Тариф на любовь

Смутно, словно из далекой, уже прожитой, и потому чужой жизни, всплывали воспоминания: перекошенное лицо Борисыча, безмолвный вопль ужаса переводчицы, недоумевающая морда Бруно. Кажется, я урывками, ненадолго приходила в себя. И снова отключалась. Иначе откуда я могу знать, что в номер меня на руках принес Алекс. Не слишком вежливо при этом оттолкнув в сторону Ипатова. Кажется, Коля в ответ разразился такой тирадой в ответ, что портовые грузчики моего родного города обзавидовались бы, если бы услышали. Только я не уверена, что это все мне не пригрезилось.

А потом был пожилой седоусый врач-итальянец в безукоризненно отглаженном голубом медицинском костюме. Резкий запах спирта. Танечкино: "Это блокаторы, Борис Викторович", выдавленное между всхлипываниями. И ею же переведенный вопрос от врача, произведший на всех впечатление разорвавшейся бомбы: "Знает ли синьорина о своем диагнозе?" Не уверена, но, по-моему, Борисыч ответил, что не только знаю о диагнозе, но и в курсе сколько мне осталось. После этого Танечка потерял сознание. И мы остались без переводчика.

К счастью, представители фирмы Диарелли к этому времени давно ушли. А пожилой врач вполне сносно объяснялся на английском, на котором Борисыч и Ипатов не говорили, а дышали. Так что проблем в понимании не возникло. Мужчины еще долго о чем-то говорили. Вот только я после инъекции все глубже погружалась в какое-то непонятное болото. Где даже дышать было тяжело. И вскоре и вовсе перестала воспринимать действительность.

Теперь же, наблюдая за танцем теней на потолке, я пыталась решить для себя несколько сложных задач. И первую очередь как понять: не приснилось ли мне все это? Алекс на стороне фирмачей Диарелли, сильнейший приступ посреди мраморного холла отеля и убийственный взгляд Ипатова в сторону вампира и чересчур ретивого итальянца. По телу пробежал озноб. Если мне все это не приснилось, то что тогда вынудило Алекса так бездумно и глупо рисковать своей жизнью? Ради чего? Ведь я уже давно убедилась, что вампир ничего не делает просто так.

Вечерние тени сгущались все сильнее, плавно перетекая в густую европейскую ночь. С приоткрытого балкона отчетливо тянуло душной сыростью и запахом дождя. Надо бы встать, прикрыть дверь, включить кондиционер. В прохладе мне всегда легче. Но тело, пережившее сильнейший приступ, подточенное болезнью и нервными переживаниями, накачанное незнакомыми мне лекарствами, отказывалось мне подчиняться. Оставалась одно: ждать. Либо пока не пройдет слабость, и я смогу встать. Либо пока кто-нибудь не решит меня проведать. Беспомощность – самое унизительное чувство для того, кто давно привык полагаться только на себя. Но другого выхода у меня не было. Только лежать, страдать от духоты и ждать.

Неожиданно потолок прочертила странная длинная тень. Мелькнула и пропала. Тихо зашелестели шелковые гардины, прикрывавшие балконную дверь. Не то, чтобы я сильно испугалась: пятый этаж, на котором находился мой номер, не располагал к прогулкам по соседским балконам. Тем более, что ближайший соседский балкон находился на расстоянии более полутора метров от моего. И все же мое многострадальное сердечко сорвалось в очередной забег, впрыскивая в кровь приличную дозу адреналина. На этой волне даже удалось повернуть голову и слегка приподняться на одном локте.

Я долго всматривалась, затаив дыхание, в полутемную комнату. Изучала уже погруженные во мрак углы. Ощупывала взглядом пространство между кроватью и балконом. Бесполезно. Слишком явно в комнате была я одна.

Устав напрасно тратить и без того скудную энергию, я обругала себя последними словами и без сил рухнула назад на подушку. На глаза против воли навернулись слезы. Себе-то можно и не врать. Я ждала и надеялась, что ко мне придет Алекс. Но, видимо, напрасно. Скорее всего не я, а совсем другие дела вынудили вампира сунуться едва ли не в пасть к чистильщикам. Я – уже отработанный материал. И не стою того, чтобы ради меня рисковали бессмертием. Жаль. Я ведь ни на что не претендую. Всего лишь хочу попрощаться.

