Дикий

Это было так давно, что я уже и забыла каково это, когда о тебе заботятся. Пусть чужие люди, у которых есть собственные дети, но мы с ребятами это ценили. А когда выросли, подобным теплом нас перестали баловать, и мы научились греться сами. Некоторые согревались друг другом, и уже к выходу из детского дома родили малышню, которую потом в итоге там же и оставили. Я же не хотела подобного своему ребенку. Зачем? Подвергать его такой же жизни, как была у меня? Ну уж нет. Именно поэтому никого к себе не подпускала даже в алкогольном опьянении, ставшем моим источником тепла номер один. Раз уж не получалось согреваться иначе, я пила водку, которая никогда не подводила. Потом нас отпустили «на вольные хлеба». Без должного образования, навыков, умений. Идите куда хотите, и мы пошли. Прожив с ребятами год на съемной квартире, я поняла, что никуда не двигаюсь. Мы пили, пытались работать, но никто нигде не приживался, именно поэтому я съехала от них и решила попробовать найти себя самостоятельно. Пока что перспектива так себе, но я очень стараюсь.

А благодаря таким, как Матвей, хочется становиться сильнее. Эти богатые мажоры напоминают о том, что мой отец ведь был одним из них и когда-то очень давно оставил меня двухмесячную на пороге детского дома со свидетельством о рождении. Я пыталась его найти, но так и не смогла. Все данные о нем исчезли, как будто его и не существовало вовсе. А я так – найденыш из ниоткуда.

Глава 6

Матвей

Я просыпаюсь ближе к обеду. Летняя пора за окном позволяет спать сколько угодно. В сентябре обратно в универ, надо добить последний год обучения, который я просрал из-за козла Борзого. Мудак сдал меня бате, хотя отчасти я ему благодарен. Если бы не он, кто знает, где бы я сейчас был по милости сучки Насти. А в клинике меня хотя бы немного привели в чувства и напомнили о том, что если не откажусь от наркоты, могу закончить так же, как и сестра. Невольное воспоминание о Ксюше захлестывает привычной волной тоски, но я быстро отгоняю его.

Встаю, поправляя в трусах утренний стояк, принимаю душ и спускаюсь в столовую, откуда уже несет жареным беконом с яичницей. У некоторых уже обед, но Верочка знает мое расписание, поэтому готовит завтрак как раз к моему подходу.

– Утро доброе, – бодро здороваюсь, заваливаясь на кухню.

– Доброе утро, Матвей Дмитриевич, – женщина ставит на стол тарелку с яичницей, беконом, спаржей и помидорами.

– Доброе, – сдержанно отвечает Лана, запихиваясь своей гранолой с молоком и ковыряясь в телефоне.

Я усаживаюсь на свое место и выхватываю ее айфон.

– Эй, дай сюда, – возмущается младшая, но я уже роюсь в личных сестринских переписках.

– Кто такая Рина? – вопросительно изгибаю бровь, наткнувшись на довольно длинный диалог, где крайняя тема обсуждения какой-то Марк. Заношу руку с гаджетом назад, чтобы мелкая не дотянулась.

– Какая тебе разница? Дай сюда! – требовательные кулачки дубасят меня по плечам, но меня это скорее забавляет, чем злит. Толкаю ее на стул, чтобы не мельтешила перед лицом.

– Я спросил кто это?

Вера опускает передо мной стакан со свежевыжатым соком и предусмотрительно испаряется с кухни. Умная женщина, единственная кто сумел приспособиться к нашей семье и именно поэтому в течение пяти лет все еще благополучно получает свои кровно заработанные.

Лана психует и разводит руками в стороны.

– Подруга.

– У тебя появилась подруга? – искренне удивляюсь, так как друзей у сестры не было почти…. Никогда.

– Представь себе. За полгода твоего отсутствия много чего изменилось. И да, у меня наконец появилась подруга.

– И что же конкретно изменилось?

Не то, чтобы я не в курсе, просил Рыжего присмотреть за малолетней дурой, вечно попадающей в неприятности, но о подруге он мне ничего не говорил.

– Например то, что мне скоро восемнадцать, Матвей, и я не собираюсь перед тобой отчитываться о собственной жизни!

Я делаю резкий выпад вперед, хватаю сестрицу за волосы, игнорируя жалобный писк, и дергаю к своему лицу.

