Босая для сурового

Мое сердце чуть ли из груди не выпрыгивает, когда он закрывает дверь вагончика на ключ, и я понимаю, что не смогу от него убежать. Хоть он и старый жирный тип, но он мужик, и ему ничего не будет стоять повалить меня н землю.

– Отпустите, немедленно! Я заявлю на вас, сразу же! Мой отец в ментовке работает!

– Не неси пургу, ничейная ты! Бродяжка поганая. Возмещай ущерб за ворованное, краля, отпущу тогда. Может даже продуктов дам, каких хочешь. Давай, поработай ротиком.

Гаррик опускает свою руку в область паха, а у меня тошнота к горлу подкатывает. От его слов и противного запаха меня всю передергивает. Ну и влипла же я.

Быстро оглядываюсь по сторонам в поисках иного выхода. На небольших окнах стоят решетки металлические, дверь тут только одна. Выхода нет.

От страха дышать становится трудно. Пальцы рук почему-то немеют.

– У меня нет денег, честно. – выпаливаю я, чувствуя, как сильно колотиться мое сердце. – Я все отдам, отпустите, а?

Я смотрю прямо на него в надежде, что моя жалкая тирада хоть как-то подействует на него и этот урод смягчиться, но выходит в точности наоборот.

Гаррик звереет и хватает меня за шкирку как какого-то беспризорного котенка. Он тянется своей зловонной рожей ко мне, и когда я из последних сил отталкиваю его, ударяет меня по лицу. Безжалостно и в упор.

От силы его удара у меня темнеет перед глазами и буквально на секунду я проваливаюсь в темноту, но вскоре, к сожалению, прихожу в себя. Я лежу на полу на другом краю комнаты, больно ударившись плечом о спинку стула.

– Можешь орать сколько влезет, всем все равно насрать на тебя, паршивая воровка! А не будешь послушной, вообще не выйдешь живой отсюда.

– Урод. Ты урод гребанный!

Лучше бы я молчала, да куда там. Язык мой враг мой, я давно это поняла. Гаррик набрасывается на меня словно дикий зверь, с размаху ударяя ботинком по ребрам, заставляя услышать отчетливый хруст кости. Когда я уже практически отключаюсь, он начинает расстегивать пуговицы моей куртки, и вырывать их с мясом, когда у него это не получается. После этого он на себя переключается, кряхтит, и начинает расстегивать свой ремень.

В тот момент я впервые по-настоящему прощаюсь с жизнью. У меня болит все тело, я даже пошевелится не могу. Дышу лишь поверхностно, прижимая руки к боку. Мне больно. Кажется, он сломал мне что-то.

Когда с детдома два года назад сбегала, знала что будет нелегко, но уж точно не думала, что умру вот так, лежа на полу в каком-то грязном вагончике, истекая кровью. Так тебе и надо, Маруся, меньше воровать надо было. Говорила же преподша в детдоме, что толку с меня не будет если за разум не возьмусь, видать права была. Не стала я никем. Воровкой только. Ничейной при том.

Гаррик продолжает сдирать с моего полумертвого тела куртку, пропуская мимо ушей мои слабые мычания, когда ручка его двери начинает поворачиваться. Ее кто-то сильно дергает пару раз, но когда она не поддается, дверь с грохотом сносят с петель, словно от сильного удара ногой. Замок, на который она была закрыта, отлетает куда-то в сторону, издавая звонкий звук металла.

Хоть меня сильно ударили по голове, и перед глазами все плывет, я вижу, как внутрь входят какие-то мужики. Кажется, двое. Через пелену слез я сразу узнаю их. Быть не может…Это же тот, Леха полоумный и…Черт! Только не они, только не он! Хозяин дома того, мною обворованного, Арбат. Он вальяжно внутрь входит собственной персоной, а я хочу провалиться под землю. Была одна беда, стало две. Зашибись просто.

Если Арбатов узнает меня, то живой я точно уже отсюда не выберусь. Он наверняка заметил пропажу своего кошелька, и тех побрякушек дорогих, которые я в его кабинете к рукам прибрала.

Из последних сил натягиваю сильнее капюшон на лицо и к полу прижимаюсь, чтобы эти волки не узнали меня. Я чувствую себя слабой и беззащитной, мне некому помочь. Я всегда сама за себя была, а теперь еще и без Пашки. Действительно жалкая бродяжка, которую можно ударить, можно избить и убить наверное, тоже не составит труда.

