Страница 45 из 75
После того как я предложила ему развестись, он вдруг, сузив глаза, яростно прошипел:
— Ага. Дождался. Правильно говорила мать…
— Что же она тебе говорила?
— Что тебе нужен не я, а Москва. Ты Богу должна была молиться за меня — я дал тебе Москву, — вдруг выложил он. — Вспомни, кем ты была? Обыкновенной провинциальной девицей из Малаховки… Если бы не я, ты бы всю жизнь прожила в своей Малаховке!
— Спасибо, что поднял меня до себя… — ядовито заметила я.
— Нет, этого мне так и не удалось сделать, — высокомерно возразил он. — Ты сделалась москвичкой, но внутри тебя ничего не стронулось с мертвой точки! То же вульгарное отношение к жизни… и к браку! Тебе наплевать на чувства человека, с которым ты живешь… Ты не дала себе труда вникнуть как следует в его внутренний мир. Вот поэтому я и старался работать ночью, чтобы не слишком обременять тебя своими занятиями…
Ах вот даже как! Оказывается, в том, что он по ночам бьет баклуши, изображая деятельность переводчика или исследователя древних саг, тоже моя заслуга!
В ответ я вылила на Игоря целый поток оскорблений. Это мне-то нужна была Москва! Это мне-то наплевать на его чувства! Да я только и делала, что стремилась дать ему возможность развернуть свои творческие силы! Всю тяжесть нашей жизни я приняла на свои женские плечи! Вот в чем моя главная ошибка. Он как был человеком с неразвитым мускулом самостоятельности, так и остался. Он жил за моей спиной, делая вид, что занимается какой-то важной проблемой, а на самом деле положил все усилия на то, чтобы мотыльком порхать по жизни, ни за что не отвечая, не стремясь ни к какому конкретному делу, не помышляя о семье, купаясь, как рыба в воде, в бесконечном, никем не контролируемом свободном времени… Он…
Плохое время выбрали мы для выяснения отношений, и не те с языка слетали слова… Нам бы поговорить осторожно, методом бормотания, на полутонах, — глядишь, и удалось бы понять друг друга, что-то изменить в наших отношениях. Но накопившееся взаимное недовольство не давало нам перевести разговор на более мирные рельсы. И тогда я, совершенно утратив над собой контроль, крикнула, что вся беда в его, Игоря, совершенной бездарности, что он бесплоден, как камень придорожный, и напрасно пытается скрыть это обстоятельство от самого себя и окружающих, что все его беды идут от сознания своего человеческого бессилия. Тут Игорь умолк, перестал мне возражать, и в комнате воцарилась тишина, которая была еще страшней наших криков.
В ней — это мы оба ощутили — зрел уже настоящий разрыв.
Игорь сидел набычившись, отвернувшись от меня, как бы сломленный моими последними словами, а я упала в кресло, ошеломленная непоправимостью происшедшего.
И невозможным теперь оказалось протянуть друг другу руку, помириться, сказать ободряющие слова.
С этого момента механизм разрыва был запушен и начал вовлекать в нашу личную ситуацию родственников и друзей, после чего сделать обратный ход было уже нельзя.
Первым на репетицию поминок по нашему браку явился Лев Платонович.
Обычно он старался держаться в стороне. У нас с ним всегда были довольно дружелюбные отношения. Я сразу догадалась, что обе Сергеевны избрали его представителем нейтральной державы, способным примирить враждующие стороны.
Мне было больно смотреть на него: старик выглядел подавленным — миссия, возложенная на него женой и свояченицей, вряд ли была ему по нраву, но все же он посчитал своим долгом переговорить со мной.
— Лара, что произошло? — для начала спросил он.
— В том-то и дело, Лев Платонович, что несколько лет подряд у нас ничего не происходит, — ответила ему я. — Игорь никогда не изменится. Он намерен всю жизнь плыть по течению.
— Да, я понимаю, тебе трудно с ним, — тут же согласился свекор, — напрасно я в свое время устранился от решения ваших проблем, доверившись своим бабам…
Так он величал жену и ее сестрицу.
