Вечный день

Блейк, заметила Хоппер, даже не оторвался от бумаги.

— Скучающие подростки, говорите?

— Вот уже несколько лет никому не удавалось сбить вертолет, доктор Хоппер, — улыбнулась Уорик. — Надеюсь, как-нибудь да проскочим.

Хоппер покосилась на пилота. Тот вроде бы никак не реагировал на вспышки и продолжал управлять вертолетом, доверяя показаниями на приборной панели. И все же от нее не укрылось, как напряглась его шея.

Тем временем они уже приблизились к Заставе — барьеру между Большим Лондоном и остальной страной. С воздуха, однако, заграждение только и различалось, что по теням зданий гетто, разросшегося снаружи.

Вскоре после прихода к власти Давенпорта Лондон был провозглашен главнейшей из ключевых зон обороны. Потому-то Застава и возникла. Сначала были выставлены часовые, потом появились бетонные блоки, расставленные в беспорядке, чтобы задерживать грузовики и заминированные легковушки. Позже были возведены аккуратные кирпичные казармы, бетонные огневые точки и прочие параноидальные атрибуты отгородившегося от собственного народа государства. Выбраться из Лондона нынче было легко, зато попасть в него гораздо сложнее.

Вертолет уже летел вглубь города, к югу от Темзы. Хоппер прожила в этом районе около года, когда они с Дэвидом еще только начинали встречаться. Ей вспомнилась узенькая лестница дома и как он любил уютно устроиться с книгой в ее кресле. А вон электростанция «Баттерси» с единственной сохранившейся дымовой трубой, да и та покосилась под углом, угрожающим обрушением. А справа здание парламента с грязными следами от наводнений, различимыми даже с воздуха.

Вертолет пошел на посадку — к Грин-парку, предположила она. И оказалась права. Машина устремилась к нему над Вестминстером, и когда внизу замаячила земля, Хоппер, вопреки жутким утренним событиям и принуждению к поездке, вдруг охватило радостное возбуждение. Лондон. Место, куда она приехала после университета, где построила свою жизнь — уж какую смогла, — а потом стремительно отбросила ее прочь.

Показались вертолетная площадка и два солдата, жезлами дающие добро на приземление. Едва шасси коснулись земли, Блейк поднялся из кресла и двинулся к двери, на ходу приглаживая сальные волосы. Уорик зашагала за ним. Хоппер поплелась следом.

После платформы ходить по суше всегда непривычно — поначалу очень недостает раскачивания под ногами. Хоппер окинула взглядом парк, поразившись обилию зелени вокруг. Затем посмотрела на часы: с тех пор, как она оставила свою каюту, миновало всего три часа.

Лондон пах гудроном. Она совсем позабыла об этом. Все то же загрязнение, поняла она, те же изрыгающие яд промышленные предприятия, что и во время ее прошлого пребывания здесь. Воздух был густо насыщен теплой маслянистостью, едва ли не различимой глазом. Город словно лежал под желтым одеялом. Гудроновая дымка прокрадывалась и проникала повсюду — в поры, в самые глубокие закутки легких, между одеждой и кожей, — тягучая, горячая, отвратительная. Уже через полминуты Хоппер ощутила, что облеплена ею с ног до головы, и ждала, когда привыкнет к этому запаху. Вот только Лондон адаптироваться не позволял: с каждым движением гудрон вновь напоминал о себе.

Метрах в тридцати от площадки располагалось небольшое служебное здание, за ним — автомобильная стоянка. Уорик обратилась к ней:

— Вам туда, доктор Хоппер. Нужно пройти кое-какие проверки.

— Беспокоитесь, что я могу что-нибудь пронести?

— Предосторожность никогда не помешает, доктор, — улыбнулась Уорик.

В вестибюле здания ею занялся пожилой усатый таможенник в выцветшей синей форме с изрядно потертыми воротником и лацканами.

— Паспорт?

Чиновник сравнил ее паспорт — основательно потрепанную брошюрку со всеми положенными штампами и парочкой официальных печатей — с досье в древнем настольном компьютере. Затем тщательно перерыл сумку, после чего смерил Хоппер взглядом, в котором читалась безразличная, отточенная за годы службы надменность.