Арбатов ближе подходит, и кажется, смотрит прямо на меня. Он все в том же пальто дорогущем черном и ботинках. В этот момент я впервые жалею о том, что все еще не умерла.

Глава 4

– Господин Арбатов, гм…какая неожиданность. Извините, я…не ждал вас сегодня.

Гаррик быстро слезает с меня, поправляя свои грязные брюки и стирая мою кровь с костяшек толстых пальцев. Я же как можно дальше к стене отползаю, едва ли сдерживая глухой кашель, рвущийся из груди. От боли. Видать, Гаррик перестарался, и сломал мне все же оно или два ребра, подонок.

– Ты долг мне свой просрочил, на месяц целый, если помнишь. Часики тикают, а от тебя ни весточки нет, нихрена, Гаррик. Вот сам решил наведаться, лично проверить, как у тебя дела идут, и хорошо идут-то, насколько я вижу. Шлюхи вон дают, значит бабло водится. Одного не пойму – ты такой тупой или самым умным себя считаешь, раз подумал, что кинуть меня можно?

В воздухе пауза наряженная повисает, и я впервые слышу нотки страха в голосе Гаррика. Он боится. Арбатова.

– Господин Арбатов, мой бизнес, он плохо идет, есть сложно…

– Заткнись. Или ты отдаешь мне полную сумму долга сейчас, или уже сегодня станешь удобрением под елкой.

Гаррик медлит, ему уже трудно скрывать свой страх. Он нервно перебирает пальцами свои сальные редкие волосы, пока его взгляд на меня не падает.

– У меня сейчас нет…нет денег, правда. Стойте! Не надо рукоприкладства! Подождите, у меня есть что-то куда лучше! Вот, посмотрите сюда. Возьмите эту девчонку, строптивая, словно девственница. А глаза какие – карие, блестящие. Куколка самая настоящая. Отмыть только надо. Заберите в честь долга. Она дороже стоит на рынке, уж поверьте. Да и продать сможете по хорошей цене, если вам не понравится. Она ничейная, бродяжка дворовая.

От его слов у меня чуть ли сердце не останавливается. Гад проклятый, убила бы его прямо тут, если бы встать могла за такое. Как он посмел…предлагать меня словно товар на его прилавке. Сволочь. Сжимаю зубы от боли, с ужасом понимая, что еще немного, и я просто сдохну, не выдержит мой организм еще и такой пытки.

Гаррик отступает в сторону, чтобы меня стало лучше видно, а я лишь сильнее натягиваю капюшон, все еще бессовестно на полу валяясь, обхватив себя руками. Моя голова начинает кружиться, как только пытаюсь подняться. Ребра болят при каждом вдохе. Приходится дышать медленно и поверхностно, ловля хрипы в груди.

Хоть я и не вижу лица тигра сейчас, я знаю, он сканирует меня взглядом, своими глазами страшными опаляет. Опускаю голову ниже, пытаюсь слиться с землей, но кажется, этот трюк больше не прокатит. С ужасом замечаю, как мужчина подходит прямо ко мне. Его черные ботинки все ближе, как бы я ни старалась отползти от него подальше.

Задерживаю дыхание, когда Арбатов садится на корточки прямо напротив меня, и руку к голове подносит, одним рывком сдирая мою последнюю защиту – черный капюшон. Тут же рык хриплый и пробирающий до костей его слышу. Он узнал меня. Сразу же.

– Ну привет, крысеныш, давно не виделись.

Пищу что-то невнятное в ответ. У меня так сильно болит бок, что каждый звук с трудом дается. Губа разбитая жжет. На лице что-то липкое, явно кровь запеклась от удара. Гаррик на славу постарался. Урод.

Я решаюсь посмотреть в глаза Арбату, однако тут же жалею об этом. Ничего кроме злости и презрения в этих зеленых омутах я там не нахожу. Он меня не важнее мошки уличной считает, и это отчетливо видно по его лицу. Такому…мужественному и суровому.

Мужчина грубо рукой по моей губе разбитой проводит, а я отталкиваюсь от него, шипя словно змея. Больно. Но он сильнее. В сотню раз. За грудки меня хватает и ближе наклоняется.

– Ты все-таки соврала мне тогда, мелочь вороватая. Зря я тебя отпустил, не обыскав твое тощее тело. На мордашку твою невинную повелся, а ты шлюха просто дворовая. Тебя здесь придушить или сама и так копыта отбросишь? Как вижу, ты уже недалеко от второго варианта.