Страница 8 из 42
Конан Дойл также понимал, что богатым и преуспевающим врачом ему не стать. А вот знаменитым писателем он станет! Ведь Туи верит в него. Пока что они уговорили тещу переехать в их дом, взяли напрокат пианино и купили записную книжку в кожаном переплете, на которой наклеили квадратик бумаги с надписью: «Л. и А. Конан Дойл, 6 августа 1885 года». В альбом они записывали мысли о книжках, что вместе прочли, понравившиеся цитаты и придуманные молодоженами афоризмы. Рукой Артура написано, например: «Для того чтобы быть истинной, религия должна охватывать всё — от амёбы до Млечного Пути». Религиозные вопросы были для Конан Дойла больным местом: дело в, том, что со стороны отца у него было немало богатых и знатных родственников. Все они, без исключения, были ревностными католиками. Артуру достаточно было бы не спорить с ними — тетки и дядья любили племянника. Но упрямый доктор твердо заявил, что он не признает существования Бога. Родственники этого не перенесли и отвернулись от Артура.
Закончив прием больных, доктор садился за письменный стол и допоздна писал. Каждый день. Но Конан Дойлу никак не удавалось найти себя в литературе. Артур был убежден: он родился, чтобы стать историческим романистом.
В то же время история часто представлялась ему как яркое скопище характеров, необычных ситуаций, парадоксальных сюжетов. В ней он искал приключения, тайну, детектив. Отсюда один шаг до детектива современного.
В архиве Конан Дойла наследники отыскали его заметки, относящиеся к 1886 году. «Прочел роман Габорио — детектив «Лекок»,- писал Конан Дойл,- а также рассказ об убийстве старухи, имя которой я запамятовал… Всё это очень хорошо сделано. Как у Уилки Коллинза, но лучше». И на том же листке появляется странная запись, явно связанная с заметкой о Габорио: «Рукав плаща, испачканное брючное колено, грязь на указательном и большом пальцах, ботинок… каждая деталь может нам что-то рассказать, но невероятно, чтобы в сумме они не показали истинной и полной картины».
Конан Дойл начать думать о детективном рассказе.
Будучи врачом и весьма трезвым человеком, Конан Дойл полагал, что детективная работа может стать настоящей наукой. Это положение сегодня кажется настолько бесспорным, что трудно поверить, что еще в семидесятых годах прошлого века криминалистики как науки не существовало. Ее пытался изобрести на страницах своих новелл Эдгар По, а реальные полицейские обходились жизненным опытом и услугами осведомителей. Опубликованная в 1864 году книга Ломброзо о криминальных типах, хоть и получила широкую известность, практической пользы сыску не принесла. Работы Бертильона, Хершела, Гофмана и других ученых — были делом ближайшего будущего.
В начале 1886 года Конан Дойл записывает: «Испуганная женщина подбегает к кэбмену. Они отправляются искать полисмена. Джон Ривс, который уже семь лет служит в полиции, отправляется с ними». Это уже набросок к детективному рассказу.
В записных книжках всё чаще появляются заметки, подготовительные фразы, имена, места действия для детектива. Кто будет главным героем? У Дойла есть приятель, ведущий член Портсмутского литературного и научного общества по имени Джеймс Ватсон. Записывает: «Джон Ватсон». Станет ли он детективом? Может быть, он лишь друг и комментатор? Но как тогда назвать главного героя? Появляется в записной книжке имя: «Шерринфорд Холмс». Но это имя его не удовлетворило. Оно было слишком претенциозным. И тут в голову пришло ирландское имя Шерлок. Хорошо звучит: Шерлок Холмс? Внешне он будет похож на доктора Джозефа Белла, что учил Артура в Эдинбургском университете.
Доктор Конан Дойл отыскал Туи на кухне. Как ей нравится сочетание: Джон Ватсон и Шерлок Холмс? Представляешь: Лондон, пустой дом, дорожка к нему, покрытая желтой мокрой глиной, мёртвый человек, лежащий при свете красной свечки, и слово «месть», написанное кровью на стене…
— Ах! — сказала добрая Туи.- Как интересно!
