Страница 35 из 75
— А почему вы в свое время не сделали аборт и не избавились от Игоря? — спросила я ее. — Вы и ваш муж, кажется, тогда еще были очень молоды…
— У нас обоих было врожденное чувство ответственности, — объяснила свекровь, — которое, сознаюсь, мы не сумели воспитать в Игоре. Он еще мальчик. Ему рано иметь детей. Это только разрушит ваш брак.
— Об этом позвольте судить нам самим, — непререкаемым тоном заметила я. — Извините, мне пора собираться на работу…
В тот же день вечером — Игорь сидел над подшивкой газеты «Московские ведомости» за 1895 год, раздобытой им в «Букинисте», — нас навестила Варвара Сергеевна.
Я было ей обрадовалась, решив, что сестра свекрови по своему обыкновению пришла поддержать меня в противовес Полине, но скоро выяснилось, что обе Сергеевны, посовещавшись, решили выступить единым фронтом против меня и моего ребенка.
В руках у гостьи не было ни торта, ни конфет, ничего, кроме кокетливого маленького ридикюля, который Варвара Сергеевна держала под мышкой. Войдя в прихожую, она раздраженно сунула свою сумочку Игорю в руки, и всю дальнейшую сцену он так и простоял, держа тетушкин ридикюль в руках.
— Нам надо поговорить, — тоном, не предвещающим ничего доброго, проговорила Варвара Сергеевна, обращаясь ко мне.
Я отложила в сторону пачку писем, прихваченных с работы, и предложила ей сесть.
Но Варвара Сергеевна продолжала стоять, как бы нависая надо мною, и я вынуждена была смотреть на нее снизу вверх. Именно так, в переносном смысле слова, они хотели бы, чтобы я всегда смотрела на них — ловила каждое слово, слетевшее с их губ, заглядывала им в рот, а свой собственный раскрывала только для одобрения того, что они изволят сказать.
— Я согласна с сестрой, — не стала тянуть резину Варвара Сергеевна, — вам еще рано думать о детях. Вы оба еще не прочно стоите ногами на земле, поэтому…
— Варвара Сергеевна, — перебила я ее, — прочно стоят на земле одни кариатиды и девушки с веслами.
— В чем, собственно, дело? — подал голос Игорь.
Мы обе даже не повернули голов в его сторону.
— Конечно, годам к шестидесяти наше земное существование упрочится, — продолжала я. — Но тогда уже будет несколько поздно думать о детях…
Варвара Сергеевна опечаленно покачала головой:
— Ты, Лариса, пожалуйста, не шути, не стоит. Все очень серьезно.
— А в чем дело? — снова спросил Игорь.
Мы обе опять проигнорировали его.
— Я понимаю твое желание иметь детей, ведь я сама женщина…
Тут мне страшно захотелось ей сказать, что она не может меня понять, так как у нее самой нет детей, но вовремя прикусила язык.
— Я очень сочувствую твоему желанию, и, возможно, позже, когда придет время всерьез подумать о детях, я сама во всем тебе буду помогать, — продолжала она.
— Спасибо, — вставила я.
— Пока не за что, — приняв мою благодарность за чистую монету, смягчилась Варвара Сергеевна. — А сейчас, Ларисочка, нам как женщинам следует вдвоем обсудить, как исправить это положение…
— А как его исправить? — как будто с интересом промолвила я.
— К сожалению, выход только один. — Варвара Сергеевна сокрушенно поджала губы. — Многие женщины прибегают к нему. Это, конечно, неприятно. Но я обещаю, для тебя все пройдет максимально безболезненно. Я уже поговорила со своей соседкой, она врач-гинеколог, через ее руки прошли тысячи женщин…
— Вы мне скажете, наконец, что случилось? — потеряв терпение, буквально взревел Игорь.
— Ты ему еще ничего не сказала? — спросила Варвара Сергеевна.
— Я беременна, — повернувшись к Игорю, севшим от волнения голосом произнесла я.
Повисла пауза.
Мне кажется, если бы у моего мужа в ту минуту хватило ума броситься ко мне, обнять меня, сказать, что он рад, ужасно рад узнать эту новость, произнести все это взволнованным, прерывающимся от счастья голосом, так, как говорят это своим супругам положительные герои в романах, моя любовь к нему никогда бы не кончилась, она пронеслась бы сквозь наши существа в будущее, озарив всю нашу жизнь невыразимым светом, смягчив мысли о неизбежной разлуке, и за порогом нашей жизни она продолжала бы светить, уносясь в разверстый космос, как звезда, по которой другие влюбленные прокладывали бы курс…
— Так, — безотрадным тоном вымолвил Игорь, вертя в руках ридикюль. — Так, — еще раз повторил он, усаживаясь в кресло напротив меня. — А почему, собственно, я узнаю об этом не от тебя одной, а от своих родственников?
