Вечный день

Бриклхэмптон выглядел почти заброшенным. Дэвид сбросил скорость, однако, судя по виду деревушки — поросшие сорняками дворы, покрытое мхом здание общинного центра, — особой надобности в этом и не было.

На подъезде к запущенному центру селения им повстречались местные жители — всё еще держащиеся на воде жертвы кораблекрушения. Возле проржавевшей автобусной остановки стояли две молодые женщины: одна качала коляску, другая курила. Чуть поодаль двое детей пинали о стенку мяч. Обе пары проводили взглядом машину Дэвида и Элен. Метров через сто за окнами замелькал центр Бриклхэмптона — дома в несколько этажей, пивная с обшивкой из темного дерева, вереница магазинчиков, первые этажи которых чаще были заделаны фанерой, нежели демонстрировали пошарпанные вывески.

— Мы здесь были раньше.

Дэвид не ошибся. Некое дежавю посетило Хоппер еще при виде дорожного указателя, но теперь, когда истина открылась, очарование момента померкло. Это действительно оказалось воспоминание. Они останавливались здесь на ночь.

Через несколько месяцев после свадьбы они отправились в путешествие. Идея принадлежала Элен: она приобрела машину — древний, но любовно подлатанный «форд», — и ей хотелось похвастаться, так что на протяжении двух недель они колесили по стране, ночуя в маленьких гостиницах.

Они были счастливы. Дэвиду предоставили продолжительный отпуск, а ей предстояло выйти на свою первую работу только через месяц, вот они и отправились в поездку. Дэвид называл ее «Великим патриотическим туром», в насмешку над проводившейся в тот период какой-то пропагандистской кампанией.

Дешевые гостиницы, в которых они останавливались, представляли собой обычные частные дома, чьи владельцы пытались хоть как-то подзаработать, и большинство из них были стариками, помнившими жизнь до Остановки и всячески старавшимися ее воскресить. Одна старушка в Уилтшире ради создания впечатления «вечернего солнца», как она объяснила, завесила участок сада простынями. А другой, офицер-отставник, поначалу казавшийся совершенно нормальным, показал им подземелье, выкопанное под фундаментом своего уже разрушающегося дома. Замедление свело этих людей с ума, каждого по-своему.

За окном мелькнул палисадник последнего дома Бриклхэмптона, и Хоппер, вспомнив о женщинах на остановке, задумалась, куда же они направляются. За последние годы свобода передвижения претерпела существенные ограничения. Еще пятнадцать лет назад подобное путешествие, километров за сто от Лондона, было в порядке вещей: дружеский или семейный визит, просто автопрогулка. За пару дней можно было добраться до самых дальних окраин. Однако с ростом дефицита бензина люди постепенно стали возводить внутренние психологические границы, не позволяющие им покидать пределы своих населенных пунктов.

— Почему его оставили в живых? — заговорил неожиданно Дэвид.

— Кого?

— Торна. Он без уведомления — и скорее всего без разрешения — запускает спутник и обнаруживает нечто тщательно скрываемое. Ведомство расформировано. Все сотрудники, за исключением Гетина, который, как мне представляется, каким-то образом доказал свою преданность, уволены. Почему они не пристрелили Торна?

— Вероятно, опасались, что он предпринял меры и в случае его убийства информация получит широкую огласку. Хотя мы даже не знаем, удалось ли запустить спутник, — она вздохнула. — Пока остается только гадать.

Справа по ходу потянулась вереница длинных приземистых строений — одна из ферм нового типа, выращивающих урожай с помощью четырехуровневой гидропоники.

— Даже не знаю, Дэвид, на сколько меня еще хватит… Я задаю свои идиотские вопросы, а люди… Люди гибнут! Сначала Торн, он ведь мог протянуть еще немного, потом Фишер. И Гарри, что бы с ним ни произошло.

Он покачал головой.

— Ты всего лишь пытаешься размотать этот клубок, Элли! Однако нам стоит подумать вот над чем: как мы будем действовать, когда найдем то, что Торн увидел со спутника?

