Дом шелка. Мориарти

Он пустил нас внутрь, мы прошли по узкому коридору между пивной и кухней. Лестничный пролет шел вниз, к погребам, хозяин со свечой в руках завел нас в унылую комнатенку, что приткнулась под ними, – окон нет, пол из грубо сколоченных досок. Именно здесь Салли, уставшая после тяжкого и долгого дня, оставалась наедине с собой – укрыться тонким одеялом и поспать на брошенном прямо на пол матрасе. В центре этого подобия ложа лежали два предмета – нож и кукла, которую она наверняка добыла в какой-нибудь куче барахла. Глядя на сломанные конечности и белое пятно кукольного лица, я не мог не подумать о брате Салли, которого выбросили на свалку точно так же, между делом. В углу стояли стул и маленький стол со свечой. Едва ли полицейский обыск затянулся: кроме куклы и ножа, у Салли ничего не было, если не считать имени.

Холмс внимательно оглядел комнатку.

– Зачем тут нож? – спросил он.

– Для защиты, – предположил я.

– Для защиты у нее было другое оружие, она носила его с собой, как вам прекрасно известно. Тот нож остался при ней. А этот совсем тупой.

– Украден с кухни, – пробурчал Хардкасл.

– По-моему, нам кое-что расскажет свеча.

Речь шла о незажженной свече, что стояла на столе. Холмс взял ее, опустился на корточки и заковылял по половицам. Я не сразу понял, что он движется по следу, который оставили почти невидимые глазу капельки расплавленного воска. Он, разумеется, заметил их сразу. Они привели его в дальний от кровати угол.

– Она пришла сюда со свечой… Опять-таки зачем? Разве что… Ватсон, дайте нож.

Я выполнил просьбу, и Холмс ввел лезвие в трещину между двумя половицами. Одна из них двигалась свободно, с помощью ножа Холмс отжал ее, сунул руку внутрь и достал завязанный носовой платок.

– Господин Хардкасл, не сочтите за труд…

Хозяин поднес поближе зажженную свечу. Холмс развернул платок, и в свете мерцающего пламени нашим взорам предстали несколько монет: три фартинга, два флорина, крона, золотой соверен и пять шиллингов. Для двух сирот это было настоящее состояние, но кому из них принадлежали эти деньги?

– Это деньги Росса, – произнес Холмс, словно читая мои мысли. – Этот соверен дал ему я.

– Но, дорогой Холмс! Где доказательство, что это тот самый соверен?

Холмс поднес монету к свету:

– Дата та же самая. Посмотрите на рисунок. Святой Георгий скачет на лошади, а на ноге у него глубокая царапина. Я заметил ее, когда передавал монетку. Это часть гинеи, которую Росс заработал в нерегулярных частях. Но откуда остальные?

– Остальные ему дал дядя, – пробурчал Хардкасл. – Когда он пришел проситься на ночлег, то заявил, что готов заплатить за комнату. Я только посмеялся, а он сказал, что деньги ему дал дядя. Я ему все равно не поверил, велел расчистить двор – вот ночлег и отработает. Знай я, что у него такие запасы, предложил бы ему комнату наверху, вполне приличную.

– Так, кое-что становится понятным. Складывается осмысленная картинка. Парень решил воспользоваться сведениями, которые получил, стоя у гостиницы госпожи Олдмор. Он идет куда-то, заявляет о себе и выдвигает требования. Его приглашают на встречу… в определенном месте, в определенное время. Эта встреча стала для него роковой. По крайней мере, он предпринял меры предосторожности, оставил все свое богатство у сестры. Она спрятала монеты под половицу. Сейчас она наверняка в полном отчаянии: мы с вами, Ватсон, ее спугнули, и как ей теперь вернуть свое сокровище? Последний вопрос, господин Хардкасл, и мы вас оставим. Салли когда-нибудь говорила вам про «Дом шелка»?

– «Дом шелка»? Нет, господин Холмс. Никогда о нем не слышал. Что мне делать с монетами?

– Оставьте у себя на хранение. Девочка потеряла брата. Она потеряла все. Может быть, когда-нибудь она вернется к вам за помощью, и по меньшей мере вы сможете вернуть ей эти деньги.

Распрощавшись с хозяином «Мешка с гвоздями», мы пошли вдоль изгибавшейся Темзы в направлении Бермондси. Я поинтересовался у Холмса: он снова хочет наведаться в ту самую гостиницу?

