Вечный день

— Я… Нет, я к доктору Торну.

— Боюсь, это невозможно, мадам. Мы никого не пускаем в дом. Даже если бы явился сам мистер Торн.

— Почему?

— Боюсь, не могу вам этого сказать.

Хоппер пустила в ход все свое обаяние:

— Пожалуйста, мы с доктором Торном хорошие друзья. Что случилось? С ним все в порядке?

Полицейский оглянулся на дом, затем снова посмотрел на нее и будто немного смягчился. Цикады в саду продолжали свою монотонную какофонию.

— Днем поступил вызов. Подозрение на кражу со взломом.

Еще один пунктик дня, еще один совершенно неожиданный для Хоппер оборот. Впрочем, вполне уместно вписывающийся в череду неприятных сюрпризов с того самого момента, как она увидела на платформе вертолет.

Должно быть, на ее лице отразилось удивление, поскольку интерес полицейского к ней явно возрос:

— А вы… родственница мистера Торна? — Подобным невинным вопросом, поняла Хоппер, он пытался выведать, является ли она подружкой Торна. Или любовницей.

— Доктора Торна, — поправила полицейского Хоппер. — Нет. Я просто… — Стоит упомянуть больницу, и станет очевидной ее ложь насчет визита. — Я просто решила заглянуть к нему. Мы друзья. — На лице констебля не отразилось никаких эмоций, но, похоже, к некоторому выводу он все-таки пришел. — А он… находился в доме?

— Нет, там никого не было. Ему просто повезло. Позвонил сосед и сказал, что на участок зашли двое неизвестных.

— Вы выяснили, кто они такие?

— Пока нет, мадам. Мы пока проверяем дом на предмет посторонних. А уж потом начнем собирать улики.

— Можно мне зайти, кое-что оставить?

— Боюсь, нет, — покачал головой полицейский. — Если вы хотите что-то передать доктору Торну, я с удовольствием сделаю это, когда мы закончим.

Хоппер мысленно перебрала содержимое своей сумки на предмет гипотетического подарка для Торна и была вынуждена отказаться от затеи.

— О, нет, благодарю. Я еще встречусь с ним.

Из рации на плече констебля раздалось статическое потрескивание.

— Ну тогда я могу оставить записку. Как вас зовут, мадам?

Чуть поколебавшись, она ответила:

— Джессика Хейвард.

И с чего вдруг ей пришло в голову это имя? Джессика Хейвард училась с ней в школе, сейчас живет себе безвылазно с семьей в Суффолке, замужем за специалистом по солнечной энергетике.

— Что ж, когда он вернется, я ему передам, что вы заходили, мисс Хейвард.

Хоппер уже жалела, что назвалась этим именем. Такую простую фамилию полицейский наверняка запомнит.

— Не стоит. Я сама с ним свяжусь. Еще раз спасибо.

Она бросила последний взгляд на дом, закинула сумку на плечо и двинулась в обратном направлении. По пути ее так и подмывало обернуться и посмотреть, не наблюдает ли за ней констебль.

На первом этаже дома по диагонали от торновского было эркерное окно. Краем глаза Хоппер заметила в нем выхваченную лучами солнца чью-то высокую фигуру, следящую за улицей.

10

Хоппер вышла на главную улицу, обливаясь потом под тяжестью сумки, однако даже ноющая боль в плече не могла отвлечь ее от подступающей паники. Она огляделась и за неимением выбора вернулась в лавку возле автобусной остановки, где осведомилась у продавца насчет телефона. Отмахнувшись от предложенных денег, тот провел ее в подсобку, где на столе под грудой старых чеков и упаковочных оберток прятался пожелтевший бакелитовый аппарат.

Она сняла трубку. Гудок, затем щелчок.

— Добрый день… Саут 4, пожалуйста. Хоппер. Кажется, 493… Да, этот. Благодарю. — Несколько секунд она сидела на стуле, рассеянно переводя взгляд с наполненной пепельницы на столе на яркие консервы с сухой горчицей на полке напротив. Наконец снова раздался щелчок.

— Слушаю.

— Марк? Это я. — После нескольких лет разлуки Хоппер сочла за благо уточнить: — Элли.

