Страница 7 из 8
Мишель собрал в кулак всё мужество, чтобы разделить судьбу танка, но двойник не желал погибать. До сих пор он считал происходящее едва ли не увеселительной прогулкой, большим приключением. Но сейчас должен был умереть! От чужого снаряда, с чужого броненосца, в чужой (?!) стране…
Впрочем, одно прощало его трусость – он понял, что не успеет выстрелить первым. И погибнет как беззащитная жертва, а не как сражающийся солдат. Поэтому существо, до этого поддерживавшее мужество Мишеля, само панически заорало:
– Спасайтесь!!!
И бросилось к люку в днище.
В этот момент что-то случилось. Ощутимо звякнуло, словно разорвав невидимые зубчики стройного механизма Вселенной. Какая-то едва уловимая ненормальность, возникшая при появлении двойника, стала заметнее. Что-то испортилось, стало не так. Механика уже не было на его месте, а «Леклерк» стоял с выключенным двигателем. Через распахнутый люк в днище виднелась развороченная земля. «Здесь должен быть автомат!» – вспомнил лейтенант и выхватил его из специального крепления. По-змеиному выскользнул из танка.
Зубчики же звенели и звенели, ненормальность усиливалась. Мишель не понял, как оказался в сотне метров от своей машины. В этот миг чудовищный взрыв разорвал её, подбросив высоко в воздух тело сержанта Эндрю. Жормон стоял оглушенный, засыпанный землей, облитый чьей-то кровью, в чужом обмундировании, с чужим оружием в руках. Теперь он был лишь вторым существом.
Вокруг полыхал бой, точнее – истребление. Ведь лейтенант не успел передать друзьям секрет победы. А когда Мишель увидел, что невредимая носовая башня разворачивается для очередного выстрела, понял, что спасения нет. Что-то серьезное случилось с миром. Разрушилась тонкая грань между тем и этим светом, и через провал хлынуло сверхъестественное зло.
Призрачный туман окутал танкодром. Он становился то абсолютно прозрачен, так, что были видны мельчайшие подробности разыгрывавшейся трагедии; то, наоборот, сгущался до плотности молочной завесы. И в такие моменты казалось, что танкодром накрыл призрачный купол. Сквозь который светили чужие злобные звёзды.
Жормон, забившись в уголок сознания нового тела, напряжённо раздумывал о природе жуткого феномена: армии госпожи Сильфии. Теперь уже он ощущал себя «гостем» и равнодушно предоставлял возможность другому человеку выпутаться из сложной ситуации, в которую (Мишель был в этом уверен) тот сам его и втянул.
«Очевидно Сильфия обладает действительно огромным могуществом, пользуясь покровительством сверхъестественных сил. Но и ее власть должна иметь пределы! По-видимому, она возрастает в связи с верой в неё. С верой…» – он споткнулся на этой мысли.
«Ну конечно же! С верой! Стоило патриотам сбросить немецкий гарнизон в озеро Сильфии, тем самым принеся кровавую жертву и освежая память детской веры в призрака с её сверхъестественной армией – как тут же ожившие мертвецы в немецкой форме уничтожают своих последователей. Стоило в городке появиться нам, современным французским солдатам – и горожане снова вспоминают старое проклятие. Да ещё со страхом, то есть с верой, пересказывают нам. А когда комбат, приказом «узаконил» страх озера – начали исчезать люди. Это ещё больше укрепляет веру людей в могущество призрака. Как результат: нападение на оцепление и батальон. Мы сами провоцируем сверхъестественное зло! Ведь когда мы уверовали в победу (всё-таки молодец двойник!) – то победили. Лишь укоренившийся в сознании страх перед огромными пушками, очевидно уловленный чувствительным призраком Сильфии, помог ей вызвать к жизни мёртвый линкор – это артиллерийское чудовище, закованное в броню. А моя вера в Святой Крест снесла ему главную башню!»
В тот же миг Мишель снова стал самим собой. Только в руках вместо неуклюжего французского пистолета-пулемета остался лежать русский автомат Калашникова, а на поясе висели сумки с боекомплектом и штык-нож. Взрывы звучали реже, и были уже не столь чудовищны. Лейтенант обернулся к линкору, объятому пороховым дымом и вспышками выстрелов. Его самовосстанавливающиеся орудия главного калибра методично выбивались попаданиями танковых пушек.