– Не в гостиницу, Ватсон, – возразил Холмс, – но в те края. Надо найти источник богатства Росса. Скорее всего, тут и кроется причина его убийства.

– Но деньги ему дал дядя, – напомнил я. – И если его родители мертвы, кто поможет найти его родственников?

Холмс засмеялся:

– Ватсон, вы меня удивляете. Неужели вы не знакомы с языком, на котором говорит как минимум половина Лондона? Каждую неделю тысячи тружеников и сезонных рабочих навещают своих дядей – владельцев ломбардов. Именно там Росс и получил свой злосчастный доход. Вопрос в том, что он оставил в залог под эти флорины и шиллинги?

– И где он это оставил? – добавил я. – Только в этой части Лондона таких ломбардов сотни.

– Вы правы. С другой стороны, вспомните: Виггинс вел нашу загадочную жертву от ломбарда до самой гостиницы и сказал, что Росс и сам там частенько бывал. Там и надо искать его «дядю».

Ломбард – лоно утраченных иллюзий и несбывшихся грез! Каждый класс, каждая профессия, каждый социальный слой были представлены в этих плохо вымытых витринах: к стеклу, подобно бабочкам, были пришпилены самые разнообразные осколки человеческих жизней. Над входом в ломбард на проржавевших цепях висели три красных шара на синем фоне, они отказывались качаться на ветру, как бы подчеркивая незыблемость происходящего здесь: если владелец расстался со своей собственностью, назад ее уже не вернуть. Надпись под вывеской гласила: «Ссужаем деньги под залог: посуда, драгоценности, одежда, любая форма собственности», и даже клад Аладдина в подземелье едва ли мог сравниться с тем, что хранилось здесь. Гранатовые брошки, серебряные часы, китайские чашки и вазы, подставки для ручек, чайные ложки, книги – все это сражалось за место на полках с такими разрозненными предметами, как заводной солдатик и чучело сойки. Целая армия шахматных фигурок охраняла поле битвы, где на зеленом сукне были выложены кольца и браслеты. Какой работяга заложил стамеску и пилу, чтобы в выходной день порадовать себя пивом и колбасой? Какой девочке пришлось идти в церковь без своего воскресного платья, потому что ее родители хотели хоть что-то поставить на обеденный стол? В окне ломбарда можно было проследить, как человечество приходит в упадок. Но это же окно было пиршеством для глаз. Скорее всего, именно сюда наведывался Росс.

Я видел ломбарды в Вест-Энде и знал: обычно имеется боковая дверка, куда можно проникнуть незамеченным. Но здесь такой роскоши не было, жители Бридж-лейн особой изысканностью не отличались. Дверь была одна, она стояла открытой. Я прошел за Холмсом в окутанное полумраком помещение – там был всего один человек, он сидел, взгромоздившись на высокий табурет, и читал, держа книгу одной рукой, а другая лежала на стойке. Он медленно вращал пальцами, будто вертел на ладони какой-то невидимый предмет. Этому хрупкому узколицему человеку было с виду лет пятьдесят, на нем были застегнутая на все пуговицы рубашка, сюртук и шарф. Все его манеры говорили о дотошности и аккуратности, и в голову мне пришло сравнение с часовщиком.

– Чем могу помочь, господа? – поинтересовался он, едва поднимая глаза от страницы. Но он, видимо, успел окинуть нас оценивающим взглядом, когда мы входили, потому что сказал в продолжение: – Полагаю, вы пришли по официальному делу. Вы из полиции? Если это так, то помочь вам не смогу. О моих клиентах я не знаю абсолютно ничего. Это мое правило – вопросов не задавать. Если вы хотите что-то у меня оставить, я предложу вам достойную цену. В противном случае – всего вам наилучшего.

– Меня зовут Шерлок Холмс.

– Сыщик? Я польщен. Что же привело вас сюда, господин Холмс? Может быть, сапфировое ожерелье в золоте? Симпатичная штучка. Я заплатил за него пять фунтов, но полиция его у меня забрала, так что ни о какой прибыли и речи нет. А я вполне мог бы его продать за десять, представься мне такая возможность. Но жизнь есть жизнь. Всех нас ждет крах – кого-то раньше, кого-то позже.

Я знал, что по крайней мере частично он лжет. Сколько бы ни стоило ожерелье госпожи Карстерс, он заплатил бы Россу максимум несколько пенсов. Возможно, те самые фартинги, которые мы нашли в тайнике.