Страница 5 из 19
Социализм призывает человечество стать господином и внешней природы, и самого себя. В новейшее время этот призыв приведет к самым неожиданным выводам, о чем мы поговорим в последней части книги.
Сама идея «надстройки», хотя отчасти и оправдана с исторической точки зрения, но буквально обесценивает не только традиции, которые действительно могут изменяться и могут быть вредны, но и основополагающие институты цивилизации. Таким образом можно прийти к выводу, что вообще не существует никаких «вечных ценностей», естественных прав, неотъемлемых и освященных временем обычаев, хороших традиций и практик, нет данности, которой мы обязаны придерживаться. Все это является лишь надстройкой над базисом, обусловленной этим самым базисом, и якобы вредно для дальнейшего прогресса. Для большинства людей технологический прогресс, несомненно, рассматривается как благо, однако не все готовы использовать могучие средства производства для отказа от всего, что делает нас нами, что формирует нашу идентичность. Прогресс ради прогресса убедителен не для всех. Скажем, мы привыкли воспринимать брак как союз мужчины и женщины, но в социализме это всего лишь часть надстройки, которая рано или поздно будет отменена. Также и религия, которая существует тысячи лет и служит основой для культуры любого народа, в социализме может иметь сначала прогрессивный характер, но затем превратиться в фактор торможения прогресса, закрепления устаревших отношений. Институт государства в целом тоже должен отмереть за ненадобностью. Так – в теории – могло бы произойти при коммунизме, если бы он состоялся.
Частная собственность – источник несправедливости
Социализм не терпит частной собственности. Само собой, она представляет для социалиста не «природное право человека… священное и неприкосновенное» [167], как сказано в знаменитой антисоциалистической энциклике папы римского Льва XIII, а результат исторического развития, в ходе которого «частная собственность могла сохраняться только благодаря нарушениям права собственности» [408, с. 150]. В «Манифесте Коммунистической партии» 1848 г. читаем: «Все отношения собственности были подвержены постоянной исторической смене, постоянным историческим изменениям. Например, французская революция отменила феодальную собственность, заменив ее собственностью буржуазной. Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими. В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» [205]. Когда говорится не об «отмене собственности вообще», не стоит тешить себя иллюзиями, что какая-то собственность все же останется. Речь идет о социалистической собственности, т. е. обобществленной, а по факту – отмене той собственности, которую мы привыкли понимать как таковую. Если для большинства людей идея о праве на собственность интуитивно понятна и эта идея укоренена по меньшей мере в европейской цивилизации, начиная со времен Римской империи, то для социализма сам институт частной собственности предстает как надстройка над базисом.
Однако здесь следует сделать важное уточнение. Во-первых, причина, по которой социализм так ненавидит собственность, заключается в том, что он видит в ней источник эксплуатации, неравенства, несправедливости, нищеты большинства при роскошном образе жизни меньшинства. Как выразился солдат-коммунист из книги А. Брауна «Взлет и падение коммунизма», «любой частник подобен раковой клетке – он стремится поразить весь политический организм» [36, с. 10]. Действительно, еще Маркс писал, что капитал безудержно стремится к порождению самого себя, к самовозрастанию. А частная собственность на средства производства, на все, что позволяет создавать капитал (по сути, все то, что накапливается сверх основных потребностей) – основа капиталистических отношений. Однако – и это уже во-вторых – так было не всегда. Многие социалистические движения прошлого, т. е. те движения, что пытались осуществить социалистические идеи до появления в XIX в. «научного социализма», допускали частную собственность на средства производства при обобществлении средств потребления. Как объяснял это Карл Каутский, иначе и быть не могло в тех конкретных экономических условиях, т. е. в эпоху античности и феодализма. Напротив, современный «научный социализм» допускает личные предметы потребления при обязательном обобществлении средств производства. Пожалуй, неким промежуточным звеном в развитии этой мысли была «Утопия» Томаса Мора, который уже давал описание обобществленного производства. Заметным отличием между протосоциалистическими идеями и «научным социализмом» можно назвать также отношение к потреблению. Для первого потребление основывалось на принципах умеренности, а иногда и аскетизма, что сочеталось с любовью к труду. Для второго, напротив, характерны ожидания увеличения потребления после наступления коммунизма как конечной стадии развития общества, изобилие материальных благ, сочетающееся все более сокращающейся необходимостью заниматься физическим трудом. Позднее, во второй половине XX в., на Западе в левой среде снова стало модно критиковать потребление, угрожающее природе и обществу.
Традиционный брак – основа неравенства и эксплуатации
Еще одним источником эксплуатации во все времена для социализма является моногамный традиционный брак. Уже протосоциалистические идеи, начиная с Платона, пытаются разрушить этот «ужасный» источник угнетения путем обобществления жен и общественного воспитания детей, отрыва их от биологических родителей и разрыва уз экономической зависимости между членами семьи (прежде всего, жены от мужа и детей от отца). В этом отношении социалистические идеи мало изменялись на протяжении веков в своем неугомонном стремлении уничтожить институт моногамного брака, ведь именно последний в своем «эгоизме» порождает частную собственность и укрепляет ее как институт.
И протосоциалистические, и социалистические авторы рассматривали моногамный и нерасторжимый брак как нечто несовместимое с искренней любовью и настоящими чувствами. Об этом много написано у Ф. Энгельса в его «Происхождении семьи, частной собственности и государства», своего рода «сумме» социалистического опыта познания семьи и брака. В частности, он пишет: «Но при этом от моногамии безусловно отпадут те характерные черты, которые ей навязаны ее возникновением из отношений собственности, а именно, во-первых, господство мужчины и, во-вторых, нерасторжимость брака. Господство мужчины в браке есть простое следствие его экономического господства и само собой исчезает вместе с последним. Нерасторжимость брака – это отчасти следствие экономических условий, при которых возникла моногамия, отчасти традиция того времени, когда связь этих экономических условий с моногамией еще не понималась правильно и утрированно трактовалась религией. Эта нерасторжимость брака уже в настоящее время нарушается в тысячах случаев. Если нравственным является только брак, основанный на любви, то он и остается таковым только пока любовь продолжает существовать. Но длительность чувства индивидуальной половой любви весьма различна у разных индивидов, в особенности у мужчин, и раз оно совершенно иссякло или вытеснено новой страстной любовью, то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества. Надо только избавить людей от необходимости брести через ненужную грязь бракоразводного процесса» [408, с. 107–108].
Можно еще сказать, что социалисты выступали против браков по расчету, действительно весьма распространенных в прежние времена, особенно среди буржуазии и аристократии. В их представлении подобный брак был сродни проституции. Однако такие специфические отношения, отнюдь не являющиеся необходимой чертой моногамного брака, распространяются на него как имманентные ему. «Манифест Коммунистической партии» повторяет многовековые «догматы» социализма касательно брака: «Или вы упрекаете нас в том, что мы хотим прекратить эксплуатацию детей их родителями? Мы сознаемся в этом преступлении… Коммунисты не выдумывают влияния общества на воспитание; они лишь изменяют характер воспитания, вырывают его из-под влияния господствующего класса… Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция» [205].