Я знала эту его манеру — переносить акцент с действительно важного события на второстепенное, с тем чтобы умалить его значительность; эта уловка всегда казалась мне ужасно забавной, но сейчас в ней было что-то страшное, ледяное… Мне почудилось, между нами разверзлась трещина, в которую стало оползать все наше прошлое, наши долгие разговоры, наша страстная близость, наши веселые шутки, наши счастливые планы на будущее — все наше, что только было у нас. Трещина росла, ширилась, я еще могла дотянуться до Игоря рукой, но уже не чувствовала в себе сил перетащить его на свою сторону, чтобы нам вдвоем уцелеть на краю этой разверзшейся пропасти.
— Очевидно, потому, что Лариса не слишком с тобою считается, — нашлась Варвара Сергеевна. — И это правильно. Ты еще слишком молод. Женщина в этом же возрасте на самом деле всегда старше мужчины на добрый десяток лет.
— Так почему ты мне не сказала об этом? — инквизиторским тоном повторил Игорь.
— Не успела, — устало объяснила я.
— Как это не успела? — отозвался Игорь. — Тетя уже в курсе, мать моя, кажется, тоже, а я — нет?
— Какое это имеет значение?
— Очень большое значение, — продолжал отчитывать меня Игорь. — Разве можно скрывать от меня такие вещи?
— Ну-ну, не ссорьтесь, — с интонацией доброй бабушки, покровительствующей молодым, произнесла Варвара Сергеевна. — Лариса конечно же ничего не собиралась скрывать от тебя… А потом не всегда следует мужчине знать о недомоганиях женщины… и о том, как положить им конец.
— Нет, это мне непонятно, — решительно ответил Игорь.
Я все ждала, что, покончив с упреками, он отправит свою тетушку восвояси, чтобы наедине обнять меня и сказать что-то ласковое или дурашливое. Моя мама вспоминала, как в пору ее беременности папа осторожно касался пальцем ее живота и говорил: «Тук-тук, кто там?» Но Игорь, казалось, весь ушел в обиду, стараясь замаскировать свою растерянность. Я даже почувствовала к нему что-то вроде жалости. Правда, это было отстраненное чувство. Трещина между нами росла, пропасть увеличивалась…
— Игорь, разве ты хотел бы сейчас иметь детей? — обратилась наконец непосредственно к племяннику Варвара Сергеевна.
— Не думал об этом, — глухо отозвался Игорь.
— Вот видишь, Ларисочка, — с торжеством промолвила Варвара Сергеевна, — он даже не думал об этом… Правда, Игорек, это несколько преждевременно?
Я подняла глаза на Игоря, уставилась на его губы, из которых должно было вылететь твердое «да», разводящее нас в разные стороны, или решительное «нет», навсегда нас объединяющее.
— Тетя, мы эту проблему обсудим сами, — уклонился от прямого ответа Игорь.
Варвара Сергеевна взяла из его рук свою сумочку:
— Конечно, конечно, вы тут поговорите, а я, как обещала, помогу с врачом…
Игорь ушел провожать тетушку, а я бросилась на кровать, закинув руки за голову.
Изо всех пор нашей комнаты сочилась тишина. Знакомые вещи как будто подобрались, затаились, они не были больше моими друзьями и союзниками; я боялась даже встретиться с пуговичным взглядом плюшевого медведя, моей детской забавы… Все вокруг словно копило непонятную угрозу, даже горшки с геранью, которую я заботливо пестовала. Беспощадные слова обеих моих родственниц витали по комнате, водили хоровод вокруг странных реплик Игоря, из которых я теперь не могла вспомнить ни одной. Это было как наваждение.
Я потянула руки к репродуктору, висящему на стене, и включила звук. И сейчас же по комнате поплыла песня, которая особенно часто звучала в то время. «В мире все повторится, все повторится, но не для нас…» Голос Аллы Пугачевой, поющей о долгой, долгой любви, пытался вытеснить из комнаты жестокие слова, которыми она полнилась. У меня потекли слезы.