Но все меньше целых «Леклерков» кружило по полю. Один за другим они вставали горящими остовами или же бесследно разлетались вместе с экипажами. По всему затянутому туманом и гарью танкодрому, хаотично мерцавшему взрывами, выстрелами и росчеркам трассеров, шло кровавое побоище. Восставшие мертвецы били, душили, рвали, расстреливали и топили пытающихся спастись солдат. Отчаянные крики их жертв, сильных и смелых французских танкистов, смешивались с звериным рычанием, хлюпаньем и бульканием утопленников, их воплями не то радости, не то злобы.
Из тумана к Жормону бросилось несколько фигур. Он лишь увидел неестественные синие лица: два немца в полевой форме, служанка, от плеча до груди рассеченная мечом, какой-то крестьянин с ружьём и длинноволосый парень в джинсовке с тяжелой суковатой дубиной. Вскинув автомат, двойник прострелил обоих фашистов, увернулся от направленного на него ружья, проскочил под протянутыми руками служанки и с силой врезал прикладом по челюсти замахнувшегося парня. Изо рта того фонтаном хлынула вода, а Мишель, прикрываясь его телом от атаки оставшихся, перекрестил стволом повернувшегося охотника и служанку, а затем «угостил» одиночными выстрелами. Так же поступил с парнем и поднимающимися немцами.
Едва он успел пристегнуть к своему оружию штык, как со всех сторон кинулись другие утопленники. Лейтенант ударил одного, второго, третьего… А затем удары, пинки, выстрелы и штыковые удары, по возможности, предваряемые крестным знамением, щедро посыпались на визжащую и орущую ораву. Иногда сквозь туман видел лицо Сильфии, насмешливо следящей за дракой, и тогда на него находила одержимость – Мишель расшвыривал мертвецов с утроенной яростью.
Меж тем танков на поле почти не осталось, а большая часть ещё живых танкистов сражалась врукопашную. Так велико было мужество этих людей, знавших, что спасения нет, но выполняющих свой ратный долг до конца. Мишель смог, наконец, крикнуть им, чтобы перед выстрелом они «этих гадов» крестили. Его услышали, и дело сдвинулось с мёртвой точки. У танкистов появился шанс.
В этот момент у лейтенанта кончились патроны к «Калашникову». Чудом вырвавшись из кольца врагов, он споткнулся о тело убитого сослуживца, сжимавшего в руках 7,62-мм пистолет-пулемет. В отчаянии Жормон выдернул его прямой магазин и воткнул себе в автомат. К его удивлению, рожок подошел. Хотя такого не должно было случиться…
Впрочем, думать было некогда. Мертвецы то и дело выныривали из тумана, и нужно было успевать, предварительно перекрестив, расстреливать их. Неперекрещённые, упав в воду, тут же поднимались снова. Тем временем у Мишеля возникла ещё одна идея. Притаившись за кустом, когда туман наиболее сгустился, он нацарапал на головках нескольких пуль крест и, ради эксперимента, пальнул в возникшего рядом утопленника, не перекрестив его. Тот разлетелся огненным фейерверком. Похоже, идея была правильной.
Туман рассеялся, и взору лейтенанта предстала картина боя трёх оставшихся танков и горстки пытающихся сбиться в кучку пеших танкистов с разношёрстной мертвой армией, поддерживаемой огнем броненосца. Выросшие до двух с половиной метров маркиз де Тодес и шевалье д`Эвтанази, размахивая гигантскими шпагами, собирали смертоносную жатву. Глаза их светились зловещим красным огнем, а из ртов изредка вылетало пламя. Пахло сгоревшей взрывчаткой, порохом, серой и водорослями.
Мишель оказался на пригорке, вокруг которого уже не осталось «живых» покойников. На другом конце огневого рубежа, сбоку от проклятого линкора, стояла грустная Сильфия. Неожиданно ясно, словно адский грохот был всего лишь шелестом листьев, лейтенант услышал её слова:
– Тебе ещё не надоело? Я ведь просто играю твоей жизнью. Я уже давно могла бы забрать ее… А картина, так ужасающая твой разум – ты думаешь, что это? Это лишь плод твоего упрямства. Не нужно было пренебрегать мною.
– Как бы не так! Ты просто ничего не можешь поделать с нашей волей!