Страница 106 из 159
Рогнеда отправилась в свой дом на Деметре, размышляя о том, удалось ли ей изменить намерения Живого Бога просто расправиться с ней используя раскопанные им компрометирующие материалы.
— Ты не представляешь как это чудесно и здорово, — ответила Виктория. — Я чувствую так, будто стала 13-ти летней девочкой.
— Ну, вот и прекрасно, — отреагировал Федор. — Иди на пост.
— Я думала, что мы займемся любовью напоследок, — грустно сказала Виктория.
— Наверное, не стоит, — возразил Конечников. — Пока мы делали вид, что все происходит само собой, было интересно.
— Да, ты прав, — горько сказала она. — Но я думала что хоть немного небезразлична тебе.
— Ты мне нравилась, — ответил он. — Но не более того.
— Скажи, Федя — спросила она. — А мы встретимся когда-нибудь?
— Не знаю, — ответил Конечников. — На твоем месте я бы незаметно смылся и боялся бы встреч со мной как смерти. Виктория посмотрела на него полными слез глазами и вышла. Конечников больше никогда не видел ее живой.
Выпроводив свою бывшую любовницу, Конечников наведался к терминалу и несколько раз перевел казенные деньги со счета на счет, открыв их при помощи саморегистрирующихся чипкарт.
После этих операций, найти средства СБ стало весьма затруднительно.
Утром Конечников попрощался с профессором Огородниковым, с врачом и медсестрами. Он получил выписку медкомиссии, в которой капитану Конечникову Федору Андреевичу был рекомендован лечебный отпуск сроком на один год. Он собрал свои нехитрые пожитки, купил в военторге подарки для родни и навсегда покинул Центральный эвакогоспиталь ВКС.
Для того, чтобы отвезти важного гостя, капитан Застенкер, входя в роль начальника, приказал задействовать приписанный к эвакогоспиталю транспортный звездолет.
Конечников опасался, что в самый последний момент ему помешают: появится чиновник с предписанием или пара особистов с наручниками. Можно было ждать появления и самой княжны Александры. Она непременно бы поинтересовалась: — «А куда ты сукин сын Федя с моей побрякушкой линять собрался?» Но все обошлось. Бессмертная не препятствовала его отьезду.
Конечникова с превеликим почетом усадили в кресло первого пилота, подключили обзорные системы и мануальное управление.
Корабль начал подьем. В экранах мелькнули корпуса госпиталя, парки, сады. Федор узнал неприметное здание библиотеки, место, где ему открылись иные миры, отдаленные океаном времени от берегов нынешней нищей, конкретной, убого-мелочной реальности. Конечников со стыдом подумал о том, какую роль ему приходилось играть ради возможности побывать на другой стороне.
Он вдруг с острым испугом осознал, что бронированная коробка звездолета больше не опирается на твердую поверхность, а летит в свободном пространстве, мягко и пружинисто раскачиваясь поплавках антигравитаторов, подчиняясь его приказам. По телу прошла холодная, потная волна слабости. Завтрак стал проситься наружу.
Больше всего ему хотелось забиться куда-нибудь в темный уголок, чтобы не позориться на людях.
Конечникову долго удавалось сдерживаться. Корабль, подчиняясь его руке поднялся в космос и совершил гиперперход.
Но когда транспортник оказался на высокой орбите родной Амальгамы, немощь тела одолела волю Федора. Он только успел крикнуть пилоту, чтобы тот вел корабль. Но рука как назло застряла в боксе…
Кораблик мотало и колотило, пока Крока не отключили от управления. Рубка наполнилась восклицаниями и матом. Понемногу ругань унялась, но пилоты брезгливо кривились, слушая как колбасит человека, по документам являющимся боевым офицером.
Конечников, замотанный в поля гашения антиускорительной системы без конца опорожнял свой желудок, уделывая его содержимым скафандр.
Все 300 мегаметров до планеты Конечников, как сопливый новичок выворачивал наизнанку свои внутренности. Временами на Федора наваливался удушливый страх, он с ужасом прислушивался к потрескиванию едва сросшихся костей.
