Страница 8 из 62
На этом моменте рассказа Сократ довольно заулыбался, с многозначительным видом пошевелив шикарными белыми усами. Милена послала ему ласковую улыбку и добавила:
— С тех пор мы вместе живем и вместе трудимся. Я — хозяйкой заставы, — она развела руками, как бы призывая осмотреться вокруг, — и смотрителем за пограничным пунктом, который расположен здесь, в Межмирье, а он — моей правой рукой. В нашу задачу входит следить кто, из какого мира, куда и зачем переходит. Пресекать незаконные перемещения и выдавать разрешения на те или иные действия после перехода в другой мир. Также я обязана оповещать о нарушении законов и помогать в расследованиях.
— То есть, сейчас вы расследуете причину изменения памятника на маминой могиле? — я перевела взгляд с Сократа на колдунью и обратно.
Кот кивнула, а женщина ответила:
— Есть много других дел, но это — одно из наиболее приоритетных. И мы не столько расследуем, сколько… изучаем и отслеживаем. Мы не имеем права на применение силы, да и вряд ли смогли бы справиться с тем, кого унюхал Сократ. Его магия на порядок выше нашей и вступать в схватку с таким противником без должной подготовки опасно. Для этого есть специально обученные… профессионалы. Но разобраться — наша обязанность.
— И что у вас есть на него, кроме следов этой травы? Как её? Полыни? — я пренебрежительно фыркнула.
— Ты зря фыркаешь, как лошадь у водопоя, — насупился Сократ. — В твоем мире эта трава используется еще со времен египетских фараонов. Другое её название — артемизия, в честь богини греков Артемиды. Полынь называют матерью всех трав, так как она считается одним из самых сильных оберегов. С помощью полыни можно защититься от водной нечисти и злых духов, прогнать эльфов и даже демонов.
— То есть, это хорошая трава? — наморщила я лоб в жесте крайней сосредоточенности.
— Всё хорошее может обратиться в плохое при неправильном использовании, — наставительно заметила Милена, возвращая пучок сухой травы на место. — Полынь является основой зелья для сокрытия от чужих глаз.
— Каких глаз? — все еще плохо соображала я.
— Любых! — выдал со своего места Сократ. — Налакаешься этого зелья, которое на вкус, надо сказать, как собачья моча, — и он наглядно изобразил рвотные позывы. Со звуковым сопровождением, булькающей отрыжкой и прочими радостями обратной работы желудка. Очень натурально, настолько, что мне даже немного поплохело. — И никто тебя не найдет.
— Но что здесь плохого? — посмотрела я на Милену, так как изображающий крайнюю степень тошноты кот вызывал тошноту у меня.
— Тот, кто использует подобное зелье явно затевает что-то плохое. Во-первых, он колдует незаконно, — начал перечислять Сократ и от усердия у него аж шерсть на макушке чуть привстала дыбом. Выглядело забавно, как будто кота слегка шибануло током. — Во-вторых, он путешествует между мирами нелегально и не регистрируясь, каким-то образом минуя нашу заставу, что уже является жесточайшим нарушением. И в-третьих, мы не можем установить, что за чары он использует и для чего. А это может значить только одно.
— Он использует древнюю магию, которая вот уже семьсот лет как под запретом, — закончила Милена, удрученно покачав головой и возвращаясь к столу. — Проблема в том, что он проводит ритуалы таким образом, что мы не успеваем установить его конкретное местоположение.
— Да, — вторил хозяйке кот. — Мы лишь засекаем периодические всплески — то там, то здесь, а когда прибываем на место, никого уже нет. Ты единственная, кого я встретил за все время, как это началось.
— Во всех остальных местах тоже были затронуты памятники? — аккуратно поинтересовалась я, подозревая, что рассказывают мне не всё.
— Да, но каждый раз это разные монументы, — Милена отбросила толстую косу за спину и принялась собирать со стола посуду. Я быстро вскочила и начала ей помогать. Мою инициативу женщина встретила с одобрительной улыбкой, быстро кивнув Сократу. Я сделала вид, что ничего не заметила. Но сегодняшний день приготовил еще немало открытий.
