Страница 16 из 21
Еще раз глянув в сторону Ярковой, увлекшуюся осмотром места происшествия, Песоцкий достал пистолет, вытащил обойму, извлек патрон и сравнил. Да, они были похожи, только патрон из пистолета Песоцкого был с тупой головкой, и гильза его оказалась короче, буквально на два-три миллиметра.
Аккуратно, завернув руку в платок, чтобы не дотрагиваться до гильзы, Роман поднял ее и спрятал в сумку. Он даже не заметил, что спина затекла от напряжения. И вот тут перед ним возникла дилемма: отдать улику с места преступления Оксане или нет. Не лучше ли передать ее Димке? Чутье опера подсказывало, что эта гильза не простая, не от обычного Макарова. Она похожа на гильзу от оружия спецназа, какую-нибудь «Гюрзу»10 или «Вектор». Песоцкий слышал о таких пистолетах на вооружении ФСБ и ФСО.
В раздумье, он возвратился к машине, заметив, что Оксана закончила общаться с криминалистом и повернулась к нему. Ей тоже было жарко, к тому же на ней была форменная одежда. Она провела ладошкой по лбу.
– Ох и замоталась я, Ром! Блин, то этот теракт несколько дней назад, сейчас сюда выезд. Достало уже!
Она замолкла с явной надеждой, что Песоцкий произнесет слова ободрения, ведь Рома ей нравился еще со студенческих времен, и она считала вправе получить от него чуточку больше внимания, чем от обычного коллеги. Но тот никак не отреагировал, занятый своими мыслями. Оксана осведомилась с долей недовольства:
– Ты же собирался уезжать?
– Сейчас поеду!
Он напоследок заглянул в салон, где еще лежат тела парня и девушки, ожидавшие санитаров, и неожиданно для себя обнаружил на заднем сиденье плюшевую панду. Черно-белый мишка неподвижно лежал, забавно поблескивая пуговицами глаз.
– Оксана, а может здесь был еще и ребенок? Смотри, панда!
– Я тоже заметила, но знаешь, никто из свидетелей ребенка не заметил. Вряд ли! Наверное, везли игрушку в подарок.
– Сколько здесь до дачного поселка?
– Примерно два-три километра.
Нехорошее предчувствие, что могли убить еще и ребенка, а труп бросить на обочине, овладело Песоцким.
– Я пойду, пройдусь в ту сторону, – он махнул рукой на дачные домики, видневшиеся за деревьями.
– Иди! – холодно бросила ему Яркова, но вспомнив, что вечером они договорились встретиться и сходить в бар, слегка оживилась: – Так вечером в силе?
– Да, конечно!
И Песоцкий зашагал по серому асфальту. Лента дороги тянулась, изгибалась, скрывалась за коричневыми стволами плотно стоящих деревьев, напоминающих частокол забора. Вокруг было тихо. Звуки остались за спиной, там, где вдалеке бежала и гудела загруженная машинами трасса. Там, где работала Оксана со своей следственно-оперативной группой. Там, где ехала машина скорой помощи, включив мигалку и звуковую сирену, чтобы забрать убитых.
Там шумно, а здесь тихо.
Он шел, внимательно осматривая обочины узкой дороги – нет ли примятой травы, не торчит ли краешек одежды, не видно ли тела – детской руки или ноги. Ничего такого не наблюдалось. Песоцкий сегодня устал, находка надежно обреталась в его кармане, но он не был уверен, что поступил правильно, утаив гильзу от Оксаны. Ему пришла в голову идея вернуться, сесть в машину, отправиться в город, потому что встреча с Димкой поможет понять, нужно ли было прятать улику, не совершил ли он ошибку.
В голове Песоцкий уже сочинил покаянную речь, которую произнесет за бокалом пива вечером перед Оксаной, в которой и расскажет ей о гильзе. Конечно, оттого что он унес эту гильзу, она перестанет быть уликой сегодня. Но завтра? Завтра он может вернуться на место преступления и случайно обнаружить эту же гильзу, оформить ее протоколом, все сделать, как положено.
Эта мысль позволила почувствовать себя легче – не так уж он и провинился, здесь все поправимо. Он шел и думал, что пора возвращаться. Видимо он ошибся с пандой, а Яркова оказалась права – убитые везли подарок кому-то, но не довезли. Он дошел почти до поворота, до того самого места где она делает изгиб и в прямой видимости оказываются зеленые металлические ворота забора, ограждающего садовое товарищество «Сенеж». Там, на повороте, он почти наткнулся на девочку в красном платье в белый горошек. Ей около пяти лет и она шла совсем одна, без взрослых.
