Страница 2 из 12
– Миккерайда!
– Что ты там нашёл. Ого, вот это чудо!
Радиометр был незнакомой конструкции, с проволочной антенной из двух гиперболических половинок. В этой импровизированной сфере застрял здоровенный чёрно-рыжий кот.
– Вот кто всё поломал! Смотри, хвостом прямо по датчику чешет.
Я спрятал пистолет и подошёл ближе.
– Сколько он уже здесь сидит?
– Вызов был со вчерашнего дня.
Кот водил пушистым длинным хвостом. Его янтарные глаза глядели прямо в душу.
Я присел рядом на корточки и начал гладить пушистый лобик.
– Теперь понятно, почему сигнализация молчала. Она на котов не рассчитана.
– Не рассчитана,– я, как мог, почесал пушистого за ушком.
Ямамото посмотрел на кота, дежурно улыбнулся, опустился на колени и стал отсоединять питание.
Как это водится у друзей детства, он иногда ухитряется понимать меня без слов.
– Ты тушкой его повезёшь?– спросил он.
– Нет.
– Инструкция рекоменует тушкой.
– Нет, пусть живёт.
– Дело твоё.
Мы взялись за ручки радиометра.
– Ити-нин – абэ!
Мусен-кодзикей (сейчас, при переноске, называть радиометр “мусей” не поворачивался язык) был тяжеленный, как стопка свиновых пластин. Антенна с котом болталсь в пазах. Мы вынесли его в холл, пинком отворили дверь и шагнули в яркий полдень.
Я на всякий случай обернулся вправо. Башня была на месте. Марева не заметил.
По идее, нам всегда сообщали о начале испытаний. И всё равно на моей памяти было три случая, когда волны шли без предупреждения и приходилось гнать на полной скорости под бодрящий вой тревоги.
На базе тоже не знали, почему так бывает. Ватанабэ предполагал, что он эхо от других испытаний, которые идут в параллельных эвереттовых реальностях.
Может быть, там сейчас гибнут целые вселенные.
И тут я оступился.
– Розу мо-нэ!
Ящик перекосился, антенна двинулась. Она не была рассчитана на кота. Кракнула, вывалилась, рухнула на ступеньку и раскололась надвое, как орех. Кот прыгнул наружу и взлетел на крышу.
– Ох, ну и ксо!– а что мне ещё сказать?
– Понесли до “таблетки”,– сказал Москаль-Ямамото.
– Нет, конечно же понесли. Я не возражаю.
Поднатужились и загрузили в багажник. Нового мусен-кодзикей у нас с собой не было.
Придётся везти сюда новый. Но это не страшно. Это наша работа.
– Пошли за антенной,– сказал Антон.
– И за котом.
– Это Шрёдингер,– Москаль-Ямамото произнёс это, даже не глядя в мою сторону,– Кот нашего главного айну.
– Наш айну в своей вилле почти не живёт.
– Айну не живёт, а кот живёт.
Мы опять подошли к парадному входу. Кот сидел на прежнем месте.
Москаль-Ямамото поднял с земли разломанную антенну.
Я смотрел на кота. Он вылизывался. Я пытался ни на секунду о нём не забывать.
– Кис-кис-кис-кис…
Кот посмотрел на меня и прыгнул в сторону.
Я тоже прыгнул. Кот летел по дуге, а я – так, чтобы угол между мной и котом был один и тот же. Вытянул руки, как футбольный вратарь в решающую минуту…
И поймал.
Кот был у меня в руках. Он вырывался и царапался, но это уже не важно.
Москаль-Ямамото потянул за хлястик. Я поднялся. Когда руки заняты котом, и этот кот рвётся на свободу, подниматься с земли непросто.
Мы вернулись к “таблетке”.
– Я веду?– спросил Москаль-Ямамото.
– Ну разумеется. Я же с котом.
– Надзо суппэ, как говорил Чернышевский!
Мы тронулись. Развернулись и поехали обратно той же дорогой.
– Живого кота надо будет в карантин,– сказал Москаль-Ямамото,– Ещё не поздно сдать тушкой.
– Ты не любишь животных?
– Люблю. Просто предупредил. И обязательно сообщи Флигендберду.
– Флигенберду? Профессор вернулся?
– Вернулся. А что это значит?
Кот внимательно следил за дорогой.