Пилоты, которым надоело слушать неаппетитные звуки, отпускали издевательские замечания по поводу блевунов со слабым вестибулярным аппаратом.
На низкой орбите радист связался с комендантом космопорта, сообщив, что везут тяжелобольного, которому нужен транспорт до поселка Хованка.
Комендант в ответ пролаял, что единственный глайдер был отправлен 2 часа назад со специальным поручением, а другого транспорта у него нет.
Пилот заметил, что его это волнует мало. Они выгрузят носилки с больным, а дальше не их забота. Если тот помрет, то виноват будет комендант.
Зампотех навел камеры на Конечникова и дал послушать те звуки, которые издавал не оправившийся после тяжелого ранения капитан.
Корабль снижался в сплошной облачности. Блистеры заливало дождем, который временами переходил в снег. На экране локатора плыли контуры сложнопересеченной местности в окрестностях космодрома, красными огнями горели сигнальные радиомаяки, включенные ради нежданного гостя. Транспортник приземлился.
Федора аккуратно, боясь испачкаться, переложили на носилки. Скафандр снимать не стали, желающих мазаться в блевоте не нашлось. Где-то далеко заурчал и залязгал механизм трапа, пахнуло мокрой землей, лесом, промозглой сыростью, которой был пропитан воздух.
Техкоманда спустила Конечникова по гулкому трапу и оставила на летном поле под реденьким холодном дождиком середины амальгамской зимы.
В защитном костюме было тепло. Конечников сделал попытку встать, но голова кружилась, а тело было ватным от слабости.
— Очухивается вроде, — сказал один техник другому.
— Встать сможешь? — крикнул второй в самое ухо Конечникову.
Тот помотал головой.
«Блядь» — вполголоса произнес техник короткое, емкое слово.
— Может носилки оставим? — просил один другого. — Потом сактируем.
— Ты что, ебнулся? Ладно, эта тряпка на нем все равно списана, но вот носилки… Да командир из тебя самого носилки сделает, — возразил тот.
— Вот и стой, карауль блевуна, если нравится…
На счастье звездолетчиков с края поля раздался скрип телеги и лосиное фырканье.
— Тпру, Гектор, — крикнул возница. — Этот больной, что-ли?
— Этот, этот. Забирай.
— А на кой он мне, того гляди помреть. Оно мне не надо, за вашего космонаута отвечать. Да и куда я его дену.
— А нас это не волнует, — одновременно ответили техники, синхронно хватая Конечникова за руки и за ноги. Они спешно, но аккуратно забросили его в телегу. Следом полетели 3 чемодана с барахлом Конечникова.
Потом они подхватили освободившиеся носилки, моментально вбежали по трапу наверх. Заработал подъемник, втягивая лестницу.
— Стойте, ироды окаянные! — в отчаянии проорал мужик.
Люк захлопнулся, транспорт взмыл на антигравах и скрылся в пелене облаков.
— Отвезу я тебя коменданту, — сказал возница. — Пусть куда хочет, туда и девает. На кой ты мне такой обморочный.
Федор слушал, а в голове крутилась мысль, где он мог раньше слышать этот голос.
Он с трудом повернул голову и стал разглядывать этого неопределенного возраста человека в мокром, заношенном полушубке с нахлобученным на макушку рваным треухом.
Возница, по привычке воровато оглянувшись, достал из-за пазухи мятую папироску и темную от времени зажигалку. Вспыхнул огонек, и Федор узнал своего сверстника, Славу Опанаскина, по кличке Гунька.
— Гунек, ты не причитай, а вези меня к Конечниковым.
— Не поеду я. Мне комендант только до поселка велел везти, а не на Дальние Выселки. — визгливо запричитал он. Вдруг до него дошло. — Как вы меня назвали?
— Гунькой был, Гунькой и остался, — подытожил Конечников.
— А вы откуда меня знаете? — осторожно поинтересовался Опанаскин.
— Федор я. Внук Арсения Конечникова. Синоптик-младший…
— Синоптик? — Гунеки щелкнул зажигалкой и поднес крохотный огонек к лицу Конечникова.
— Что, так сильно изменился? — спросил тот, подняв стекло шлема.