Страница 4 из 16
Вчера и сегодня я видел тебя во сне и вообще часто вижу. Так что пиши с подробностями как там у тебя дела? Как дома погода? Здесь погода хорошая всёже август стоит и солнце как следует припекает. Но я думаю до холодов войну не закончим ксожалению не быстрое это дело войну закончить с таким врагом. Хоть немец и драпает капитально а до Берлина ещё говорят очень далеко. А какже ему не драпать если мы на эту проклятую орду со всей справедливой яростью обрушиваем такую лавину танков и мин? Теперь ещё авиация иногда очень хорошо помогает. Пока наступление шло нас ещё бомбили фрицы но уже не так как вначале. Уже намного слабее. Всем в нашей батарее ясно что у гитлера теперь осталось мало сил хотя не все свои силы он израсходовал ещё немного осталось. Но мы стараемся добиваем фашистских сволочей без жалости и конечно добьём а куда они денутся.
Вот в последнем бою наш ястребок сбил хейнкеля. И лётчик с него успел на парашюте спрыгнуть. Думаешь мы как раньше стали ждать чтобы его в плен взять? Нет. Расстреляли в воздухе. Потом смешно получилось. Его долго волокло по верхушкам деревьев так что на землю прибыл со спущенными штанами. Я тогда его бельё разглядел. Ну конечно у них бельё хорошее по сравнению с нашим. Но это ничего не значит. Зато мы передовой Идеей вооружены и не просто так в бой идём а мстим за слёзы наших Матерей и Сестёр. Поэтому наше дело правое и мы смело глядим в завтрашний день. Хоть и поливаем своей кровью каждую пядь Родной Земли.
А за стихотворение Жди меня и я вернусь которое ты мне в прошлый раз прислала спасибо. Я не успел ответить потому что сразу в наступление пошли. А там такая катавасия не до писем столько наших ребят полегло. Хоть у нас в батарее это стихотворение уже есть и все друг у друга переписали. Даже Азмет Хатхоху по русски писать не умеет но выучил наизусть. Да это не важно всё равно приятно что ты так думаешь и о своём женском долге помнишь. Я этот намёк понимаю и тоже хорошо помню как мы с тобой жили. И когда дойду до Берлина то вернусь и мы с тобой будем жить ещё лучше и никогда не сориться. Правда? Ты у меня молодец и обязательно должна меня дождаться. Потому что сама знаешь никто тебе не умеет сделать так хорошо как я. И ты же сама говорила что все кто был до меня они все намного хуже по сравнению со мной.
Я не знаю когда нам снова в бой а если бы и знал то не имел бы права разглашать потому что это военная тайна и только вредитель и враг станет её разглашать. Но покачто отдыхаем и вся батарея этому радуется потомучто очень устали. Вчера вместо убитых прибыло пополнение и мы теперь обучаем необстрелянных бойцов как надо обращаться с миномётом и прочие действия производить чтобы не только артогонь был меткий но и самому по дурости не найти себе погибель. Это не шутка и одним днём не научишь. Целая наука ведь. Но когда прикажет наш Великий Вождь Товарищ Сталин то мы снова пойдём вперёд и тогда гитлеру будет окончательный гроб и всей его фашистской своре полный капут.
Ну так вот дела все мои я тебе описал и все мои новости какие были за последнее время. Пиши пожалуста по чаще а то я тут сильно скучаю. С горячим сержантским приветом с освобождённой Украины! Твой А. 9 августа 1944 года».
Заметив, что Андрей отложил прочитанное письмо и собрался приняться за другое, Ксана подсела сзади – обняла, прижавшись к его спине упругой грудью. И защекотала шею влажными губами:
– Ты что, явился сюда письма читать?
– Так я же… Пока ты вещи перебираешь…
– А я, между прочим, уже закончила – ты не заметил?
– Не заметил, – только теперь, окинув взглядом комнату, он увидел, что дверцы платяного шкафа закрыты, да и на кровати пусто: Ксана успела сложить все вещи обратно в сундучок.
– Так что, пойдём ко мне в комнату? – она провела пальцами по тыльной стороне его кисти. – Девушка не хочет ждать, понял?
– Ну пойдём, – Андрей закрыл папку и стал завязывать тесёмки.
