Страница 8 из 112
— Поверь, я к нему прекрасно относился! Лучше, чем он ко мне. И ваша мать его любила, а для меня этого было достаточно, чтобы принять ее выбор. Даже если родители были против брака.
Речь, видимо, зашла о тех самых скелетах, которые родители и скрывали от своих детей. Выходит, союз отца и матери не был одобрен Ковалями? Но род Эссенов, пусть и небогатый, весьма древний, а значит, и брак с ним был почетным. Скорее уж родители отца должны были возражать против идеи породниться с Ковалями. Родня матери, конечно, не нувориши, но Даром не прославлены, больше торговыми делами. Даже родовой конструкт у них торгашеский — Заговор Дабога. Мать им владела и детей научила. Самым основам, конечно. Девочке, предназначение которой выйти замуж и покинуть семью, не рассказывали о более сложных родовых начертаниях.
Ян не очень-то доверял практически незнакомому родичу. И бросать свой дом и свое служение, к которому очень серьезно относился, не планировал. Но Эссены, несмотря на все свое легендарное упрямство и умение мастерски скрывать эмоции, были еще и крайне трезвомыслящими людьми — пруссаки же. А потому юноша понимал, что в одиночку род он не потянет. Ему как воздух нужна была помощь. Но и верить кому-то на слово, пусть бы и кровному родственнику, он не мог. Жизнь в пограничной Марке отучила.
А определенность была нужна. От того, стоит верить этому человеку или нет, зависело будущее немногочисленных Эссенов. Только поэтому он и решился на применение материного конструкта. Специально заучил его перед разговором.
«Отец бы обошелся без всего этого, — с горечью подумал Ян. — Он в людях разбирался. Он бы просто посмотрел на визитера и спросил: "Чего ты на самом деле хочешь, Коваль?"»
Инвестиции? Как бы не так! Эссены умеют убивать адских тварей и ничего, кроме этого. Они триста лет сидят на границе с Геенной и не обладают никаким влиянием в кругах имперской аристократии. Честные служаки, чем и гордились из поколения в поколение. Что с них можно взять?
Однако родич, стоило только мальчишке семнадцати лет от роду встать во главе семьи, примчался и очень настойчиво зазывает во Львов. Странно? Ну еще бы!
Держа руки на виду, Ян свел вместе большой палец и мизинец. Резко и несколько дергано, словно прорвалась нервозность. На самом деле движением-триггером юноша активировал заранее подготовленный и уже напитанный витой конструкт.
— Чего ты на самом деле от нас хочешь, дядя Богдан? — произнес он одновременно с этим.
Простой Заговор Дабога заставлял человека говорить правду. Конструкт на его основе, но рангом повыше, был способен даже лишить собеседника воли, но Ян недостаточно хорошо им владел для этого. Да и то начертание, которое он использовал, не сработало бы, если бы дядя находился под ментальной защитой или, например, был бы из тех лжецов, что сами верят в любую свою выдумку.
— Спасти детей своей сестры, — хмыкнул тот, не отводя глаз. — Дать им будущее, которого они достойны. И поверь, Ян, чтобы получить честный ответ, тебе не нужно использовать Заговор Дабога. Во-первых, это грубо, а во-вторых, не думал же ты, что родовой конструкт сработает на главе рода, который его создал?
— Ты же понимаешь, что я не могу тебе полностью доверять, — ничуть не смутившись, отозвался юноша. — Ты говоришь о спасении детей своей сестры, но я не вижу причин, зачем тебе это делать. Больше похоже на то, что тебе нужно что-то от нас. Прости, что не верю в эти твои слова про «инвестиции».
Некоторое время собеседники молчали. Затем Коваль нарушил тишину, сказав то, о чего у Яна вытянулось лицо.
— У меня нет детей, — произнес дядя негромко. — А еще я любил вашу мать. Больше, чем любят сестру.
Что на такое отвечать, парень не знал. Не готовит жизнь в глубинке к подобным разговорам. А потому он надолго замолчал. Богдан между тем продолжал говорить.
— Судя по твоему лицу, парень, ты невесть чего сейчас подумал. Нет, вы не мои тайные отпрыски, родил вас Франц. Дальше греховных помыслов мои чувства к Маришке никогда не заходили. Да, она знала, хотя я ей никогда не открывался, но женщины как-то умеют это понимать.
— Я и не думал!
— Конечно, думал. У тебя на лице все написано. Нужно учиться держать помыслы под контролем, а в этой глуши на это уйдет слишком много времени — стимулов недостаточно.
Довольный собой, Богдан откинулся на спинку старого кресла. Прикрыл глаза, а выражение лица у него стало мечтательным. Он заговорил, но у Яна сложилось впечатление, что слова эти предназначались не ему.
— Мы росли вместе. Небольшая разница в возрасте, всегда занятые родители, общие проказы и приключения. Мы были очень близки — как две половинки одного целого. Мы не представляли, как это — жить друг без друга. До поры. До тех пор пока не выяснилось, что она девушка, а я юноша. Что ее жизненный путь — выйти замуж и уйти, а мой — наследовать главе рода и продолжить дело Ковалей. Знаешь, это было нелегко принять.
Здесь дядя открыл глаза и в упор посмотрел на юношу. Голос его сделался жестким, взгляд — стальным.
— Я никогда не говорил ей, что люблю. Это было против законов человеческих и Божьих, а я не хотел, чтобы она разделяла со мной груз этой вины. Я помогал ей всегда — и после того, как она покинула дом и уехала в эту глушь. Негласно — деньги бы она не взяла. Но я следил, чтобы у твоего отца шло продвижение по службе, чтобы имперские чиновники не зажимали положенные ему премии за убитых тварей, чтобы проверки проходили в щадящем режиме, а выкупные цены за принесенные из-за Пелены ингредиенты оставались достойными. Я уже восемнадцать лет живу жизнью Эссенов и знаю про вас все. Даже когда Маришка умерла, я не забыл про вас — ведь Франц по-настоящему любил ее.
Он замолчал на минуту, давая Яну переварить сказанное, а потом закончил:
— Поэтому, дорогой мой племянник, я не просто родич, который явился после долгих лет молчания. Я пришел, чтобы продолжить то, чем занимался раньше. Только теперь явно, а не тайно.