Тринадцатая реальность

– Мы немного переоценили свои силы, и даже в мыслях не было, что кайзер может сделать такой ход, – признал Бэнсен. – В стране паника, и она будет только нарастать. Сотни тысяч погибли и миллионы лишились жилья. Кому-то придётся ответить, но об этом пусть болит голова у политиков, а нам с вами нужно думать о том, что можем спасти своими силами.

– Если сюда придёт флот империи, войне однозначно конец, – сказал Нимиц. – Даже если они не применят против нас свою авиацию, мы больше не получим боеприпасов, а их осталось максимум на неделю. Они захватят и Алжир – это только вопрос времени. Поэтому надо как-то мириться, и срочно вывозить всех, кого сможем, по железной дороге, и спасать оставшиеся самолёты и пилотов. Вы когда полетите обратно?

– Я должен всё увидеть своими глазами и поговорить с вашими людьми, – ответил Бэнсен. – Потом сразу вылечу. В Вашингтоне ждут моего отчёта.

– Значит, моим шифровкам не доверяют! – сказал командующий. – Ладно, чёрт с ними! Карьере всё равно конец, да и сам я не захочу служить на флоте. Теперь каждый станет плевать вслед военным морякам. Скажите им, Чарльз, чтобы решали быстро, иначе я уйду к русским, отдам им корабли и попрошу в обмен отправить моих парней домой через Россию. И плевать мне на то, что потом кто-нибудь скажет!

– Может быть, так и придётся сделать, – вздохнул Бэнсен. – Чёртовы англичане! Если бы они нам помогли, не было бы такого финала!

* * *

– Что передают? – спросила вошедшая в гостиную жена.

– Ничего нового, – оторвавшись от радиоприёмника, ответил я. – Американцы заняты своими городами и больше пока ничем не интересуются. Когда на кого-то часто валятся беды, он к ним привыкает и уже не так остро реагирует, а у них с этим плохо. Сейчас все растеряны и не столько пытаются устранить последствия, сколько плачутся друг другу в жилетку и пытаются выяснить, кто во всём виноват.

– Им всё-таки сильно досталось, – вступилась она за янки.

– Немцам с французами досталось гораздо больше! – возразил я. – Если бы не этот поход флота в Америку, империя распалась бы, к этому всё шло. Но европейцы быстро восстановят разрушенное, а за океаном с этим хуже, хотя у них по-прежнему больше возможностей. Вместо того чтобы восстанавливать города, все силы бросят на строительство военного флота. Сто лет назад это был совсем другой народ.

– Тебе видней, – вздохнула она.

– Как себя чувствуешь? – заботливо спросил я.

С тех пор как Вере десять дней назад стало плохо, и спешно вызванный врач установил беременность, её самочувствие стало для меня самым важным из всех вопросов.

– Да вроде неплохо, – ответила она. – Плохо было в первый раз, и потом два раза сильно тошнило, а сейчас только иногда немного подташнивает. Борис Карлович удивлён таким ранним проявлением беременности и тем, что это случилось со мной. Он считает меня эталоном здоровья.

– Из вас троих беременности нет только у Александры, – сказал я. – По-моему, она вам завидует.

– Она мучается из-за немцев. Если бы я куда-нибудь уехала, а кто-то начал бомбить наши города, я тоже переживала бы. Слушай, Лёш, я вот о чём подумала. Если ты вдруг умрёшь...

– С чего это вдруг решила меня похоронить? – удивился я.

– Не говори глупости, – ответила она. – Никто тебя не хоронит, но ведь всякое бывает. Тебя никуда не пошлют?

– Меня и в этот раз никто не посылал, сам удрал. Мои слова – это только предположения. А к чему этот разговор?

– К тому, что, если начнёшь создавать свой мир, не бери никого в жёны, подожди меня! Я только немного выращу ребёнка, а потом приду сама.

– Рехнулась? – я постучал пальцем по её лбу. – Я тебе приду! На порог не пущу – так и знай! Жизнь лучше фантазии, а тебя я готов ждать сто лет. К тому же я не собираюсь умирать и тебе не дам.

Этот дурной разговор был прерван появлением Олега.

