Страница 2 из 122
В молодости он занимался плаванием. На время он даже вошёл в юношескую сборную РСФСР. Он выучился на тренера по плаванию в Педагогическом университете имени Льва Толстого. Потом служил радистом в Афганистане.
Войны мой отец всегда ненавидел. «Война – это грязь, кровь и смерть!» – говорил он мне часто.
Позднее, в 1987 году, отец приехал в Москву. Здесь он занялся бизнесом. В 1990-Е годы он превратился в миллионера, но после кризиса 1998 года он всё потерял.
Вскоре после этого родился я.
У моего отца было четыре жены, одна из которых фиктивная. Именно поэтому я имею двух старших братьев. Одного из них зовут Артур, а другого – Энвер.
Артуром (он родился в 1981 году) отец гордится. Он выучился на финансиста в Высшей школе экономики, а теперь занимает руководящую должность в одном американском банке. Платят ему там не просто большие, но поистине сумасшедшие деньги.
А вот об Энвере (этот родился в 1991 году) отец и вспоминать не хочет. Ныне он живёт с третьей женой моего отца в Лондоне. Там де он выучился (на деньги моего отца, конечно же), а теперь не может найти работы. Именно поэтому живёт он теперь на отцовские деньги, которые вечно просит. Отец всегда даёт, но всё равно недоволен.
Отец моего отца, то есть мой дед по отцовской линии, – был военным моряком. Он служи на Чукотке, в Ревеле и в Дербенте. Потом вышел в отставку.
Он оставил мне в наследство прекраснейший советский кортик 1947 года выпуска. Красивый кортик. Я его берегу. Он сейчас хранится у меня дома завёрнутый в советский флаг.
Бабушка моя по отцовской линии много лет проработала медсестрой. Она знает невероятно много. Многое она повидала.
Один раз бабушка Луиза (таково её имя) раскалывала о том, как она с подругой попала в шторм на Аральском море. Они тогда направлялись на пароходе из Аральская в Муйнак.
Ещё она рассказывала о том, как видела ужасный голод начала 1930-х годов. Она тогда была маленькой девочкой из одного башкирского села. Она помнит, как при сорокаградусном морозе трупы укладывали штабелями на окраине деревни, а потом увозили на захоронение.
В их деревне поймали одного каннибала. Его потом расстреляли. Во рту у мёртвых тогда находили сено.
Она помнит, как в замёрзших домах вскрывали двери, как оттуда выносили трупы. Ещё она рассказывала о том, как она общалась с пленными японцами и немцами после войны...
Словом, этот человек – просто кладезь историй.
Мама моя тоже родом из Грозного.
Она выучилась сначала на физика в местном институте, а потом уехала в Москву. Это было перед началом Первой Чеченской войны.
Здесь Мама работала и училась. Притом не где-нибудь, а в МГИМО, хоть и на вечернем отделении. С отцом она познакомилась ещё в 1987, но поженились они только в 2000 году.
Моя мама имеет одну сестру, – тётю Лену. Она сейчас живёт со своим мужем дядей Игорем в Одессе.
Сразу скажу: почти всё, что говорят о притеснении русских на Украине, – правда. Родственники сами стали жертвами этих притеснений.
На Украине сейчас страшно жить. Это я знаю от очевидцев. Поэтому да будут прокляты те сволочи, что рассуждают о великом счастье, будто ты наступившем на Украине. Эти пропагандисты омерзительны, они хуже гадов ползучих.
Словом, про Украину мы ещё поговорим.
У тёти Лены есть дочь Илона, а у неё в свою очередь есть муж Ваня и двое детей – Саша и Ваня-младший. О них мы ещё поговорим.
Пару слов о дедушке и бабушке по материнской линии.
Дед мой, Юрий Курьанов, родился в селе Коктюбей. Это в северном Дагестане. Село это было рыбацкое. Поэтому дедушка мой с самого детства ходил с отцом в море для ловли рыбы.
Много мне всего дедушка рассказывал и о море, и о рыбе. Рассказывал, как его отца с другими рыбаками в шторм унесло на кукую-то отмель. Несколько недель они там пробыли, едва не умерли.
Рассказывал ещё про тюлений промысел на Каспийском море, про добычу ворвани рассказывал.