— Попытаемся донести до людей, — пожала плечами Хоппер. — Как-нибудь.

Дэвид неожиданно протянул руку и сжал ладонь Элен. Так они и ехали минуты две, пока впереди не показался Оксфорд и Дэвиду не пришлось взяться за рычаг, чтобы понизить передачу.

38

На фоне черных туч, сплошной стеной затянувших восточную часть неба, висело огромное фиолетово-серое пятно дыма. Гематома расползалась по небу прямо на глазах. Какое-то химическое производство, предположила Хоппер, или сжигают промышленные отходы. А может, догорающая деревня. Подобное нынче случалось.

Они въезжали с юго-востока, через Хедингтон. Бывший автомобильный завод в Каули перепрофилировали под нужды армии, насколько помнила Элен, и сейчас там производили боеприпасы. Оксфордширский регион гордился своей военной промышленностью.

Хоппер не наведывалась в Оксфорд с самого вручения дипломов, этого дня показного великолепия и тихого ужаса перед будущим. Весь ее выпуск выслушивал бесконечные речи о пользе полученного образования, это она хорошо запомнила. Кое-кто из ораторов вещал на латыни, что и до Замедления казалось пережитком глубокой старины, а теперь, при выжженном-то солнцем, брошенном людьми Риме, и вовсе абсурдным.

Вице-канцлер университета, начавший стареть грузный мужчина, в пору продуктового дефицита растерявший с десяток килограммов, отчего его кожа обвисла складками, выдвинул довольно шаткое оправдание использования мертвого языка. Его доводы, если Хоппер не подводила память, заключались в следующем: нынешние поколения могли бы поучиться у древних искусству благородной смерти, в то время как благодаря полученному в университете образованию его выпускники смогут сохранить жизнь поколениям грядущим. На противоречивость заявления никто указывать не стал, и стоявшая на протяжении речи тишина свидетельствовала скорее о снисходительности слушателей, нежели об их внимании. Даже со своего места почти в самом конце зала Элен различала глубокие темные морщины на оранжево-желтом лице оратора и улавливала его неуверенные интонации.

Дорожная развязка вывела их в Каули, городок, почти не отличающийся от Хедингтона. К радости Хоппер, здесь даже сохранилось несколько баров, в которые она некогда наведывалась. Воспоминания о знакомых местах накатывали одно за другим: мост через Айзис, бьющиеся о дно обмелевшей реки ялики на цепях, ботанический сад, покрытые вьюном высокие стены колледжа Магдалины, обветшалая и выцветшая главная улица. Вопреки своим опасениям, Элен особых перемен не отмечала.

Машин было совсем мало: в мертвый сезон между семестрами город практически пустел. Они свернули с главной дороги направо и двинулись в объезд по узким улочкам к ее бывшему колледжу.

Наконец Дэвид припарковался недалеко от входа в главное здание. Жизнь на улице будто остановилась. Было жутковато оказаться здесь, в самом что ни на есть материальном месте из кирпича и камня, а не в воображаемой реальности, в которую Хоппер так часто погружалась последние несколько дней. Она ощущала себя так, словно очнулась ото сна — и тут же перенеслась прямо в обретшее материальность сновидение.

— Ну, вперед! — объявила она, выбралась наружу и захлопнула дверцу. Вдвоем они направились к привратницкой. Какая-то часть Хоппер ожидала, что вот-вот с визгом тормозов подлетят машины или из-за тонкой дубовой двери выскочат Уорик с Блейком. Машинально она взяла Дэвида под руку. И еще она не знала, что делать дальше в случае неудачи у ректора.

Колледж почти не изменился. Те же огромные ворота, всё еще деревянные, с врезанной маленькой дверью на черных чугунных петлях, закрываемой на период комендантского часа. Прохладная брусчатка в арочном проходе между внутренней и внешней стенами колледжа. И основательно укрепленная привратницкая. Миниатюрная и точная копия всей страны. Дэвид остался дожидаться снаружи, а Хоппер, войдя, убедилась, что обстановка привратницкой осталась прежней: те же ячейки для корреспонденции, информационная доска и огороженная стеклом конторка.