Страница 2 из 16
Хорошо, что хоть писать, читать и считать умела, да вышивать гладью, а то уж совсем грусть-печаль была бы.
Моя бунтарская и жизнелюбивая натура не понимает такого поведения. В силу своего характера, который закалился недугом, детдомовской жизнью, я стремилась познать весь окружающий мир. На протяжении всей своей недолгой тридцатилетней жизни я училась. Моё неуёмное любопытство не позволяло мне остановиться, лениться и опускать руки.
Любой мир прекрасен.
И этот, я уверена, тоже.
Арлия – так называется мой новый мир. Королевство – Эндарра.
Что ж, приятно познакомиться. Я – Изабель Ретель-Бор. Графиня.
Разговор Высших сил
– Брат, ты совершаешь ошибку. ОН не одобрит наше вмешательство в ЕГО творения.
– Отнюдь, ОН будет благодарен, что душа, наконец, на своём месте.
– Но здесь другая эпоха, другой виток истории! Разве можно в таком случае оставлять воспоминания? Сотри её память, брат.
– Поверь, в этом случае, даже необходимо, чтобы душа помнила. Гляди, мир нуждается в надежде и движении вперёд. Смотри, брат – души застыли, перерождаются и совершают один и те же ошибки, погружая свой мир всё ниже и ниже.
– Это опасный эксперимент, брат. Ты нарушаешь, установленные ИМ правила. Души должны развиваться самостоятельно. Её воспоминания о прошлой жизни – это нечестный ход. И не наша в том вина, что они не видят свет.
– Разве? Погляди сам, насколько чиста душа. Насколько сильно её сияние. Она не станет использовать свои знания во вред. Брат, я верю в эту душу. Она справится. Ты тоже верь. Пусть сомнения не отравляют твоё сердце. Мы – Хранители. ОН сам дал нам возможность вмешиваться в судьбы, дабы помочь ЕГО творениям вернуться на верный путь.
– Что ж, коли, ты настолько уверен в ней, то я поддержу тебя брат.
Слова произнесены, решение принято и в сей миг, падая с чёрно-синего неба, разбилась миллиардными искрами звезда – то был знак Высших сил, что грядут перемены. И улыбка играла на ликах Хранителей.
Звездочёт Его Величества короля Роланда Первого, Бьёрк Тамач
Смотрю в тёмное звёздное небо, обводя взором бессчётное количество звёзд.
Явственно ощущаю, что эта ночь особенна, сам воздух другой – напряжённый, разряжённый, будто решается чья-то судьба, али судьба всего мира.
Ох, неладно это, неладно. Привычно уже то, что стабильно стоит несколько веков. Изменениям никто не радуется, ибо изменения всегда причиняют боль.
Странный груз сдавил мои старые кости, шевельнулись и заворчали кишки, вызывая в объёмном животе неприятные ощущения.
Смотрю в небо долго и непрерывно, ожидая знака, что ли.
Подумал было, что пора уже начинать пить настойки от нервов, что рекомендует королевский целитель, уж больно стар, я стал, переживаю много. Как вдруг, одна из звёзд на небосклоне вспыхнула ярче самого светила – мои кости тут же заныли, кишки сильнее закрутились, подтверждая моё оправданное волнение. Звезда ярко озарила тёмное небо, рассыпавшись мириадами искр – доли секунды и искры устремились с небывалой скоростью вниз, хвостом оставляя на тёмном небе звёздную пыль.
Быстро как мог, привычным движением руки зарисовал происходящее на пергаментеиз недублёной сыромятной кожи оленя крошащимся углём.
Свет воистину знакового явления померк, и я тут же выдохнул, обнаружив, что задержал дыхание.
Трясущейся рукой вытер с лица выступивший пот. Инмарий подал знак, но почему он не дождался моей смерти? Я слишком стар для загадок и перемен.
Я долго изучал звёзды, и само небо, чтобы понимать – сегодняшняя ночь станет последней, когда всё было по-старому.
Всё тело превратилось в тугую пружину, ведь мне придётся доложить о знамении королю. Его милость потребует объяснений. Но что я ему скажу, коли сам не ведаю, что несёт в себе то знамение – добрый ли знак, али худой?
Пророчеств с таким явлением не припомню. Ни один друид не говорил о таком.
