Страница 1 из 7
Джеймс Макси
Последний полет Голубой Пчелы
Когда старикашка вышел из туалетной комнаты, облачившись в свой траченный временем костюм, Конфетка торопливо прижала ладонь к губам, чтобы не разразиться пронзительным хихиканьем. Черно-желтая атласная материя натянулась на его пузе в обтреск, выставив напоказ бледную волосатую плоть между нижней золотой пуговицей жилета и металлически блестящими золотыми плавками. Рукава и леггинсы костюма вяло обвисли, словно они только что были плотно набиты мускулами, но те внезапно исчезли без следа. В центре его груди красовалась крупная аппликация в виде пчелы, ее крылышки из серебряной фольги изрядно помялись и сморщились.
Старикашка посмотрел не на нее, а в зеркало, внимательно изучая собственное отражение. И как он вообще может что-то увидеть, изумилась Конфетка. Плотная черная маска облегала всю верхнюю половину его лица, глаза были упрятаны под золотистыми, очень толстыми фасетчатыми линзами.
- По-моему, для Хэллоуина вроде как рановато? - невинно пошутила она.
- Да, - односложно ответил он и насупился.
Догадавшись, что ненароком задела самолюбие клиента, Конфетка изобразила свою лучшую непроницаемую мину игрока в покер.
- Стало быть, - резюмировала она, - ты Пчела.
- Да, - сказал старикан.
- И ты… - тут она запнулась и прикусила губу. (Этот чокнутый показал деньги, напомнила она себе, поаккуратней с выражениями!) - Хочешь поговорить об этом?..
- БЫЗ-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3, - сказал старый хрыч.
Мика Пейтона выпустили на волю в новом костюме. В кармане его пиджака лежало ровно сто сорок семь долларов. Мик отклонил настойчивое предложение благотворительного приюта для отсидевших прислать за ним машину. Он решительно вышел из тюремных ворот, не оглядываясь назад. Двенадцать миль отделяли его от маленького городка Старксвилля, и Мик отправился в путь пешком. Ему нужен был свежий воздух, теплый солнечный свет. Пчелы радостно танцевали над цветущими полями, мимо которых он проходил.
К вечеру Мик спустил уже добрую половину денег, начав с обильного обеда. Отбивная на косточке с молодым картофелем и салатом из свежих овощей обошлась в совершенно возмутительные двенадцать долларов. Прежде, в 1964 году, на такие денежки можно было сытно питаться целую неделю. Покончив с обедом, он зашел в магазин скобяных товаров, где выложил вышибающие дух пятнадцать долларов за обычный топор. Под конец автобусный билет до Коллинсвилля, штат Нью-Джерси, облегчил тощий карман Мика еще на полсотни долларов. Однако к тому моменту он уже попривык к лишним нулям на ценниках и лишь пожал плечами, отсчитывая десятки. Когда он доберется до Коллинсвилля, а затем и до старой семейной фермы, деньги больше не будут для него проблемой.
- Ты что, никогда не слышала про Голубую Пчелу? - искренне удивился он.
- Голубую?.. - Она заново окинула внимательным взглядом его дурацкий костюм и не нашла ни единого голубого пятнышка.
- Голубая Пчела, он был моим ментором! - с гордостью заявил старикашка. - А я был его верный товарищ. Я Жало!
- О'кей, - сказала она. - Все понятно, ты Жало.
- А тебя как зовут? - спросил он.
- Конфетка, - откликнулась она бездумно и сразу пожалела. Почти целую неделю она старалась натренироваться на загадочное имя Ксанаду, и в первый же раз все пошло насмарку.
- Это не твое настоящее имя! - обличающе возразил старый дурак.
Он был прав и не прав одновременно. Ласковое детское имя, которым называл свою дочурку ее отец. И тот факт, что теперь ей придется разыграть роль профессионалки под именем любимой папиной дочки, неприятно задевал Конфетку. Ее досада усугубилась тем, что старикашка счел за умышленную ложь единственное правдивое словечко, которое слетело с ее губ этим вечером.
- У тебя в свидетельстве о рождении так и написано? Жало? - холодно поинтересовалась она.
- Нет, ты не понимаешь… - Понурив голову, он принялся разглядывать свои позолоченные полусапожки. - Полная тайна по поводу наших личностей была чрезвычайно важна для нашей героической миссии! - сообщил он многозначительным тоном. - Жизненно важна! А иначе враги могли бы напасть на наших любимых, причинить им огромный вред, даже убить! Если это обычные люди, они не способны оказать сопротивление… Так бывает.