Я обернулся и ещё раз посмотрел на Штырь. Объект-104 всё так же пересекал небосклон.
– Новое испытание?
– Верно,– Антон улыбался,– Может быть, на этот раз получится взорвать эту несчастную планетку.
Пропускной пункт. За тёмными стёклами голова Соноко-сан над коллекционным томом манги. Яойной, разумеется.
Москаль-Ямамото просигналил трижды.
– Выпускайте!
Дежурная, не глядя, повернула рычаг. Ворота разъехались.
– Поздравляю,– произнёс Москаль-Ямамото, когда ворота закрылись,– Этот был наш тридцать шестой боевой вылет.
– Тридцать седьмой,– ответил я и начал гладить кота, чтобы успокоиться.
– Тот не считается. Он был нулевой. Я за сишную нумерацию.
– Я тоже паскаля не признаю. Что ты мне хотел сказать?
– Когда?
– Когда выезжали.
– А, хоу на но!
Я отцепил хвост.
– Говори, не томи.
– Наш беглый Пачин,– Антон сделал паузу, словно искал нужное слово,– скоро снова появится в новостях.
– Продолжай.
– Что продолжать?
– Что Пачин постоянно влезает в истории, я знаю с девятого класса. Не такая большая тайна, чтобы говорить её только снаружи.
– Это была последняя история нашего буйного пацифиста,– Москаль-Ямамото снова не смотрел на меня,– Не влипать ему больше. Отвлипался.
– Что с ним?
– Тебя скоро вызовут в особый,– как ни в чём ни бывало произнёс мой напарник,– Краболовы будут щупать. Перечитай школьный альбом. Чтобы в датах не запутаться.
– Нани кадаттен-но! Думай, что говоришь!
– Насчёт Пачина и всей нашей старой компании… Видишь, как получается? Было нас пятеро, учились вместе. И вот нам по двадцать два, – и нас уже только трое. Причём ни одного волной не накрыло, ни одного… Все естественными причинами.
Мне подурнело. Даже в зоне я чувствовал себя лучше.
– Зачем краболовы-то?– спросил я.– Разве его пока учился в гимназии не проверили? Он же безобидный.
– Ваганне! Или, если литературно, понятия зелёного не имею,– Москаль-Ямамото усмехнулся. Усмешка получилась горькой.
– Тогда откуда ты знаешь, если ваганне?
– Меня уже вызывали.
Я посмотрел на кота. Шрёдингер ответил виноватым взглядом. Он ничем не мог мне помочь.
– Гони в карантинную,– произнёс я,– Сначала кота сдать надо.
2. Неуловимые мстители настигли меня
2 августа 1999 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Центр острова, город Асибецу
– У меня ещё вопрос, господин репетитор. Скажите… а вы были влюблены, когда учились в средней школе?
В свои пятнадцать Ясуко Отомо не только толковая, но ещё и невероятно очаровательна. Нежная белая кожа, роскошные чёрные волосы, подстриженные так, чтобы подчеркнуть их ухоженность, длинные пальцы и лёгкая улыбка на всегда немного влажных губах.
Даже к репетитором она выходила в отутюженный школьной форме. Я подозревал, что для домашних занятий у неё запасной комплект.
Наедине с такой старательной девушкой я невольно заговорил на литературном японском. У нас, русских специалистов на Хоккайдо, свой говор, густо забитый английскими, японскими и чисто местными диалектными словечками.
Как вы могли видеть в прошлой главе, его не так-то и просто воспринимать. Значения слов не всегда понятны, приходится угадывать по контексту. Мы тоже не всё понимаем и иногда просто угадываем.
Ладно, вернёмся к нашим занятиям. О чём меня только что спросила моя ученица?
Был ли я влюблён, когда учился в средней школе?
Это не математика и не физика. Но ответ всё равно очевиден.
– Нет,– сказал я,– В первый раз я по-настоящему влюбился, когда поступил в гимназию.
– Каваи! Это было уже в Саппоро?
– Да. “Жёлтый сентябрь, портфель и любовь”. Не знаю, ты слышала эту песню? Она японская. Когда я учился, её часто передавали по радио.
– Её до сих пор передают. У меня на диске есть. Такой менкой!
Похоже, другим персонажам моих записок тоже стоит поработать над чистотой речи…
Менкой – это “очаровательно” на местном диалекте японского. В Токио эти словечки тоже не все понимают.