Придётся сказать королю, что разбившаяся звезда – к добру. Ни к чему нагонять страх и волнения в, итак, непростое время. После войны восстановление идёт тяжело и если на плечи короля ляжет ещё и бремя неизвестности, то сам Инмарий не знает, что тогда будет.
Грузной походкой, кряхтя на крутых ступенях, спускаюсь с башни в свои покои, что служат мне домом: тут и опочивальня, и кабинет.
Опустился за огромный из массива тёмного дерева стол, позволяя своим кишкам расслабиться и освободиться, громко издав звук облегчения. Штаны на мгновение вспузырились.
Оглядел свой стол, что завален пергаментами, свитками, книгами и углём для письма. Сдвигаю всё в сторону и кладу перед собой рисунок произошедшего явления.
Вспоминаю яркую вспышку на небосводе. Знамение продлилось всего лишь мгновение, но надолго запечатлилось в моём сознании.
Провожу пальцами по губам и тереблю их в задумчивости.
Озадачил ты меня, Инмарий. Озадачил.
Убираю пергамент в сторону. Завтра доложу об этом явлении королю, а пока мне нужно расслабиться.
Беру со стола колокол и звоню в него.
Мой личный слуга не спешит появляться на глаза своего милостивого господина.
– Кир! – вскрикиваю я сипло и тут же прочищаю горло, кашлянув в кулак два раза, и повторяю уже громче и грознее: – Кир! Пёс плешивый! Немедля ко мне!
Затряс колоколом сильнее.
Спит, он что ль?
Вскоре, на пороге моей опочивальни и кабинета в одном помещении, появляется мой слуга Кир – высокий как осина и худой, будто глиста, с непропорционально большой головой. Вид слуги, как и всегда – слегка напуганный и глупый.
– Звали, мой господин? – тихо спрашивает Кир, низко склоняясь передо мной.
– Кто ж тебя ещё позовёт, дурень! Сам Инмарий что ль?
Кир сгибает свою спину ещё ниже.
Я крякаю и чешу свой живот, требующий еды.
– Беги на королевскую кухню, принеси оттуда мне поесть и выпить! – распоряжаюсь я.
– Желаете, как обычно, или чего-то особенного, мой господин? – раболепно спрашивает слуга.
– Особенного, – вздыхаю я. – Мяса с кровью принеси и самого пьяного вина. И повару накажи, чтобы не подсовывал мне ту дрянь, как в прошлый раз! Будет возражать, скажешь, что тады я сам приду на кухню.
Кир кивает и удаляется.
Вытираю руками лицо и вздыхаю горестно.
– Милостивый Инмарий, убереги нас от беды.
Глава 2
Изабель Ретель-Бор
Постепенно прохожу в себя. Медленно просыпаюсь и первые мысли, что возникают в моём сознании – это:
«Почему в моей палате так воняет?»
«Я, наконец, не чувствую боли. Неужели доктора смилостивились надо мной и вкололи лошадиную дозу обезболивающего?»
Это хорошо.
Но вот запах напрягает. Странный он какой-то. Это был запах телесной вони, мочи, пота, грязи, вековой пыли и дыма.
Стараюсь не дышать носом. Но дышать ртом оказалось тоже неудачной идеей. Вдохнув в себя смрадный воздух, я буквально на кончике языка ощутила этот штынь.
Фу-у-у-у! И бе-е-е-е!
Открываю глаза и на мгновение замираю.
Какого чёрта?
Почему моя палата выглядит как декорация к историческому фильму?
И в тот же миг, воспоминание накрывает как цунами.
Водоворот событий проносится молниеносно: я умерла в своём мире. Я отчётливо это помню. Умирать было больно. Помню своё последние мгновение. Я желала скорейшего освобождения от страданий. Одновременно с этим чувствовала непреодолимое желание жить.
А потом… потом была солёная вода, песок на коже и его скрип на зубах. Холод. Снова боль и движения.
И память Изабель, в чьём теле я теперь живу. Её воспоминания походят на пересказ путника.
Другой мир.
Средневековье.
Новая жизнь.
И я могу ходить.
Как ни странно, но я чувствую себя бодрой и отдохнувшей.
«Наверное, я пролежала без сознания несколько дней, если не недель», – думаю про себя.