Старикан произнес всю эту тираду настолько серьезно, с такими неподдельными интонациями печальной откровенности, что до Конфетки внезапно дошло: этот Жало вовсе не шутит!!! Она поспешно поднесла руку ко рту, намереваясь его заткнуть, но - увы - опоздала: неудержимый взрыв громогласного заливистого хохота вырвался наружу из ее груди.
Семейная ферма выглядела так, будто после 1964 года здесь вообще не ступала нога человека. Поля и луга, где прежде мирно паслись упитанные коровы, буйно заросли непроходимыми кустарниками. Старый амбар покосился градусов на пятнадцать, большая часть его кровли провалилась внутрь. На заднем дворе еще стояли полусгнившие пчелиные ульи, некогда белые, а ныне почерневшие и склизкие от плесени. И только маленький трехкомнатный жилой дом внешне почти совсем не изменился.
Мик взломал входную дверь прикупленным топором. На кухне все было совершенно так же, как он оставил после смерти бабушки. Но, правда, за истекшие сорок лет к старой домашней обстановке добавился новый компонент: неутомимая дьявольская вибрация, от которой незримо трепетали дощатые стены.
Не без усилий Мик растворил дверь, ведущую на чердак, и удостоверился, что пространство под крышей заполнено медовыми сотами. Весь чердак теперь представлял собой не что иное, как гигантский единый улей.
- Все в порядке, - сказал он сам себе. - Превосходно. Б3-3-3. Б3-3-3-3-3. БЫ3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3-3.
В ответ на это из домашнего улья начал выползать гудящий пчелиный рой, формируя живой ковер на ступеньках чердачной лестницы. Медленно, грациозно из темных недр чердака выплыл запертый старомодный чемодан. Перевалился через порог, чуть подпрыгнув, и с плавной величавостью соскользнул по ковру из пчел прямо к его ногам. Мик расстегнул замки трясущимися от волнения руками и глубоко вздохнул всей грудью, прежде чем открыть его.
Объемистый чемодан был наполнен пачками двадцатидолларовых купюр чуть больше, чем наполовину. Поверх этой кучи денег, аккуратно сложенный, лежал его запасной костюм, поблескивая серебром и золотом. Сверху, на запасном костюме, покоился его резервный Жаломёт в окружении дюжины герметически закупоренных стеклянных пузырьков с пчелиными феромонами и ядом. Мик поднял один из них, старательно взболтал и тщательно рассмотрел на просвет мутноватую жидкость.
Теперь у него было все необходимое, чтобы вернуть в конце концов старый должок.
Жало сидел на краю кровати и удрученно качал головой.
- Осмеян шлюхой!.. - вскричал он жалобным голосом, и его плечи поникли. - Этот ваш мир… Очень, очень грубое место.
Конфетка утерла слезы с лица, размазав потекшую тушь и выпачкав пальцы. Ее глубоко огорчило словечко, употребленное проклятым хрычом. Столь непристойное - и такое точное! Разве имеет значение, что она решилась на это впервые? Что она шесть месяцев без работы и деньги кончились, что ее выселят через сорок восемь часов, если не погасить задолженность за жилье? Все это никоим образом не умаляет тот факт, что она решилась сдавать собственное тело в аренду за деньги. А ведь можно было нарваться на кого угодно, любого морального урода или даже настоящего маньяка!!! Этот старикан, конечно, чокнутый, но по крайней мере опасным не выглядит… Да, ей следует быть более осторожной.
- Насчет твоего костюма, - вкрадчиво произнесла Конфетка. - Он миленький, правда. Оригинальный. Я от него прямо тащусь!
- В моем костюме нет ровно ничего сексуального, - сурово возразил Жало. - Хотя… в прежние времена ходили кое-какие слухи, - вдруг добавил он, несколько смутившись. - В конце концов, только слепой мог бы не увидеть, что я гораздо моложе, чем Голубая Пчела! Ему было тридцать пять, а мне уже двадцать, но выглядел я подростком. И когда наш главный в то время враг, Большой Томагавк, нагло оскорбил Голубую Пчелу, обозвав его педофилом… Мой наставник, разумеется, вскипел благородным негодованием! Я уж думал, что он прикончит этого негодяя, но Голубая Пчела всего-навсего отколошматил и покалечил его. Клянусь, у мерзавца не осталось ни зуба в его лживой поганой пасти!