Не время

Катя Березуля

Не время

I

Сколько времени прошло?

Месяц?

Год?

Впрочем, какая разница?

Стоит закрыть глаза, и картинка, как вчерашняя: школа в развалинах, стоны и причитания, дети на руках взрослых, дети на земле – аккуратными рядками…

Ряд у корявой таблички из картона с кривой надписью маркером «3 «А».

«Нет, нет, пожалуйста, нет».

«Мама!» – раздаётся детский голос. Обернулась: не ей. А потом вот они, эти кроссовки на ногах, из-за которых тогда вышел спор в магазине. Только глянула – и отвернулась. Всё было понятно, но глаза отказывались верить. А та женщина, которой кричали «мама», вытирает счастливые слёзы. Как хочется быть на её месте…

Проглатывая стон, мотая головой, отрицая ужасную действительность, идёт дальше, мимо рядов и картонных табличек.

Шестой «Б». Возле кого-то бьётся в истерике женщина. Молча, закрыв глаза, сидит мужчина, поглаживая за ногу лежащую на земле девочку – это Лера из дочкиного класса. А вот и дочь. Тоже в ряду. Тоже лежит. Тоже не дышит.

Длинный выдох.

Просто не нужно закрывать глаза…

Оксана проморгалась. Надо же, задремала под убаюкивающий гул самолёта. Потянулась, разминая тело. Расплела и заново заплела «колосок» из своих выцветших, местами пепельных, волос, смотрящихся как стильное мелирование, которое она любила делать когда-то.

Их группа, закончив базовое обучение, отправлялась на войну. Оксана не помнила, сколько длилась подготовка. Всё время, прошедшее с «того самого дня», старалась забыть и не вспоминать, изнуряя себя тренировками. На физподготовке было легко – бегать, прыгать, отжиматься до седьмого пота, чтобы, вернувшись в казарму, принять душ и упасть без задних ног. Главное – не думать, не вспоминать.

На тактике и других подобных предметах приходилось сложнее – необходимость концентрироваться возвращала женщину в реальность, где нет любимых рядом, нет своих родных крошек. «Ничего, – успокаивала себя Оксана, – недолго осталось».

Безразличная к попыткам политических элит вызвать слепую ненависть к врагу, она мечтала свести личные счёты. Плевать ей на весь род человеческий и угрозу его исчезновения. Это были дети. Её дети.

Оксана оглядела девчонок из группы. Ну, как девчонок – всем уже ближе к пятидесяти. Многие, как и она, потеряли родных, свои семьи. Она была среди них самой молодой.

– Женщина, вы хорошо подумали? – не унимался тот тип из призывной комиссии. – Ваш возраст не подлежит обязательному призыву, вы можете принять участие в программе ВРЧ.

И девчонки поначалу докапывались, выясняя, почему не осталась в тылу, ведь могла.

– Все кого-то да потеряли, – рассуждала вслух Гала. – Но ты, в отличие от нас, можешь начать всё заново…

– Да отстаньте от человека, – заступалась Тамара. – Начать, начать… Кто-то должен и заканчивать.

ВРЧ – программа восстановления рода человеческого, предполагающая особенную социальную заботу о женщинах детородного возраста. Потери после нападения исчислялись 50% населения. Мир паниковал. Здоровых, способных родить, окружали всеми доступными благами. Сформировалась новая элита. Возрастные, «отбракованные» по состоянию здоровья, не способные рожать в силу репродуктивных нарушений отправлялись на фронт. «Нас незачем беречь, – ворчала Гала, – мы не люди. А мой теперь непонятно кого брюхатит».

Галу можно было понять. Ведь до войны после пятидесяти, наверное, начиналась самая жизнь – появлялось больше свободного времени, выросшие дети заводили свои семьи, можно было путешествовать или отдыхать на даче.

Гала с удовольствием проводила выходные с внуками, а вечерами после работы посещала спортивный зал, смотрела сериалы со своим Колей. Теперь мужчина с хорошими анализами был обязан оплодотворять других женщин, причём естественным путём. «Некогда им возиться с пробирками, видите ли, времена не те», – сетовала Гала. И непонятно, кому в этой ситуации было хуже – женщине, обязанной делиться своим мужчиной из-за госпрограммы, или моногамному, судя по всему, Коле, который, как он писал жене, может выполнить этот долг, только представляя на месте будущей роженицы «свою Галу».