Выяснилось, что еду в этом доме хранили не в холодильнике, а в погребе, готовили в печи или на костре, а посуду мыли, используя стоящую на улице кадушку с водой. Причем ёмкость этой самой водой еще надо было наполнить, то есть, наносить в ведрах из распложенного за домом колодца.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы с Миленой закончили. Я без сил рухнула на ступеньку крыльца с полным ощущением, что встать уже не смогу.
— Утомилась? — заботливо спросила Милена и протянула мне кувшин с холодным молоком.
Я не стала отказываться, обхватила сосуд из обожженной глины двумя руками и сделала несколько жадных глотков.
— Кошмар просто, — выдохнула я, возвращая женщине тару и отирая губы тыльной стороной руки. — И так каждый день?
Милена кивнула, вытирая ладони о передник.
— Как вы справляетесь? Это же так трудно!
— У каждого своя дорога, — задумчиво оглянулась женщина на постепенно темнеющий лес. — Я иду по своей, такой, какой она есть.
— А Сократ сказал, что с любого пути можно сойти, — припомнила я слова кота. — Что если идешь по дороге и чувствуешь, что она не твоя, достаточно лишь сделать шаг в сторону и оказать на пути к чему-то другому.
— Можно, — согласилась Милена, — но будет ли этот путь верным, твоим, вот в чем вопрос. И найдется ли тот, кто пройдет по тому пути, который оставил ты. Каждая дорога, каждый путь должен быть кем-то пройден.
Мы замолчали. Я пыталась сообразить, какую мысль хотела донести до моего убогого понимания хозяйка дома. А сама Милена, тем временем, подхватила корзинку с фруктами и направилась внутрь. Уже у самого порога она оглянулась и спросила:
— Так и будешь тут сидеть?
— Сил нет, чтобы встать, — с улыбкой ответила я.
— Я хотела предложить тебе сходить искупаться на озеро, но, видимо, лучше завтра. А сейчас иди спать. Можешь воспользоваться той же кроватью, где ты проснулась днем. За ширмой. Там тебя никто не потревожит.
Я хотела спросить, кто меня может потревожить в этом глухом лесу, где кроме меня, болтливого кота, самой Милены и ухающих где-то в глубине лесной чащи сов, никого больше нет, но потом вспомнила рассказ Сократа и решила, что не хочу знать ответ.
С трудом доковыляв до кровати я, не раздеваясь, упала на постель. Едва моя голова коснулась подушки, как веки опустились, и я отключилась. Так, словно шнур из розетки выдернули. В последний момент мелькнула мысль о том, что я уже давно не видела Сократа. Но додумать её я так и не успела, погрузившись в сон без сновидений.
Проснулась резко, как от резкого толчка.
Села на кровати, растерянно потерла лицо ладонями и осмотрелась. Комната была погружена во тьму, ширма перед кроватью оказалась сложенной и теперь стояла у стенки. Сквозь маленькое окошко напротив моей постели в дом проникал лунный свет, создавая серебристую дорожку на полу.
Я внимательно осмотрелась, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Что-то было не так. Какая-то тревожность словно висела в воздухе, делая его гуще, плотнее, удушливее.
Я спустила ноги с кровати, ощутив, как по коже пробежал холод. Откуда-то дуло.
— Милена, — тихо позвала я, ощущая, как начинает сильнее колотиться сердце. Но ответа не последовало. Я позвала еще раз и громче, но в ответ по-прежнему тишина. — Сократ? Сократ!
Раздался протяжный скрип, от которого я взвизгнула и, схватив подушку, выставила её вперед в ожидании нападения.
Но его не последовало. Это всего лишь заскрипела входная дверь, открывшаяся под воздействием ветра. И это было странно, ведь для того, чтобы распахнуть тяжелую, выструганную из цельного дерева и распахивающуюся вовнутрь дверь, поток воздуха должен был быть достаточно сильным и сквозным. А это значит, что в доме где-то еще что-то было открыто. Или же…
Стянув с кровати одеяло, я накинула его на плечи и, медленно ступая босыми ногами по полу, сколоченному из необструганных, а потому неприятно шершавых на ощупь деревянных досок, направилась к двери, попутно пытаясь понять, куда делись Сократ и Милена.