– Значит так, если ты забыла, Лана, всех своих друзей ты проводишь через меня. Парней, телок, всех! – цежу ей в зажмуренные глаза. – Если хочешь с кем-то общаться, приводишь ко мне, и я решаю, будешь ли ты с ними тусоваться или нет. Если ты забыла за шесть месяцев как правильно себя вести, то я напомню! Поняла?

Младшая молчит, вцепившись в мои руки, и я вижу, как у нее из глаз начинают течь слезы. Ничего, пусть поревет, это полезно. В следующий раз будет думать стоит ли заводить дружбу черт знает с кем.

– Повторить вопрос? Поняла? – рявкаю ей в лицо, дернув за волосы.

– Да, – дрогнувший голос сестры почти меня не трогает. Я научился не обращать внимание на вынужденные, рожденные обидой слезы. Это как постоянно ревущие дети, чьи родители постепенно наращивают броню, чтобы не вестись на их жалобные всхлипывания.

– Матвей, пусти ее, – раздается сзади не слишком решительным голосом.

Оооо, братец пожаловал. Вся семейка в сборе, отлично! Отпускаю Лану и оборачиваюсь на топчущегося на пороге Кира.

– Проходи, что стоишь! – указываю ему на место, негласно закрепленное за ним.

Брат окидывает хмурым взглядом сначала меня, потом зареванную сестру, умудрившуюся выхватить у меня телефон и запихнувшая аппарат в передний карман джинсов, наивно полагая, что там я его не достану.

Кир наливает себе сок и садится рядом.

– Ну что ж, семейство, думаю самое время поговорить. Пока меня не было, вы, я смотрю, слишком расслабились. Ты, – тычу пальцем в младшую, – познакомишь меня со своей так называемой подругой, а ты, – перевожу его на Кира, – в курсе, что она с кем—то общается? Кто такие Рина и Марк?

Кирилл сначала бросает быстрый взгляд на сестру, как бы уточняя можно ли мне говорить. Ну пиздец. Шесть месяцев отсутствия, а они уже спелись.

– Слушай, Мот, я все понимаю, конечно, – переводит на меня глаза, пытаясь звучать решительно, – но Лана и правда уже достаточно взрослая, чтобы контролировать каждый ее шаг. Пусть общается с кем хочет, тебе-то что? Ты же не отец нам, чтобы вершить правосудие.

Намеренно медленно отрезаю кусок бекона, нанизываю сверху на вилку спаржу и отправляю в рот. Объяснять им что-либо не намерен, да и времени у меня на это нет.

– Действительно, а где отец? – склоняю на бок голову, а потом громко кричу так, что эхо разносится по дому: – Паааа!

Лана с Киром синхронно вздрагивают, а я демонстративно прикладываю к уху ладонь, слушая как в ответ мне орет тишина.

– Кажется, его как всегда нет, – развожу руками, а потом отбрасываю в сторону шутки и опираюсь локтями на стол, по очереди переводя глаза с брата на сестру. – Значит так, слушайте внимательно, ваш релакс закончился. Не знаю, что вы успели натворить за время моего отсутствия, но теперь все вернется на круги своя. Никаких тусовок, гулянок и так далее. Хотя ты, Кир, можешь тусоваться со мной, если я направляюсь на какую-нибудь пати, – брат заметно оживляется, Лана же напоминает злобного кролика, плотно сжимая губы, – а ты, младшая, сидишь тихо-мирно дома. И если я узнаю, что ты где—то прохлаждаешься позже десяти вечера, пеняй на себя.

Сестра резко вскакивает, опрокидывая стул, и буквально кремирует меня красными глазами.

– За что ты так меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

– Ничего, – констатирую факт, не уступая ее пристальному взгляду.

– Тогда почему?

– Просто так, – пожимаю плечами.

Девчонка сжимает кулаки. Подбородок дрожит, по щекам текут слезы, давая мне ощутить на себе всю сестринскую ненависть в полную мощь.

– Лучше бы тебя вообще не было! Ненавижу! – выкрикивает и, всхлипнув, срывается с места и убегает. Судя по тому, как хлопнула входная дверь, убежала из дома. Сжимаю зубы и швыряю вилку, та со звоном стукнувшись о тарелку, падает на пол. Дура малолетняя.

Настроение завтракать пропадает.

– Кто такой Марк? – перевожу взгляд на брата, который не смотря на то, что пытался защищать сестру, в итоге всегда принимал мою сторону.