— Элли? — в голосе брата прозвучало искреннее удивление. — Ты в северном Лондоне, что ли? Ты же вроде как на платформе была?

— Пришлось вернуться. Сегодня утром.

— Почему?

— Помнишь Эдварда Торна? Моего куратора во время учебы.

— Ну конечно, я помню Торна. А что случилось? Помер или еще что?

— Э-э… да.

— Ох, черт. Прости, Элли. Я вовсе не хотел… Я так просто ляпнул.

— Да не бери в голову. Я только что из больницы.

— Ты в порядке?

— Да, — ответила Хоппер, не удержавшись, однако, от вздоха. — Да, в порядке. Просто денек выдался не из легких.

— Приедешь на ужин?

— Я… Только если это вас не слишком стеснит. Да, с удовольствием.

— Да какие стеснения. Останешься ночевать?

— Уж настолько злоупотреблять вашим гостеприимством я не могу.

— Да можешь, брось. А что тебе еще делать — ехать в Бристоль и дожидаться корабля до платформы?

Она снова вздохнула, обдумывая немногие имеющиеся варианты. Из таковых предложение брата представлялось наилучшим.

— Ну… Да, с удовольствием переночевала бы у вас.

— Так когда будешь?

— Наверно, где-то через час. Доберусь на автобусе.

— Хорошо, предупрежу Лауру. До скорого.

Очередной щелчок, и на линии воцарилась тишина.

Хоппер поблагодарила лавочника и в качестве платы за звонок купила пару пачек сигарет, в которых совершенно не нуждалась. Затем вышла на улицу и стала дожидаться автобуса в южном направлении. Солнце скрылось за облаками, но рассчитывать на дождь вряд ли стоило. Время близилось к восьми.

Автобус подошел через две сигареты. Она поднялась на верхний ярус, где из пассажиров оказались только два ссорящихся мальчишки на переднем сиденье да их изнуренная мать. Хоппер устроилась в задней части.

Полицейский, похоже, о смерти Торна не знал. Или же, если знал, получил приказ держать язык за зубами. И вот теперь, если кто поинтересуется у молодого человека насчет посетителей к Торну, он доложит, что приходила женщина и несла какую-то чушь насчет незапланированного визита.

Погруженная в свои невеселые думы, Хоппер ехала в Саут 4, прежде известный как Брикстон.

Когда она вышла из автобуса, улицы вовсю бурлили. Старая станция подземки некогда была популярным местом встреч, а после атрофии метрополитена центр притяжения сместился выше, к лужайке возле бывшего кинотеатра. Жизнь здесь так и кипела: торговцы предлагали рубашки, слишком хорошие для современных и слишком дешевые для фирменных; бакалейщики шумно рекламировали продукты из новых сортов растений; перекупщики пытались соблазнить билетами на очередной концерт классической музыки в «Электре». Забавно, что зал носил название «Электра», хотя славился как раз периодическими отключениями электроэнергии — по этой причине там и сформировался замечательный классический репертуар.

В самом начале восьмого, когда до наступления комендантского часа еще оставалось достаточно времени, активность достигла пика. Станцию и ее окрестности наводнили торгаши, жулики, дельцы теневого рынка, попрошайки и мошенники. Подогреваемые рюмочками рома, которым торговал с деревянной тележки какой-то чересчур веселый тип, они зазывали покупателей, играли в азартные игры, разводили недотеп, ругались и сплетничали. Здоровенный зазывала с розовой шеей, абсолютно лысый, облаченный в свободный пестрый халат, предлагал всем в пределах слышимости насладиться неким представлением.

В воздухе стоял запах специй, исходящий от облепивших стены бывшего кинотеатра лотков. Их было так много, что сотни ароматов, сливавшиеся в одно непостижимое благоухание, перебивали даже вездесущую лондонскую гудроновую вонь.

На краю лужайки возле прежней станции подземки маячили двое полицейских. В черных блестящих бронежилетах они выглядели куда серьезнее, нежели тот молоденький констебль в темной форме возле дома Торна.

Ходили слухи, будто еще несколько лет назад правительство восстановило основные линии метро и теперь поезда вновь ходят, однако лишь в целях поддержания порядка, чтобы перебрасывать в пределах города полицейских с их щитами, дубинками и газовыми баллончиками за считаные минуты.