— Нет, тут никто, кроме меня самой и Игоря, не виноват, — проговорила я. — Ему не следовало так себя вести, а я не должна была соглашаться с ним и во всем ему потакать… Это на моей ниве расцвел этот пустоцвет… Извините, Лев Платонович…
Свекор опечаленно наклонил голову:
— Ты действительно считаешь, что с ним уже ничего не сделаешь?
— Не знаю, — честно ответила я. — Может, Игорю встретится какая-то другая женщина, которая сумеет справиться с ним…
— Но он любит тебя…
Тут я рассмеялась. Мне-то было ясно, что ни о какой любви речи идти не может, и я понимала, что Лев Платонович тоже знает это.
— По-своему любит, — смущенно поправился он.
— По-своему и лиса любит зайку, — отозвалась я. — Но вряд ли серого может порадовать такая любовь… Лев Платонович, честное слово, мне самой тошно от всего этого, но больше я ничего не могу сделать. — Я стремилась поскорее закончить этот тягостный разговор.
— Ну что ж, тогда вам надо делить квартиру, — помолчав, сказал он.
— Не буду я ничего делить. Уеду домой, в Малаховку.
Я недооценила своего свекра. Наверное, Полину и Варвару больше всего волновал квартирный вопрос, это при мысли о дележе жилплощади их охватила паника, но Лев Платонович, услышав мои слова, протестующе поднял руку:
— Как можно?! Ты здесь прописана. У тебя в Москве работа. Нет уж, как хочешь, Лариса, а так нельзя. Это хорошая квартира, ее можно разменять на две хрущобы — не в лучших районах и, может, без телефона, но все же… Игорь хоть и мой сын, но он мужчина, он обязан позаботиться о том, чтобы у тебя было жилье…
Я поблагодарила его и повторила, что мне ничего не нужно.
Честное слово, в тот момент я и не вспомнила про Толяна и его предложение руки и сердца. Я не такая сумасбродка, чтобы очертя голову бросаться из одного брака в другой… Нет, ни на секунду не подумала о нем и о его обещании приобрести жилье. Мне тогда хотелось одного — уехать домой, укрыться в родительском доме, отдышаться, подумать о себе, о своей жизни, о новой работе. Но Толя, не успел уйти Лев Платонович, напомнил мне о себе. Он позвонил мне и сказал:
— Лара, ты подумала о моем предложении?
Чисто женское лукавство сработало во мне, когда я вдруг ответила ему:
— Да, подумала. Я согласна выйти за тебя замуж.
Мне было интересно, как он теперь станет выкручиваться… Я была предельно разочарована в представителях сильного пола и не сомневалась, что Толя, услышав о моем согласии выйти за него замуж, тут же начнет отнекиваться, заюлит, смутится.
Не сделав паузы, Толя ответил:
— Заметано, — и тут же повесил трубку.
Ухмыльнувшись, я тоже положила свою. Моя провокация удалась. Толя тут же решил исчезнуть с горизонта, едва понял, что ситуация может не ограничиться красивыми словами и жестами. Смекнув, что дело принимает серьезный оборот, он быстренько дал отбой.
Игорь продолжал отсиживаться у мамы или в университете, а эстафету мероприятий по спасению нашего брака перехватила моя сестра. Едва открыв ей дверь, я тут же поняла, что Люся, натасканная Полиной Сергеевной, явилась вразумлять меня. Очевидно, свекровь предупредила ее, чтобы на дележ квартиры я и не думала рассчитывать, потому что моя сестрица сразу заговорила об этом.
— Уж кто-кто, а я знаю цену твоему мужу, — сказала она. — Так что, по сути, я на твоей стороне. Но так не делают. Бах — и развод! Вместо того чтобы разводиться с более или менее интеллигентным, непьющим мужиком, надо было заставить его работать…
— Я не умею никого заставлять.
— Пора учиться, Лариса. Если уж тебе с ним так тошно, так оглядись как следует вокруг, присмотри себе другую кандидатуру — человека работящего, с квартирой. Пока ты законная жена, ты представляешь для мужчин интерес. А разведенная баба никому не нужна, с ней можно и так встречаться… Словом, выбрось развод из головы, пока не подыщешь себе приличного спутника жизни.
— А ты сама, Люся, никого, часом, не присматриваешь? — с интересом спросила ее я.