– А письма – если тебе так уж интересно – можешь забрать себе.
– Да, в общем-то, любопытно было бы почитать. Нет, серьёзно, я могу взять их домой?
– Конечно. Всё равно выбрасывать, кому они здесь нужны.
– Ладно, тогда заберу.
– Бери-бери. Только пойдём уже скорее, – она встала. Приподняв подол халатика, игриво повиляла попкой; и поманила Андрея за собой.
Когда они оказались в её комнате, Ксана заперла дверь на защёлку и принялась стаскивать с него рубашку. Её движения были порывисты и – пожалуй, слегка преувеличенно – торопливы. Но Андрею это нравилось. То была игра, в которую они играли каждый раз, когда оказывались наедине.
Он отнёс её на диван. И, обняв, накрыл своим телом.
Ксана, щекоча горячим дыханием его грудь, протянула руку вниз – помогла Андрею войти в неё, а затем впилась ногтями в его бёдра.
– Быстрей! – шептала она. – Ещё быстрей! Ещё!
Всё-таки удивительно. Четырнадцать лет разницы в возрасте – оказывается, такой пустяк… Четырнадцать лет разделяло их, однако Андрей этого совершенно не чувствовал. Может быть, всё правильно? Может быть, не существовало между ними никакой разницы – да и вообще, не существовало ничего, кроме этого вихря, этого жгучего, несказанного, всепроникающего потока, который неостановимо уносил обоих в упоительно стонущую, кричащую, хрипящую и клокочущую бездну первобытного наслаждения?
А если так, то чего ещё можно желать от жизни?
Ничего.
И, приподнявшись на руках, Андрей не прекращал размашистых движений. Пот застилал ему глаза, стекал по лицу – капли срывались с подбородка и падали на тело Ксаны, вздрагивавшее при каждом его толчке и подававшееся навстречу…
Пролог – 6
Дома Андрей перебрал содержимое картонной папки. И убедился, что письма разложены в хронологическом порядке (в конце каждого из них была проставлена дата). Тогда он приготовил себе чай, сделал два бутерброда с варёной колбасой; отнёс всё это на журнальный столик и придвинул его к дивану.
В комнате было душно. Потому он открыл дверь на балкон и разделся догола.
Пока совершал эти нехитрые действия, вспоминал вчерашние похороны и всё, что за ними последовало, а также размышлял об архаичности общественных ритуалов. Хорошо, что их число в современном мире изрядно сократилось по сравнению с минувшими временами. Но свадьбы и похороны, вероятно, ещё не одно столетие продолжат обставлять с показной пышностью – как-никак они помогают канализировать эмоции. Если на то пошло, наши похоронные обряды ещё более-менее терпимы, им далеко до экзотических заморочек, бытующих у иных народностей земного шара. Например, на Новой Гвинее у людей из племени дани после смерти близких принято в знак скорби отрубать себе пальцы на руках. В другом племени на этом острове практикуют поедание усопших – в знак уважения к ним. А на Мадагаскаре члены одного из племён ежегодно устраивают «праздник переворачивания костей», в ходе которого они выкапывают из могил трупы своих родичей и устраивают с ними танцы и тому подобную веселуху…
С такими мыслями Андрей склонился над журнальным столиком. Выбрал – согласно проставленной дате – первое фронтовое письмо. Затем улёгся на диван и, откинувшись на подушку, принялся за чтение.
Проникать в чужую жизнь – есть в этом нечто от вуайеризма. Читать чужие письма всё равно что подсматривать в замочную скважину или в окно, отстранённо и беспристрастно наблюдая за человеком, который даже не подозревает, что рядом присутствует незнакомец, внимательно изучающий его. Наверное, вот так же любопытный ребёнок от нечего делать разглядывает под увеличительным стеклом пойманное во дворе насекомое. Впрочем, разве от этого кому-нибудь становится хуже? Ведь насекомое ни о чём не ведает, а посему ход вещей для него продолжает оставаться неизменным.
Подобные сравнения поначалу мелькали в сознании Андрея параллельно чтению.
Но вскоре их не стало.
Он просто лежал на диване (изредка приподнимался, брал с тарелки бутерброд, откусывал от него; жевал, запивая остывающим чаем – и снова откидывался на подушку) и читал письма, постепенно забывая, что они чужие.