Каждый въезжающий в страну обязан был пройти проверку на сторонние патогены, но, поскольку Хоппер служила на британской платформе, от дополнительной бюрократической проволочки ее милостиво избавили. Наконец таможенник вернул ей паспорт — с такой неохотой, будто на этот раз пропускал ее лишь за отсутствием доказательств несомненно имеющихся нарушений. Она вышла через дверь на другой стороне здания, и под ногами у нее запружинил красный асфальт.

— Мы заказали вам машину, — сообщила поджидавшая ее Уорик, что-то набирая на телефоне. Хм, машины и сотовые телефоны. Все-таки на особое отношение ей было грех жаловаться.

— Спасибо. И куда я поеду?

— О, не беспокойтесь. Мы будем вас сопровождать.

Хоппер задалась вопросом, не состоит ли их основная работа в конвоировании бывших протеже на встречу с умирающими спасителями страны. Будто прочитав ее мысли, Уорик продолжила:

— Для нас денек тоже выдался весьма необычным, доктор Хоппер, — и снова уголки ее рта слегка приподнялись и, словно в целях экономии заряда, через полсекунды опустились обратно.

Хоппер промолчала, однако Уорик не унималась:

— Обычно, понятное дело, я занимаюсь всякой канцелярщиной. Наверно, наверху решили, что нам не помешает поездка, — она кивнула на коллегу, держащегося метрах в десяти от них и старательно созерцающего луг. Его ввалившиеся щеки чуть порозовели от солнца. Хоппер вдруг пришло в голову, что ее сопровождающих вполне могут связывать интимные отношения, но тут же отмахнулась от этой мысли как ничем не обоснованной и несуразной.

Уорик достала пачку сигарет и предложила одну Хоппер. Вот уж действительно смешно: оказавшись в отравленном испарениями гудрона воздухе, первым делом закурить.

С сигаретой в руке Уорик отправилась на поиски машины, Хоппер же так и стояла, покуривая и обозревая Грин-парк за пределами вертолетной площадки. Приземлились они на его северной стороне, выходящей на Пикадилли. Издали старинные здания этой улицы казались очень красивыми.

Собственно, при таком освещении разглядеть отсюда какой-либо непорядок в Лондоне вряд ли было возможно. На обустроенных вокруг вертолетной площадки цветочных клумбах возились садовники в бежевой униформе. Бежевая для садовников, вспомнилось Хоппер, синяя для уличных рабочих, черная для полиции.

Здесь даже можно было обманывать себя, будто Замедления не произошло. Высаженные растения, похоже, отбирали из самых ярких и неприхотливых. Возможно, подумала Хоппер, Грин-парк — последний в своем роде. Все остальные вырубили, и на их месте выращивают сельскохозяйственные культуры; либо там теперь гетто для отверженных, а то и пустыри.

За пределами парка было тихо. Шум редких машин на Пикадилли не сливался в сплошной гул, как раньше.

Хоппер все курила и созерцала окрестности, пока не вернулась Уорик с новостями:

— Машина на месте. Вы готовы?

У входа в парк их поджидал старенький черный седан с синим государственным номерным знаком. Теперь автомобилю для придания казенного вида достаточно было иметь черный кузов и синие номера. Марка и модель значения больше не имели.

— Всего пять минут езды, но оно того стоит! — пылко возвестила Уорик. За рулем оказался тот молодой мужчина, что пилотировал вертолет. Уорик проворно распахнула перед Хоппер дверцу, а затем обошла машину и устроилась на пассажирском сиденье.

Когда автомобиль тронулся, Хоппер заметила на другой стороне улицы пару курсантов в синей форме, занятых отмыванием стены. Парни методично продвигались навстречу друг другу, удаляя красную краску. От намалеванного послания теперь различались лишь слова «…над которой никогда…»[4] Оставшиеся буквы постепенно стекали на тротуар алой краской.

По таким пустым дорогам поездка действительно заняла не больше пяти минут. Они двинулись в сторону старой Мидлсекской больницы. Машина свернула из Грин-парка направо, хруст гравия под колесами сменился приглушенным шорохом асфальта, и седан неспешно покатил по Пикадилли на восток. Уорик сидела, уставившись в окошко, предоставив Хоппер самой рассматривать проплывающий мимо город.

4

Обрывок канонической формулировки: «Империя, над которой никогда не заходит солнце», описывающей Британскую империю XIX и начала XX века.