– У меня есть новости, приятные и неприятные одновременно, – сказал он. – Во-первых, брат решил вас наградить.

– За какие заслуги? – спросил я.

– У тебя мало заслуг? Зачем говоришь глупости?

– Много, – согласился я. – О них знают человек сто-двести, а что подумают остальные? Что император наградил своего дружка?

– Этого можешь не бояться, – засмеялся он. – Те, кому нужно, в курсе, а остальные не будут знать об этой награде. Не интересно, что дадут?

– Мне интересно, – сказала Вера, – даже тошнить перестало.

– Казна выкупила усадьбу Алтуфьево. Её подарили тебе за особые заслуги перед отечеством. Ты у нас, конечно, богатый и мог бы сам потратить двести тысяч, но сейчас не нужно тратиться, да и не продал бы тебе её бывший владелец. Брат уломал его, пообещав дворянство, ну и ещё кое-чего. Усадьба шикарная, хоть и похуже нашего дворца. Есть большой пруд и парк. И от нас только в двадцати километрах. Кроме того, тебя наградят орденом и повысят чин.

– Куда уже выше! – проворчал я. – Чин с орденом тоже дадут инкогнито? И из-за чего этот дождь монарших милостей?

– Вот теперь я верю в то, что тебе больше семидесяти лет, – засмеялся Олег. – Бурчишь как старый дед, вместо того чтобы радоваться.

– А если сказать прямо? Нас выгоняют из дворца?

– Не ожидал от тебя такой глупости, – обиделся он. – Дурак.

– Ладно, извини, выбрал неудачное слово, но ведь угадал? Нужно съезжать?

– Ваши родители останутся здесь, – ответил Олег, – и эти комнаты у вас не забирают. Можете приехать в любое время. Вам опасно оставаться у нас во дворце. Сам же против того, чтобы с тобой ходила охрана. Здесь бывает слишком много разных людей, даже в этой части дворца. Выкрасть тебя не смогут, а зарезать – запросто. В этом деле искусников хватает: сунут нож в спину, и не поможет всё твоё искусство.

– А там? – спросил я. – Тоже охрана?

– Дом очень большой, парк тоже не маленький и окружён хорошей оградой. Вот она и будет охраняться, а внутри ходите, куда хотите. Можете выезжать к друзьям, но только с охраной. Лучше, конечно, чтобы приезжали к вам. В доме есть телефон и будут две машины: разъездная и для всяких неожиданностей. Служанка только одна для готовки и уборки в доме. Стирать будут на стороне. Кажется, ничего не забыл.

– А что в твоей новости печального?

– Печально, что я не смогу каждый день видеть такую неблагодарную свинью, как ты, – ответил Олег, – а Елена будет скучать по Вере. О брате не говорю, сам должен понимать. Учти, что телефон обычный и по нему нельзя говорить ни о чём важном. Да, когда у Веры подойдёт срок, её заберут в специальную лечебницу. Роды примут прекрасные специалисты. Нужно ценить, как о тебе заботятся друзья, а не кривить морду.

– Ты же знаешь, что я на вас не обижен, – примирительно сказал я. – Когда переезжать?

– После окончания войны. Сейчас ты нужен здесь. Только постарайся потерпеть и никуда не ходить без охраны, и жену не пускай. Трудно, что ли, позвонить и немного подождать? На этих ребятах не написано, что они охранники.

Он ушёл, и мы остались вдвоём. Мать обзавелась множеством подруг и редко проводила время дома, а отец должен был прийти со службы только через два часа.

– Я вижу, что ты не рад, – сказала Вера, садясь мне на колени. – Вспомнил лагерь?

– Нет, здесь другое, – ответил я. – В лагере нам ограничили общение и не пускали за ограду. Почти тюрьма, только размером с посёлок и комфортабельная. Здесь мы можем дружить, с кем хотим, и ездить везде в пределах Москвы. Свобода, хоть и ущербная, но другая появится очень нескоро. Там безопасней, но и скучней, потому что в гости не наездишься. Значит, придётся коротать время друг с другом и с охраной. Что-то выиграем, что-то проиграем.