Кандинский

Что-то происходило с милым Сашей, с блестящим и знаменитым Александром Кожевом. В течение нескольких лет свидетели отмечали, что он иногда называл себя «совестью Сталина». Или «сознанием Сталина». Conscience de Staline. В некоторых иностранных языках «совесть» и «сознание» обозначаются одним и тем же словом. По-французски оно звучит как «консьянс». Кожев отлично понимал дело. Он знал, что по-русски и по-немецки «совесть» и «сознание» именуются разными словами, то есть различаются. Но он играл в неразличение. Он был против «дифферанса».

Conscience de Staline. Совесть и сознание Сталина.

С какой стати говорить такое, и что он о себе вообразил или совсем спятил от умных книжек? Собеседники часто не принимали его всерьёз или видели в его речах игры ума или философские причуды. Но это были, пожалуй, не совсем причуды. Или, вероятно, довольно серьёзные причуды. Ученик Кожева, историк и мыслитель Раймон Арон, позднее видел в выходках своего учителя нелепые и неудачные шутки, но и Арон тоже как будто подозревал, что в этих шутках было что-то не совсем шуточное.

Гротескная и причудливая «сталиниада» задела своим крылом семью Кандинских, а отголоски этой истории затем ещё долго давали себя знать. После войны Александр Кожев сделал, как известно, государственную карьеру. Он вырос (или, если хотите, опустился) до уровня крупного чиновника в правительстве Франции, давал советы самому де Голлю и участвовал в возведении фундаментов Европейского союза. Но его давнишние намёки и смутные известия о его послании Сталину не давали покоя недоброжелателям, соперникам и ненасытным журналистам. Намёки на то, что Кожев был «агентом Кремля», мелькали в печати, и даже упоминались таинственные документы о связи Александра Владимировича с секретными службами СССР. Если бы подобные документы были когда-либо найдены, можно себе представить, с каким шумом они были бы обыграны во всех средствах массовой информации западного мира. Но кроме намёков и многозначительных подмаргиваний ничего не было.

Думается, что и быть не могло ничего более существенного. Александр Кожев и думать не думал исполнять задания советских секретных служб. А последним и в голову не приходило, что этому своеобразному персонажу в Париже можно доверить хоть что-нибудь существенное. Послание же Сталину, как установили специальные исторические исследования, имели целью вовсе не декларацию лояльности или готовность к сотрудничеству. Александр Кожев имел совершенно иные намерения.

Дело в том, что в начале Второй мировой войны этот удивительный человек, в котором гениальность соседствовала с детской наивностью, отправил несколько пространных посланий сильным мира сего. В мае 1942 года он отправил ещё одну свою рукопись на адрес правительства Виши, имея в виду, что читателем будет маршал Петен — замечательный полководец Великой войны и жалкий президент марионеточного правительства вассальной южной части прежде великой Франции. Этот эпистолярный труд был написан, разумеется, на французском языке. Философ описывал, обращаясь к кабинету Виши, постулаты своей собственной философской системы. Он как будто видел в вождях и правителях тогдашней Европы своих учеников или возможных адептов. Он хотел быть подобным Гегелю, то есть фантазировал в том же самом духе, что и Гегель в 1806 году, когда великому мыслителю померещилось, что он может разговаривать на равных с вершителями судеб Европы и что он в своей духовной области — сам себе Наполеон. Известно, что кабинет Петена был ознакомлен с посланием Кожева и ему была даже направлена благодарность за глубину и значительность высказанных им идей.

Мало того. Кожев не остановился в своей миростроительной деятельности. Внушительную по объёму и сложную по содержанию философическую рацею наш парижский гений отослал также… Генри Форду, самому известному бизнесмену Америки, обладателю промышленно-финансовой империи, возможности которой, вероятно, превосходили возможности тогдашнего американского правительства Рузвельта.

