Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 93

Что поделаешь, если не только у значительной части историков и политологов, но и у многих руководителей современной России вошло в привычку даже несомненные успехи Советского Союза показывать в кривом зеркале антисоветизма. Это касается едва ли не всех сфер нашей прошлой жизни, большинства отраслей советской экономики. А ведь именно достигнутый в СССР научный и промышленный потенциал и поныне служит для России твёрдой опорой и надёжным щитом от всевозможных посягательств извне. Лишь один пример: грозные фронтовые бомбардировщики Су-24 и штурмовики Су-25, бомбардировщики-ракетоносцы Ту-160, Ту-95 и Ту-22, боевые вертолёты Ми-24 и многоцелевые Ми-8, задействованные в операции против террористических группировок в Сирии, были разработаны в советских конструкторских бюро, прошли испытания и приняты на вооружение ещё в советское время. Тогда же началась разработка одного из лучших в мире истребителей-бомбардировщиков Су-34…

Мы далеки от мысли идеализировать достижения советской эпохи и закрывать глаза на имевшиеся серьёзные просчёты. К началу 1980-х годов огромное число проблем накопилось в экономике, к развитию которой возобладал догматический подход. Упор на опережающие темпы роста производства средств производства (так называемой группы «А») привёл к значительному отставанию производства предметов потребления (группы «Б»), что стало сказываться на ухудшении социального самочувствия населения. То, что было необходимо в период создания материально-технической базы социализма, перестало себя оправдывать — нельзя вынуждать людей десятилетиями строить только будущее, довольствуясь ограниченными жизненными благами. Большое отставание наметилось в развитии передовых технологий, электроники, притчей во языцех стали огромные объёмы незавершённого строительства, встречных перевозок, подмена реальных результатов производства «воздушным валом». На обе ноги хромали хранение и переработка сельскохозяйственной продукции, не отвечала элементарным интересам трудящихся система торговли и сферы обслуживания. На промышленных предприятиях с большим трудом пробивали себе дорогу к жизни передовые формы и методы организации труда, отметались как противоречащие самой сущности социализма элементы рыночной экономики.

И всё же даже во всей своей совокупности имевшиеся недостатки не носили рокового характера, ни у кого (в том числе, как мы убедились, и у западных специалистов) не создавали ощущения тупика. В тупик вела деятельность руководящих государственных и партийных органов, в которых с конца 1970-х годов стала преобладать инертность, утрачивалось стремление к новому, передовому. Становилось очевидным, что высшему эшелону власти уже не под силу реализация несомненных преимуществ социалистического строя и возможностей огромного хозяйственного потенциала страны.

Ни для кого не секрет, что основной цементирующей силой политической системы Советского государства являлась КПСС, чья руководящая роль в обществе была закреплена Конституцией СССР. Но роль эта партийным кадрам не давалась вместе с партбилетом — её нужно было доказывать делами. Однако экстенсивный рост численности КПСС, который ошибочно рассматривался как свидетельство авторитета партии и укрепления её связей с народом, привёл к тому, что в неё затесалось много случайных людей, для которых партийный билет был всего лишь пропуском к руководящим должностям, средством достижения личных целей. Постепенно размывались присущие КПСС нравственные императивы, позволявшие говорить о ней как о действительно передовой части общества, способной вести за собой широкие массы. По тем, кто засорял партию, дискредитировал звание коммуниста, судили об остальных — честных и преданных своей стране партийцах, составлявших основную часть КПСС.

Партия стремительно теряла опору во всех слоях населения, которое в большинстве своём уже давно перестало верить парадным лозунгам и призывам. Её поразила самая страшная болезнь компартий, чреватая летальным исходом, — утрата реальных связей с народом. У значительной части партийных руководителей притупилось восприятие нового, ощущение переднего края, на котором привыкли находиться партийцы предшествующих поколений, терялось умение принимать решения и действовать в неординарных и экстремальных ситуациях.

Формирование новой партийной плеяды (или «элиты», как сейчас модно говорить) проходило в тягучее время, когда основные процессы в обществе развивались без резких колебаний, скорее в силу инерции, все противоречия сглаживались, а острые проблемы, которые ставила жизнь, обходились стороной. Когда же пришла пора ответить на вызовы времени, партия пребывала в растерянности.

Думается, что именно здесь следует искать ответ на вопрос, почему КПСС оказалась неспособной противостоять разрушительным действиям команды Горбачёва. Нет ничего удивительного и в том, что партия проявила полную беспомощность в период дискуссий в обществе, поставивших под сомнение правомерность её идеологической и политической монополии, и, особенно, после марта 1990 года, когда 6-я статья Конституции, закреплявшая руководящую роль КПСС в советском обществе, была отменена.

Но самое трагическое заключалось в том, что в переломные для истории страны годы значительная часть народа, потерявшая веру в партию, от неё отвернулась, пошла на поводу у различных мастей политических авантюристов и дельцов, всплывших на мутной волне перестройки. Знаменитый разведчик Джордж Блейк, который в своё время стал сотрудничать с советской разведкой исключительно по идейным мотивам, в книге воспоминаний «Прозрачные стены», касаясь причин крушения социализма в СССР, пришёл к выводу: советский народ к коммунизму оказался не готов[141].

В том, что такой «готовности» у нашего народа не было, винить надо не простых людей, а партийную «элиту», постепенно растерявшую в послевоенный период всё лучшее, что было создано за годы социалистического строительства. Ю. П. Белов, секретарь Ленинградского обкома, выступая на апрельском пленуме ЦК КПСС 1991 года, отмечал: «Семена профессионального антикоммунизма упали на возделанную почву и в свой час. Авторитет партии был принижен до критической отметки буржуазным образом жизни партийной олигархии… Контрреволюция была вскормлена партийной элитой, а затем и буржуазным перерождением последней. Элитарность партийной жизни — одна из причин антикоммунизма. Его лидеры, его теоретики — Афанасьевы, Поповы — в недалёком прошлом находились в услужении у власть имущих. Происхождение контрреволюции — отечественное, но характер её проявления — импортный… Давно пора признать, что силы международной реакции увидели в перестройке свой шанс для реванша за поражение в Октябре 1917 года. Они не могли его упустить»[142].





Не случайно анализ драматического периода в истории нашей страны Крючков в своих воспоминаниях начинает с последних лет и месяцев жизни Андропова. «Единственное, что удалось сделать Ю. В. Андропову, — как он считал, — это обеспечить улучшение ситуации в стране. К концу 1983 года чётко наметились тенденции к улучшению во многих областях жизни государства. И никакого ухудшения ни по одному из направлений. Это было уже немало. Потому что получила подпитку надежда».

Но, думается, Владимир Александрович не упоминает о главном, хотя, безусловно, и имеет это в виду: Андропов за короткое время нахождения у власти успел встряхнуть страну, пробудить её от летаргического сна. Жёсткая работа по усилению ответственности кадров, наведению порядка и дисциплины на предприятиях и в государственных организациях, соблюдению законности пробудила у людей веру в справедливость, в то, что изрядно разболтанный государственный механизм подтянут должным образом.

Увы, надеждам, связанным с Андроповым, не суждено было сбыться. Причём мало сказать, что всё пошло вскоре по старой, накатанной колее. Смерть Юрия Владимировича вызвала ответную реакцию нездоровых сил общества, которые в период его правления расползлись по щелям и затаились в ожидании реванша. Ждать долго не пришлось.

141

См.: Блейк Дж. Прозрачные стены. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 341.

142

Правда. 1991.4 февраля.