Тринадцатая реальность

– А если её не будет? – глядя ему в глаза, спросил я.

– Это вряд ли, – ответил он, – но и при таком финале вас освободят и дадут возможность уехать. Не будет необходимости всё здесь зачищать, поэтому вам даже помогут, насколько это в наших силах. С режимом ясно? Тогда поговорим о вашей работе. Давайте начнём с вас, Сергей Александрович. Не обиделись, что я обратился без титула? У нас их используют только в общении с теми, кому претит простое обращение. Таких немного, но они есть.

– Сын уже говорил, – сказал отец. – Не имею ничего против. Так что вы для меня придумали?

– Вы специалист в российском законодательстве, им и займётесь. Оцените наши законы и предложите свои правки, в соответствии с пожеланиями заказчика. Вы у нас такой не один, поэтому можете писать что вздумается. Потом ваши предложения рассмотрит специальная комиссия. Понятно, что это только после выздоровления. Теперь с вами, Алексей Сергеевич. С завтрашнего дня вы выходите на работу. Вы ходили по территории?

– Вчера прошёлся, – ответил я. – В парке не сидел и по всем улицам не ходил, но общее представление получил.

– А вам больше ничего и не нужно. Возле парка стоят два четырёхэтажных дома. В левом нижний этаж отдан под столовую, а на верхних работают наши учёные. В правом доме, на первом этаже, располагается гимназия. Детей у нас немного, поэтому мы не стали вводить раздельного обучения, классы и без того небольшие. Верхние этажи занимают инженеры и те, кто им помогает. Поднимитесь на третий этаж в одиннадцатый кабинет к старшему инженеру Владимиру Петровичу Фролову, а дальше будете делать то, что он скажет.

– Я тут уже кое с кем познакомился, – сказал я. – Естественно, начал расспрашивать. Мне сказали, что из-за режима здесь сквозь пальцы смотрят на многие секреты. Мол, всё равно никому ничего передать нельзя...

– Это не совсем так, – возразил он. – Поймите нас правильно. В этом городке живут не чьи-то шпионы, от которых мы оберегаем секреты. Большинство жителей с ними работает. Они не просто нанятые специалисты высокой квалификации, а наши сторонники и единомышленники. Наши проекты для многих – дело жизни. Конечно, изоляция напрягает, но все понимают, что это вынужденная мера. Поэтому я не столько выискиваю что-то злонамеренное, сколько смотрю, чтобы случайно не проскочило что-то для нас опасное, на что писавший просто не обратил внимания. Ищу и скрытые вложения, но больше потому, что так положено. Но это не значит, что любой из вас должен знать все секреты проекта. Знают то, что нужно для работы. Если кто-нибудь проговорится, или просто услышите разговор, не предназначенный для ваших ушей, вас за это никто не накажет, но такое не поощряется. Что вам можно знать, решат те, с кем будете работать. Им и задавайте свои вопросы. Если ко мне больше ничего нет, я, пожалуй, пойду. Только сначала один вопрос: вы привезли какое-нибудь оружие?

– У нас два пистолета, револьвер и сотни две патронов, – ответил я.

– Целый арсенал, – удивился он. – Вообще-то, ввоз оружия на территорию запрещён, и его изымают раньше. Вам почему-то сделали послабление, и я буду говорить об этом с Кулагиным. А сейчас соберите стволы и боеприпасы в какую-нибудь сумку и принесите мне. Сумку я потом верну.

Я собрал оружие и проводил цензора до калитки. Он ушёл, приветливо кивнув возвращающимся женщинам. Проводил я трёх дам, а встретил четырёх. Парикмахершей оказалась невысокая стройная женщина лет сорока, которую можно было бы назвать миловидной, если бы не чересчур длинный нос. Я поздоровался, пропустил женщин в дом и вошёл сам. Мама с гостьей пошла к отцу, а мы заняли гостиную.

– Кто это от нас вышел? – спросила Вера.