Село их, Коктюбей, находилось на берегу моря. Но не совсем на берегу. Дело в том, что берег Каспия там весь порос камышом. Этот камыш тянется километров на тридцать. Там находятся лиманы, маленькие озёра, болота и ручейки, иногда даже речки.
«Там» – это на берегах.
Словом, трудно определить, где кончается лиман и начинается море.
В тех камышах и находилось село Коктюбей.
Лягушек там было множество! Комаров – тоже непочатый край. А ещё там водились черепахи, водяные змеи, нутрии и ондатры. Жаль только, что лягушек-быков не было.
Мой дедушка добросовестно л на флоте, а потом (в 1956 году) поехал учиться на инженера в Грозный. Там он выучился, устроился на работу на местную электростанцию, женился на Вере Марченко, – моей бабушке. Она была родом из Краснодарского края и работала в детском салу воспитательницей.
Они так и будут жить в Грозном до 1995 года.
В 1995 году, спасаясь из-под обстрелов, пробираясь по подвалам, они покинули Грозный и нищими уехали в Москву.
Дед рассказывал, как они, выбираясь из города, видели куски человеческих тел, разорванных минами. Руки и ноги висели даже на ветках деревьев...
Разумеется, чеченов в нашей семье, мягко говоря, не любят. Это понятно. Честно говоря, я и сам не очень-то жалую отдельных представителей этой нации. Но об этом – позже.
Семейное предание гласит, что род моего отца княжеский, а потому я – татарский князь и едва ли не потомок Чингисхана. Согласно другому преданию, род моей матери восходит к самому Степану Разину.
Словом, с родословной у меня всё в порядке. Потомок Стеньки Разина и Чингисхана!
Однако я пишу свою автобиографию, а не историю семьи.
Поэтому перейдём к делу.
Глава вторая. Первая кровь.
Пафосное название. Очень пафосное.
Хотя на самом деле ничего собо выдающегося в тот день не произошло.
Мне было тогда года два, наверное.
Мы тогда всей семьёй жили в крохотной квартирке на Тучковской. Там и сейчас проживает мой дедушка. Теперь уже в одиночестве...
В тот день погода была ненастная. Было холодно, дул ветер. Комнаты были сырыми и тёмными.
Я сидел на коврике и занимался своей игрой. Я играл в кубики.
На компьютерном столике стояла бутыль с водой. Это была минеральная вода «Ессентуки N. 17». Отец всегда очень любил эту воду.
Тогда родителей рядом не было.
Я решил достать эту бутыль и поиграть с ней.
Что было дальше, я не помню. Суть в том, что я страшно порезался. Рана была на всю мою детскую руку.
Боли я уже не помню, но зато помню испуганные глаза родителей. Родственники суетились всё вокруг меня, суетились. Потом меня отвезли в больницу, где рану зашили. Шрамы от неё и поныне видны на моей руке.
Я привёл это воспоминание потому, что это первое, что я помню в своей жизни. Ничего более раннего я не запомнил. Словом, и более поздние вещи требуют напряжения памяти.
Я помню, как мы въехали в новую квартиру на Багратионовском проезде. Это было солнечное весеннее утро 2003 года. Рука моя к тому времени зажила.
Я вошёл вместе с родителями в просторную и светлую квартиру. Она была для меня такой огромной!
Это был сталинский дом с потолками 3,5 метра. Раньше это была коммунальная квартира. Именно поэтому она была такой большой. Особенно для меня тогдашнего.
У меня появилась своя комната. Я даже немного помог малярам покрасить её стены.
У нас в семье эту комнату никогда не называли «детской». Просто говорили: «твоя комната». Мне это нравилось.
В детстве со мной не сюсюкались, как это некоторых принято. Говорили со мной как с равным. Это правильно и хорошо. Это воспитывало во мне человеческое достоинство. Впоследствии плохо пришлось моим учителям...
Вообще же меня с детства ужасало то, что многие родители своих детей или чересчур опекают, или же бьют по любому поводу. И плохо, что в последнее время заговорили про «непоротое поколение».
Мол, моё поколение да «непоротое»! Говорить так может лишь сущий невежда или просто гнида. Моё поколение, быть может, самое поротое в истории страны. В новейшей – уж точно. Да, меня не пороли. Это хорошо. Спасибо огромное родителям за это. Но вот мои друзья и одноклассники все ходили поротыми и битыми во всех отношениях.