– Подожди! – попросил он, ускорив шаг и догнав девочку, присел на корточки, заглянул ей в лицо. – Тебя как зовут?
– Катя, – она смотрела на него большими голубыми глазами.
– А что ты здесь делаешь одна? Где мама с папой?
– Они там! – девочка вытянула руку, показывая в ту сторону, откуда пришел Песоцкий. Лицо ее было безмятежным.
– А что с ними? Почему тебя отпустили одну?
– Они заснули.
– Заснули? – обескуражено спросил Роман. – А ты куда идешь?
– Я иду погулять. Я спала сзади со своей любимой пандой, а потом проснулась.
– Слушай, Катюш, нельзя одной гулять! Давай вернемся, поищем бабушку и дедушку. У тебя же есть бабушка и дедушка? – Песоцкий взял ее за руку, чтобы увести назад, прикидывая, успели или нет увезти родителей с места гибели. Ему бы не хотелось, чтобы ребенок увидел их там, залитых кровью в машине.
Но в это время большие глаза девочки наполнились слезами, она капризно вырывала руку и закричала, как кричат разгневанные дети:
– Пусти! Я хочу погулять! Я хочу погулять! Ты нехороший!
Москва, ЮЗАО, район Южное Бутово, Южнобутовская улица, 29 июня, 10:20
Брат Татьяны, погибшей от взрыва «Тойоты» при покушении на Дмитрия, жил на Южнобутовской, неподалеку от универсама «Авоська». Улицы в микрорайоне были широкими, просторными и Дмитрий Ковалев, получив точный адрес от Песоцкого, без труда отыскал его дом. Ковалев приехал в Бутово на своей машине, была суббота, и ему не захотелось задействовать дежурную машину Управления. Последние дни в городе стояла жара, слабый ветерок едва пробегался по нагретым улицам, ничем не помогая, спасал только автомобильный кондиционер. Поэтому, когда Ковалев подъехал в пятиэтажке, ему не поначалу захотелось выходить из прохлады машины на улицу, туда, где горячий воздух плотно укутывал тело, как сухой жар в финской сауне.
Дома вокруг были не первой молодости и власти постарались их окультурить, отреставрировать. Старые хрущевские коробки покрыли специальными плитками, разноцветными, в большинстве случаев, светло-бежевыми. Окна и балконы выкрасили белым цветом. Получилось симпатично.
Квартира, где проживал брат Татьяны имела номер тридцать четыре. Он заглянул в ящик и обнаружил только рекламные буклеты да пару листиков со счетами оплаты за квартиру. «Никто не платит. Он вообще-то здесь живет?»
Поднявшись на этаж, где находилась нужная квартира, он нажал на дверной звонок, и, ожидая ответа, принялся рассматривать дверь. Она была вполне приличной, металлической, такую дверь не ставят люди, которым нечем платить квартплату. Он услышал, как за дверью раздались шаги и понял, что кто-то рассматривает его в дверной глазок. Брата Татьяны звали Владимир. Он открыл дверь, представ перед Ковалевым во всей красе: то есть в майке и линялых, порванных на коленках джинсах, с обритой головой.
У него преобладал желтый, болезненный цвет лица. Держался парень неуверенно, стоя на полшага позади двери и готовый ее захлопнуть в любое мгновение, возможно потому, что до конца не понимал, кто пришел: приятель, сосед по площадке или дилер, притащивший дурь спозаранку.
– Вы к кому? – спросил он без интереса, голова его то и дело поворачивалась назад, в сторону комнаты. Что-то там, в глубине квартиры привлекало его, ждало, звало к себе.
Будь Владимир здоровым парнем, а не нариком, Ковалев предположил бы, что там находится девушка, а он, Ковалев, пришел некстати и теперь отвлекает от занятий сексом. Но Дмитрий доподлинно знал, что Вова наркоман. «Там доза у него, – решил он, – хочет с утра раскумариться».
– Я к тебе, Владимир! – сообщил Ковалев. – Потолковать надо. Я из ФСБ.
– Вы из-за сестры? – голос Вовы звучал неуверенно, приглушенно.