– Здешний цензор, – ответил я. – Рассказал о режиме и нашей работе и забрал оружие. Тебе, кстати, надо написать отцу. Он может ответить и даже прислать посылку, а нам разрешены только письма.

– Это мы уже знаем, – сказала жена. – Лена рассказала. У неё узнали, что можно было сходить в церковь на литургию, но было уже поздно. Я в следующее воскресенье с ней пойду.

– Не замечал за тобой религиозности, – сказал я. – Да и за мамой такого не водилось. Иконы в доме были, но вы ни одной из них с собой не взяли.

– Мама взяла, – сообщила Ольга, – и я тоже забрала свою детскую икону Богородицы. Это ты свою оставил. Крест хоть не забыл надеть?

– Я его не снимал, поэтому и не забыл, – улыбнулся я. – Ладно, вы мне лучше скажите, какое впечатление от прогулки?

– Нет у меня пока впечатлений, – вздохнула Ольга. – Чисто, удобно и аккуратно, но прожить, никуда не уезжая, десять лет... Не знаю, я, наверное, не смогла бы.

– Просто у тебя пока нет любимого человека, – возразила Вера. – Если будет муж и появятся друзья, многое можно перетерпеть. А у здешних есть цель и важная работа. Без дела, конечно, трудно. Да, Лена мне тоже понравилась. Только учти, что для тебя это ничего не меняет. Я не ревнивая, но если дашь повод...

– Не дам я тебе повода, а насчёт дела... Не знаю, найдут ли нам в понедельник кухарку, но до её появления надо дожить и не помереть от голода. Столовая сегодня выходная, магазины – тоже. Надо посмотреть, что можно приготовить из наших продуктов. У нас три женщины, которые маются от безделья, вот и попытайтесь приготовить хотя бы обед. Резаную колбасу можете не предлагать. Мне интересно, что у вас получится. Можете помолиться перед готовкой.

– Нашёл развлечение! – рассердилась жена. – Думаешь, я что-нибудь приготовлю, если не помню, как это делать? Только переведу продукты, а ты откажешься есть! Давай ты скажешь, что и как делать, а мы сделаем.

– Говори за себя, – отказалась Ольга. – Я лучше помою посуду.

Мы болтали до тех пор, пока не закончила работу парикмахер. Мама ушла провожать, а я вошёл в спальню. Отец лежал, гладко побритый, и приятно пах незнакомым мне одеколоном.

– Быстрее бы вылечиться! – сердито сказал он, увидев меня. – Так надоела эта беспомощность! Хотя не представляю, чем буду заниматься, разве что по вечерам играть в карты с такими же бездельниками.

– Тебе же предложили работу, – удивился я. – Чем она тебя не устраивает? Вроде по твоей должности.

– Я вёл надзорную работу, – сказал он, – и законы знаю достаточно для её выполнения, но такие, как я, не занимаются законотворчеством. Мнение я выскажу, толку-то! Наверное, мне подсунули эту работу, чтобы не рехнулся от безделья. Это у тебя настоящее дело. Чем думаешь сегодня заняться?

– Готовкой, – ответил я. – Полный дом женщин, и ни одна не умеет готовить! Ольга сразу отказалась, мама ещё не знает, а Вера согласилась заняться, но под моим руководством. Чувствую, что всё придётся делать самому.

– Мать не трогай, – предупредил он. – Она никогда даже не резала хлеб. Порежет себе пальцы, а у нас нет йода и бинтов. Сделайте с Верой хоть что-нибудь, а завтра надо постараться найти кухарку.

Как я и думал, готовить пришлось самому. Вера начала чистить к супу картошку и сразу же порезала палец. Я неудачно пошутил по этому поводу, вызвав слёзы. Палец забинтовали полоской чистой ткани, а я доварил суп и вышел во двор. В десяти шагах от меня за низким забором возился с цветами второй сосед, которого я до этого не видел. Это был массивный мужчина лет семидесяти, с огромными залысинами, седыми, слегка вьющимися волосами и лицом киноактёра Гафта. Не полная копия, но очень похож.