Подобно тому, как некогда апостол Павел отправлял свои послания народам, возвещая им истины Христовы, парижский племянник Кандинского обращался к сильным мира сего, открывая им, во тьме пребывающим, истины своего нового учения. Старый мир не существует более — гласил главный постулат этого учения. На дворе — новая политика, новая наука, новый социум. Теперь существенно не то, насколько наши идеи соответствуют предполагаемой объективной реальности, ибо не существует более никакой такой объективной реальности. Теперь такие времена, когда можно вырабатывать идеи и превращать их в материальные силы чисто духовными усилиями. Не истины командуют человеками, а человеки командуют истинами. И отсюда — множество важных последствий.

Удивительным образом это учение племянника было как бы пародией на убеждения его дяди, художника Василия Кандинского. Разница в том, что живописцу эти представления о человеческом творчестве помогали создавать замечательные произведения на холсте и на бумаге.

Зарапортовавшийся парижский мыслитель был способен сочинять на основе новых представлений о мире и истории не более чем пухлые рукописи, которые он посылал московскому диктатору, американскому миллиардеру и маршалу Франции, согласившемуся по каким-то причинам возглавить сомнительный политический режим Виши.

Нельзя было бы сказать, однако же, что Кожев впал в помрачение и превратился в ходячую нелепость. Странным образом этот мыслитель оставался вполне эффективным деятелем тогдашней политической сцены. В оккупированной Франции и в сателлитном квазигосударстве Виши это означало не что иное, как реальное участие в сложном, многоуровневом общенациональном движении Сопротивления.

Александр Кожев в годы войны стал членом подпольной организации известного командира Сопротивления Жана Кассу. Наш философ даже получил в этой организации свой инвентарный номер: он был «агент 1231». Это, конечно, не так круто звучит, как «агент 007», но, судя по всему, он приносил подпольщикам кое-какую пользу — как в объединении Кассу, так и в группе «Комба» в Марселе. Разумеется, его главным делом было изготовление и распространение разного рода печатной продукции — от пропагандистских листовок до документов внутреннего пользования. Вероятно, Кожев исполнял и некоторые разведывательные задания, вращаясь среди врагов, язык которых он знал, подобно Кандинскому, в совершенстве.

Последние заклинания волшебника

С аристократическим хладнокровием и выправкой гвардейского офицера, неизвестно как усвоенной этим удивительным человеком с младых лет, Кандинский игнорировал то, чего не хотел видеть.

Вермахт в Париже. Родной немецкий язык в устах гитлеровских молодчиков. Послания Саши Сталину, маршалу Петену и Генри Форду. Эпопея Сопротивления. Советские армии идут на запад, шатаются стены рейха. Гестапо свирепствует в тройном масштабе. Доберутся ли русские до Парижа на этот раз? Вот вопрос. Ждать ли здесь тех самых комиссаров, которые так крепко запомнились со времён гражданской войны? Мир сошёл с ума.

Современный художник, как мы помним, не признает над собой власти идеократии и крайне недоверчиво относится к исторической реальности. Мы с вами замечали симптомы этого нового искусства уже у Репина и Чехова и уж тем более — у импрессионистов и Сезанна.

О чём говорят нам картины Кандинского 1939–1944 годов? Волшебник приглашает нас на свой чудесный праздник и предлагает порадоваться вместе с ним. Он пишет небольшую картину «Маленькие акценты» (Собрание Гуггенхайма, Нью-Йорк). На ней мы видим как будто небрежно намеченные детской рукой нотные линейки, на которых посажены в виде музыкальных нот разные фитюлечки и козявочки, загогулинки и запятые, шарики с роликами, волосатые крючочки и прочие обитатели иной реальности.

Подобные картинки маслом, гуашью и акварелью пишутся в годы войны, идущей к своему завершению. Иногда обитающие в них «биоморфики» и «геометрики» слегка толстеют и пышнеют, расползаются формами, обретают уморительную солидность. Всегда в этих, как правило, небольших холстах и листах много всякой дробной мелочи. Солидные большие «амёбы» медленно проплывают в холодных или тёплых водах фона, тогда как мелкие фитюльки с рогульками мельтешат и скачут вокруг, как воробьи вокруг конского навоза.