Может, она выразилась иначе, но Артур, ободренный семейной поддержкой, поспешил вниз, к себе в кабинет. В ту ночь он так и не лег.
Да и в следующие дни выдержанного и веселого доктора было не узнать. Он стал рассеянным, откладывал визиты и приемы, отпустив очередного пациента, тут же вытаскивал из стола рукопись и принимался писать…
И уж конечно, Артур не подозревал, что пишет рассказ о самом популярном сыщике в мировой истории, а может быть, даже о самом известном герое английской литературы.
Конан Дойл создал современную детективную литературу, он открыл современный тип сыщика, который пользуется не только дедукцией в раскрытии преступления, но и привлекает достижения науки. Конан Доил предугадал криминалистику двадцатого века — в этом сила Шерлока Холмса и его популярность у читателей даже через сто лет. Я сейчас не говорю о литературных достоинствах прозы Конан Дойла, они очевидны и, конечно же, способствовали успеху и долговечности его произведений. Я говорю о их соответствии жизненной правде. И соответствии своему времени.
Вполне можно допустить, что, не стань Конан Дойл столь головокружительно популярен уже в конце прошлого века, не издавали бы его столь энергично во всём мире, не передавали бы его затрепанные книжки по наследству: отцы — детям, деды — внукам, — может быть, сегодня он бы не был столь знаменит. Ведь если положить рядом томики Конан Дойла и тысячи книг его талантливых последователей, литературоведческий анализ докажет, что ученики далеко обогнали учителя. Но мы всё равно читаем Конан Дойла раньше и увлеченней, чем Агату Кристи, Гарднера, Эллери Квина или Чандлера.
Еще одно соображение: за полвека до Конан Дойла о принципах научной дедукции размышлял другой большой писатель — Эдгар По. И написал несколько классических новелл. Они, пожалуй, более известны сегодня, чем в год написания. Эдгар По настолько обогнал свое время, что не почувствовал адекватного читательского отклика и бросил это занятие.
Конан Дойл же точно отразил время. Так же как Жюль Верн в фантастике и приключениях. Так же как Уэллс, сменивший Жюля Верна.
Для того чтобы мои рассуждения не были бездоказательными, постараюсь рассказать о том, что происходило в криминалистике именно в те годы, когда Конан Доил поселил своего героя на Бейкер-стрит.
В Лондоне стоял старый дворец, в котором когда-то останавливались шотландские короли. Дворец назывался Скотленд-Ярд, то есть Шотландский двор. После того как Шотландия потеряла остатки независимости и королей там не стало, здание использовалось различными государственными службами, пока не было передано в первой половине прошлого века лондонской полиции. Полиция в стране не пользовалась популярностью, работать там было позорно. К тому же высокие представления англичан о личной свободе вступали в противоречие с запутанностью старых законов, которыми можно было манипулировать в интересах судьи и чиновников. Законы были жестоки и порой бессмысленны. Достаточно сказать, что смертная казнь полагалась за двести различных преступлений, среди которых были и вовсе пустяковые с точки зрения просвещенного девятнадцатого века. Вместо организованной полиции существовало множество частных сыщиков, которые нередко сами шли на преступления, чтобы заполучить «кровавые деньги» — те сорок фунтов стерлингов, что полагались за поимку вора или иного преступника. Так что грань между преступниками и детективами была зыбкой.
Уголовная полиция в Лондоне была создана лишь в 1829 году, куда позже, чем в других европейских столицах. Полицейские получили униформу — серые панталоны, голубые фраки и черные цилиндры. Тысячи лондонских полицейских смогли навести порядок на улицах, но преступники лишь отступили в темные углы города — ночные преступления, грабежи не прекращались. В 1842 году несколько полицейских, сняв форму и одевшись в штатское, стали детективами. А еще через восемь лет Чарлз Диккенс изобразил в романе «Холодный дом» такого героя и даже ввел столь привычное для нас слово — детектив (от «следить», «расследовать»).