Катя. — Может, ты домой на обед пораньше сходишь? Понимаешь, хочется в Артемьевск быстрей уехать! А я в магазин сбегаю за колбасой, да бутербродов сделаю. В кабинете поем!

— Давай я схожу в магазин! Вместе поедим и поедем, — предложила Глашка. — Что время терять?

— Ой, спасибо! — обрадовалась Катя и протянула Глашке деньги. — Вот, купи, пожалуйста, сырку, колбаски и хлеба. Я пока пойду утвердить план работы лектория!

Директор план работы одобрил.

— Я схожу в школу, побеседую с учителями. Попрошу мне помочь набрать аудиторию, сообщить по классам, — разъяснила Катя. — Как только со временем определимся, развесим объявления в школе, на доме культуры и у магазина!

— Со следующей недели и начинайте лекции, нечего тянуть! — удовлетворенно кивнул Василий Васильевич.

Когда Катя вернулась от директора, на столе стояли тарелки с аккуратно разложенными бутербродами. Уютно посвистывал нагревающийся чайник. Тщательно вымытые чашки ждали своего часа.

Возле накрытого стола сидела притихшая Глашка.

— Что случилось? — встревожено спросила Катя. — Денег не хватило? Может, колбаса несвежая?

— Денег хватило и колбаса свежайшая! У Оксанки другой не бывает! — махнула рукой помощница и сказала: — Я разговор в очереди подслушала, — она по-детски шмыгнула носом.

— И что? — обеспокоенно уточнила Катя.

— Про сына фермеров Малышевых из Лугового разговаривали. Он реанимации несколько дней уже. Врачи сказали, не выживет! — Глашка тяжело вздохнула и добавила: — Жалко. Я-то его не знаю, но в очереди говорили — красивый!

Катя вдруг осознала, что не может стоять. Она рухнула на стул. В ушах зазвенело, а глаза заволокло серой плотной пеленой.

Она пришла в себя от испуганного голоса Глашки и почувствовала возле губ холодный край чашки:

— Кать, ты что?! Очнись! На, попей водички.

Катя взяла дрожащими руками протянутую чашку с водой.

Она посмотрела в глаза Глашке и не заметила ни жгучего любопытства, ни подозрительности. В них плескались только растерянность и сочувствие.

Катя попыталась встать, но ноги не держали. Ее сотрясал нервный озноб.

— Глаша, налей мне, пожалуйста, чаю. Сладкого и горячего, — попросила она.

Глашка кинулась к чайнику.

— Парня зовут Максим, — сказала Катя. — Мы с ним знакомы. Я работала в хозяйстве у Малышевых пять лет ветеринаром. А что еще про него говорили в очереди?

Глашка пожала плечами.

— Больше ничего. Мать жалели.

Катя обхватила ледяными руками чашку и отхлебнула обжигающего чаю.

«Люди врут, — поплыли в голове бегущей строкой отчаянные мысли. — Максим не умрет, не может умереть! Он красивый и молодой! Ведь в пятницу вечером Максим нормально себя чувствовал. Правда, не ел ничего и воду без конца пил. Но ведь от этого не умирают! Что же случилось, господи?! — она крепко зажмурилась, чтобы не заплакать. — Мы так и не поговорили с ним по душам. А ему очень хотелось, я знаю!»

В груди у Кати разрасталась тупая, пульсирующая боль. От отчаяния и безысходности стало нечем дышать, как будто кто-то резко и коротко ткнул в солнечное сплетение.

— Глаш, открой окно, что-то воздуха не хватает, — глубоко дыша, попросила она.

Через минуту в комнату хлынул поток свежего, прохладного осеннего воздуха.

Кате стало легче. Мысли возобновилась: «Я не пойду домой, я сойду там с ума от неизвестности! И за руль в таком состоянии сесть не смогу!»

— Глаш, извини, что я тебя напрягаю! Прикрой окно, пожалуйста, мне уже лучше, — ее бесцветный голос шелестел, как бумага. — Его спасут. Не могут не спасти, я знаю! — Она глубоко вздохнула и посмотрела на помощницу. По Глашкиному круглому лицу катились бусинки слез.

— Пора забирать Соню из школы, — напомнила Глашка. — Сейчас уроки закончатся.

Катя встрепенулась и умоляюще на нее посмотрела.

— Я не смогу сейчас сесть за руль, голова кружится. Подожду, пока пройдет! — ответила Катя и попросила: — Сходи, пожалуйста, за Соней сама. Отведи ее к бабе Любе, пусть до вечера побудет у нее.

Глашка кивнула и быстро начала собираться.

Оставшись одна, Катя попробовала подняться со стула. Ноги дрожали, но уже можно было идти. Она допила чай и отправилась в кабинет директора.

— Мне нужно срочно позвонить по стационарному. У вас есть телефонный справочник?

— Где-то есть, сейчас поищу, — удивился столь бесцеремонному вторжению во время обеденного перерыва директор.

Он подал ей обтрепанную телефонную книжку и тактично вышел из кабинета.

Через десять минут Кате хотелось биться головой об стену. Она дозвонилась на пост дежурной сестре реанимационного отделения и заведующему этим же отделением. И тут и там ответ оказался сух и лаконичен: по телефону справок не даем.

Нещадно разболелась голова. Катя поморщилась и потерла виски.

У нее остался самый простой и в тоже время беспроигрышный вариант узнать правду, какой жестокой бы она ни оказалась: позвонить главврачу Дубской районной больницы Никольскому. Но этим вариантом пользоваться категорически не хотелось. От Кати нужна только самая малость: назвать себя. Она представила изумленное лицо главврача. Но Катя пройдет через это! Опять стало трудно дышать. Плевать, что главврач о ней подумает! Зато она будет знать правду о состоянии Максима. И будет узнавать дальше. Никольский ей не откажет. Катя уверена!

Она заглянула в соседний комнату, где директор с сантехником сражались в шахматы, предупредила, что освободила кабинет и поплелась к себе в офис.

Катя взглянула на стрелки наручных часов. В больнице обеденный перерыв, кратковременная передышка в работе беспокойного учреждения.

Олег Геннадьевич Никольский, учился на курс старше Димы, специализировался на хирургии. Родился и вырос в Дубском, сюда же и распределился. Через несколько лет благодаря таланту, трудолюбию и немалым связям родителей, занял должность главного врача.

Никольский с Димой были друзьями. К Кате он относился очень тепло. Несмотря на высокое положение, держался всегда дружелюбно, в трудную минуту умел прийти на помощь.

Катя положила перед собой смартфон, глубоко вдохнула и решительно нажала вызов. Ответили неожиданно быстро.

— Добрый день, Олег Геннадьевич! Это Катя Озерова, — выпалила она в трубку и замолчала. От волнения мелко задрожали вмиг повлажневшие пальцы.