Бандитская россия

С другой стороны, снисходительное отношение к лидерам преступного мира, ставшим владельцами крупных холдингов, свело бы на нет государственную политику усиления правовых норм. Теоретически политика, связывающая укрепление законности и экономический рост, выглядит привлекательно, однако конкретное применение этого принципа в современном российском контексте неизбежно наталкивается на серьезные противоречия. Российское политическое руководство ещё неоднократно будет оказываться перед выбором между необходимостью преследования по закону бывших лидеров ОПГ и экономической нецелесообразностью такой политики. Не менее опасным для государства является неформальное использование отдельных его подразделений (милиции, судов, органов исполнительной власти) в качестве инструментов перераспределения экономических активов в пользу тех или иных финансово-промышленных групп.

Ну а пока суть да дело, прокуратура и органы ФСБ и МВД, созданные для борьбы с организованной преступностью, активизировали свою деятельность, применяя тактику показательных акций, т. е. преследования в первую очередь тех олигархических групп или ОПГ, которые отличались наиболее острой конфронтацией с государством или явным пренебрежением к закону.

В ходе этой борьбы, в частности, Анатолий Быков потерял свои доли в Красноярском алюминиевом заводе и ряде других предприятий региона, а в Петербурге началась настоящая охота на «тамбовских бизнесменов». Несколькими годами ранее, несмотря на долгую историю партнерства с региональными властями, было разгромлено ОПС «Уралмаш» - несколько лидеров были арестованы или объявлены в розыск, а Александр Хабаров был найден повешенным в камере СИЗО. В 2001 году опять-таки в СИЗО умер Евгений Васин (Джем), один из наиболее авторитетных воров в законе, контролировавших организованную преступность в Хабаровском крае, и теневой хозяин Комсомольска-на-Амуре. После его смерти власти края начали методичную борьбу с «общаковскими», в результате которой её нынешние лидеры были отправлены за решетку. Скорее всего, действия подобного рода должны были послужить сигналом для остальных.

По мере того как лидеры экономически успешных ОПГ развивали отношения с законными властями и интегрировались в легальный бизнес, члены среднего и низшего звена группировок становились ненужными. Многие из них теперь пополняют ряды обычной, неорганизованной преступности. Этот процесс можно назвать вертикальной дезинтеграцией. Если в середине девяностых молодые люди, склонные к насилию и риску, попадая в большие города, имели возможность стать участниками организаций с жесткой дисциплиной и постоянным источником дохода, то уже к 2000 году эти возможности оказались практически исчерпаны. В результате общество все чаще сталкивается с другого рода опасностью - ростом жестоких преступлений (грабежей, уличного насилия), совершаемых небольшими группами, часто сопровождающихся тяжкими телесными повреждениями или убийствами. Если жертвами ОПГ были в основном сами участники ОПГ, а также работавшие с ними коммерсанты и чиновники, то жертвами неорганизованной преступности становятся простые граждане.

Серьезные трансформационные процессы наблюдаются и в доселе ортодоксальном мире законников и воровских авторитетов. Последние также вынуждены были адаптироваться к резко изменившимся социально-экономическим условиям. Ветер перемен вызвал раскол и конфликты в традиционном уголовном мире, по сути выхолостив его нормативно-идеологическое содержание. За относительно короткий срок появление новых преступных группировок, специализировавшихся на охранном рэкете, а также растущая капитализация преступных доходов изменили почти все аспекты жизни представителей старого уголовного мира, практически оставив от нее только фасад.

Жаргон и так называемые понятия, которые воры стремились передать или навязать новому поколению преступников, тоже были переосмыслены и адаптированы к новым формам деятельности.

С началом перестройки и распадом Советского Союза молодое поколение воров в законе попыталось возродить уходящую традицию, при этом существенно изменив её содержание. Как известно, до сих пор воровская этика представляла собой своего рода проекцию ценностей и правил тюремной жизни на нормальную жизнь. При этом источником воровского авторитета служили сроки, проведенные в тюрьмах и колониях. Однако тюремная жизнь в наши дни уже плохо сочетается с растущими экономическими интересами уголовного мира: попасть на зону означает потерять контроль над многочисленными коммерческими проектами. Соответственно, тюремный стаж стал сокращаться и понемногу терять свою значимость. С другой стороны, в девяностые стало возможным купить титул вора в законе в сравнительно молодом возрасте, не имея послужного списка и уголовного стажа, - типичный признак разложения для любой традиционной элиты. Если к концу правления Брежнева в СССР насчитывалось более двухсот уголовных авторитетов (законников), то уже через десять лет их стало почти в четыре раза больше. Формально этот титул давал право принимать участие в управлении уголовным миром и криминальным капиталом. И хотя степень уважения к купленному титулу едва ли могла достигнуть прежних высот, экономическое влияние вполне компенсировало этот недостаток.

Меняющаяся функция общака также свидетельствует о возрастающей рационализации воровского мира под воздействием изменившейся социально-экономической среды. Напомним, что «классический» общак функционировал по социалистическому принципу. Предполагалось, что все представители воровской профессии должны сдавать свою добычу или выручку в общий фонд, общак, и получать из него некоторую долю на повседневные нужды. Основная же часть общака предназначалась для того, чтобы «греть зону», т. е. для обеспечения заключенных продуктами, табаком, алкоголем, наркотиками, а также для подкупа властей. Общак также предназначался для помощи тем, кто недавно освободился из мест заключения и первоначально не имел средств. Таким образом, система поддержки заключенных и само знание о её существовании снижали страх перед зоной, смягчали возможные лишения во время пребывания в ней и тем самым повышали степень преданности преступным профессиям.

Как утверждает известная татуировка, «тюрьма - дом родной». Но с появлением возможностей для капиталистического предпринимательства и особенно с развитием банковского сектора все возрастающая доля криминальных ресурсов капитализировалась - вместо того чтобы идти на потребление пенитенциарной системы, общаковские средства вкладывались в существующие банки или образовывали начальный капитал для новых банков, чтобы затем инвестироваться в легальный бизнес (в основном в торговлю и импортно-экспортные операции). И хотя значительные средства продолжали направляться в зону, общаки уже работали не на идею, а на производство прибыли, которая присваивалась их распорядителями, т. е. ворами в законе.

Смерть лидеров бандитской России отразила закат короткой эпохи первоначального накопления, эпохи дикого капитализма, для которой такие персонажи были необходимы. Они более всего соответствовали нехитрой механике бизнеса переходного периода, больше основанного на дележе и продаже, нежели на производстве. Они пользовались слабостью власти, устанавливая свою, восполняли отсутствие законов, жили постоянными переделами собственности, превращали конкуренцию в настоящую войну, мыслили короткими горизонтами. В их жизнях воплотились все черты раннего капитализма, равно как и его обреченность. Энергией и жестокостью бандитов, кровью их и их жертв складывался новый порядок. Но чем дальше складывался этот новый порядок, чем более развитыми и сложными становились рыночные отношения, тем менее всё зависело от силы отдельных личностей. Они превращались в угрозу титулам собственности, стабильным рынкам, капитализации компаний, репутации брендов, имиджу политиков новой волны, стратегическим расчетам новых хозяев.