Подобные разговоры были Оксане безразличны. Единственное, к чему она стремилась— закончить это всё. Ей больше совсем неинтересно продолжать жить в таком мире. Не таком, где все молятся на способных родить женщин, а где нет её детей.

Люди подверглись нападению тварей из космоса. Впрочем, облик «тварей» был вполне гуманоидным —две руки, две ноги, вытянутые головы, большие глаза без бровей, голубоватая гладкая кожа. Они носили тончайшие светлые комбинезоны, и по внешнему виду нельзя было понять, есть ли у них половые различия, а технологиями обладали фантастическими.

Называли их тварями, выражая сильную ненависть. Первая же атака деморализовала человечество, настолько она была внезапной и разрушительной. Половина населения погибла. Таких потерь мир ещё не знал.

17 октября— ночь погребальных огней – было объявлено ежегодным днём траура. Третий день после атаки. Выжившие кое-как собрались с силами и приступили к наведению порядка. Мёртвых просто сжигали, и количество этих костров было огромным.

Оксана плохо помнила те дни. Запах гари, какие-то распоряжения, – она участвовала в этих мероприятиях, как робот. Целиком отдавшись страданию, мечтала умереть от истощения. А потом объявили всеобщую мобилизацию. У одинокой женщины появилась цель— поскорее попасть на войну, где смерть обязательно найдёт её, но до того, как это случится, она успеет наказать хотя бы одну тварь.

Самолёт начал снижение. База 147, куда их доставят, располагалась в 50 километрах от горячей зоны. Ещё немного обучения на месте, и их ждут боевые вылазки.

Никто из тридцати шести «боевых подруг» не демонстрировал подобного ей безразличия. Наоборот, судя по тому, что наблюдала Оксана, жить всем хотелось как никогда. Что ж, это их дело – а своё она знала сама.

В коллективе Оксану обходили стороной, за глаза называя отмороженной. Связываться не хотели. В редких конфликтах часто достаточно было холодного взгляда, чтобы любая начавшая зарождаться ссора угасла. Хотя не любая – находились бабы без тормозов, с которыми Оксана не разговаривала. Она в принципе не любила разговоров, эмоциональных жестов, истеричных выпадов – сразу била. Со временем и родилась репутация отмороженной.

147-я база считалась одной из крупнейших. Комплекс помещений располагался на глубине нескольких десятков метров. За год войны базу ни разу не атаковали, хотя она находилась очень близко к линии фронта.

Собственно, какая там линия – твари могли на своих летающих аппаратах появиться в любом месте в любое время, но они предпочли «окопаться» – настроили купольные землянки, которые снабжали оружием и боевыми особями.

Контингент 147-й базы менялся часто – обитатели регулярно участвовали в боях и несли колоссальные потери из-за технологической недоразвитости. Но учёные, ходили слухи, нащупали слабые места противника, и вот-вот должны были их озвучить. Таких новостей Оксана ждала сильнее всего.

Пересадка на старом аэродроме в вертолёты и ещё с полчаса полёта до базы. Приземление, выгрузка персонала и припасов произошли слаженно, и вертолёты поторопились взмыть в воздух и улететь в обратном направлении. Вход под землю находился тут же и представлял собой замаскированную густыми ветками будку размером с гараж, в которой прятался грузовой лифт.

Пока прибывшие строились под руководством молодого, но сурового на вид парня, мужественно переносившего гендерные шуточки сослуживиц Оксаны, несколько крепких женщин управились с ящиками и провизией, забив ими лифт. Спустя пару минут к ним вышли двое мужчин старших по званию.

Первым представился генерал Якурин и назвал имя своего сослуживца – подполковника Вадима Дрогина. Оксана присмотрелась: узнала старого знакомого. Возможно, пару лет назад она бы обрадовалась встрече, а сейчас – всё равно.