Горячие соленые ручейки выплеснулись из уголков моих глаз и резво побежали к вискам. Я с силой зажмурилась в попытке удержать непрошенную влагу. И даже задержала дыхание, не давая истерике взять надо мною верх, давя ее в зародыше. Смысла в слезах все равно нет. Только последние силы растеряю. Сосредоточившись на том, чтобы медленно, размеренно дышать, я сосчитала до двадцати одного. Дальше задерживать дыхание оказалось невозможным – легкие буквально разрывало от недостатка кислорода. И я вдохнула, чутко прислушиваясь к своему состоянию.

Как ни странно, моя варварская методика принесла результат: рыдать перехотелось. Осталась только невероятная, свинцовая усталость. Но с этим дыхательными упражнениями не справишься. Судорожно втянув носом воздух, я медленно открыла глаза. И оцепенела.

На краю кровати на расстоянии вытянутой руки от меня сидел Алекс. Вечерние тени бродили по его уставшему лицу. Пронзительный, нечеловечески-зеленый взгляд не отрывался от моего лица. Глюк?! Или реальность? Я замерла, забыв, что нужно дышать. Если это глюки, а мое тело сейчас где-то корчится в предсмертных судорогах, то пусть они продлятся подольше. Я жадно впитывала, изучала любимый образ, столько раз снившийся мне ночами за последние полгода.

Не знаю, сколько я так лежала, не дыша, не двигаясь, ничего не говоря. Но в конце концов у меня закружилась голова. Мне стало мало просто сидеть и смотреть. Захотелось прикоснуться. Пусть и в последний раз. Сказать, что я не в претензии. Что то, что меня ждет – закономерный конец для никому не нужной недоведьмы. Алекс ни в чем не виноват. Сердце сжалось горько и сладко одновременно. Спасибо, судьба, за такой подарок в конце жизненного пути. Я не попрошу большего. Мне больше нечего желать. Разве что, чтобы любимый был рядом со мной до конца. Но только я точно знаю – вампир не согласится. Так что да, я благодарна и за то, что у меня есть. Вот только прикоснусь к нему в последний раз. Даже если это и глюк.

Я попыталась приподняться на локте, дотянуться хотя бы до его руки. Но предательская слабость и недавний выплеск адреналина подточили остатки моих сил. И, едва оторвав голову от подушки, я со стоном рухнула обратно. В теле родился первый спазм, предвестник приступа. Лекарство заканчивало свое действие. Тоска придавила грудь. Нет! Только не это! Не сейчас, пожалуйста! Не хочу, чтобы Алекс видел, на сколько мне сейчас плохо.

От бессилия и беспомощности слезы вновь хлынули из глаз.

Глава 10

– Анька!

Вся невозмутимость Алекса разлетелась вдребезги, как стекло. Вампир тенью метнулся с кровати на пол, встав на колени, сгреб меня в охапку и прижал мое мокрое от слез лицо к груди.

– Аня, прости! Прости! я так виноват перед тобой!

В голосе Алекса отчетливо слышалась мука. И что-то еще, что мне никак не удавалось опознать.

В его руках я чувствовала себя сломанной игрушкой. Не могла шевельнуться, сложно было дышать. Но я откровенно наплевала на свое кошмарное, разобранное состояние. Самое главное, под моей щекой, в самой непосредственной близости, гулко и нервно билось его сердце. Сердце, которому я принадлежала вся, без остатка.

Алекс оторвал меня от своей груди и всмотрелся в мое залитое слезами лицо. Приступ на время отступил, напуганный фонтаном моих эмоций. Но все равно мое самочувствие оставляло желать лучшего. И я безвольно обвисла в сильных руках любимого, жадно вглядываясь в его глаза, впитывая в себя его образ. Чтобы сохранить в сердце навсегда. Чтобы помнить его таким до последнего. Пока дышу. Пока бьется мое сердце.

– Аня, так плохо? – Тревога в голосе любимого бальзамом пролилась на мою израненную душу. – Боги, какой же я идиот! Обоих чуть не угробил!

Такого раскаяния мне еще не приходилось видеть. Не только у Алекса. Вообще. Словно Алекс сам себя судил, и приговорил к смертной казни. Странная фантазия. Но другое сравнение в голову не приходило.