Страница 4 из 14
Я взял все рабочие смены, чтобы хоть как-то себя занять. Когда она позвонила – её голос доносился откуда-то издалека, из другой вселенной. Безжизненная серость чёрно-белого кино, от этой боли не скрыться. Она сейчас там, гуляет, должно быть смеётся, а вечером он её грубо берёт в гостинице или у скал. Какая жизнь жестокая штука, вместо того чтобы я тихо страдал от неразделенной любви, она решила меня целиком выпотрошить и растоптать. Во время второго звонка, я в приступе ревности разбиваю телефон, достаю и ломаю сим-карту. Время замерло. Каждый день длится как год. Осталось пять дней, как же я её всё-таки ненавижу. Когда она приедет, скажу, что всё кончено.
Вечером официанты играют в настольный теннис, я не играю, глубоко погруженный в свою печаль. Вроде бы я с ними, но на самом деле нет. Якунин уехал на выходные, зато полненький Артур, под музыку пританцовывая с ракеткой, трясёт задом, срывая овации. Одна из наших зовёт меня в корпус, должно быть я сплю, потому что на кровати сидит Ира. Да точно… с обгорелым, как у макаки в термальном источнике, лицом, хлопает зелеными глазами.
– Я вернулась раньше, больше не могла без тебя.
– Я вижу, – стержень внутри треснул, но я сохраняю ледяное спокойствие. Я одёргиваю руки, и сжав губы мотаю головой, когда она пытается их взять в свои, мне больно и обидно, оттого что я готов утереться и обо всём забыть. Следующие дни мы не расстаёмся друг с другом больше чем на пять минут, все это замечают, никто ничего не говорит, может понимают, что стали свидетелями чего-то из ряда вон выходящего, а может не шутят жалея меня. Со стороны выглядит странно, как она глядя мне в глаза подымает одну бровь, затем вторую, и мы чему-то молча улыбаемся. Тысячи звёзд и мы только вдвоём.
Сталкиваюсь с тем, что её вкусы намного проще моих. Ей например нравится сериал «Друзья», она не может сдержать смех когда кто-то ударяется головой или поскальзываясь падает, смех был естественный, но выглядело как-то дико. Я впервые встретил человека, у которого шутки Чаплина, вызывали бы восторг. Ей непонятны многие мои любимые фильмы, и после моих объяснений, понимаю, что ещё и неинтересны. Не зная, что сказать, она замыкается и несёт нелепицу, «начинает дурить», будто её мозг, наталкиваясь на кочку пробуксовывает. Её родители живут на даче, и мы почти всё время проводим у неё. В перерывах между сетами я курю в окно, она, сморщившись, отталкивает: «Фу, воняешь как пепельница!» Я в свою очередь стараюсь сохранить свои границы в отношениях, порой пресекая лишнюю блажь. Закончилось лето, осень, зима и появилась недосказанность, мы так же держались за руки на прогулке, но она была уже не со мной. Сообщения в её телефоне всё подтвердили, пазл сложился, и самым грустным было то, что она решила вернуться, отчего ушла. На восьмое марта я уже пьяный приехал с бутылкой джина и мстил интуитивно. Она ещё не знала, что это клеймо будет не смыть из памяти тех, кто на досуге решит посмотреть наше домашнее задание. Друзья восхищались брутальной жестокостью моего поступка, и позже спрашивали: «Как ты до этого додумался в восемнадцать, так вот отомстить?» Я был очень зол, предательство уязвило гордость. Зачем быть такой шлюховатой, почему нельзя объясниться. Хотя чего ты ждал. Может виной всему были новые «Сумерки», где героиня умудряется сидеть сразу на двух стульях, держа парней на коротком поводке, при этом давая поводы для оленьих боёв, целуя то одного, то другого, ещё и находя этому объяснение. Как-то заспорив с одной знакомой, на тему этого шедевра, я услышал: «Просто всё очень сложно, сначала она думала так, потом так, любила обоих, но по-разному…» Просто её мать ходила по рукам, а до этого ещё её бабушка и это у них семейное, по-другому я не знаю, как объяснить подобное.
Как бы я не куражился после расставания, мне нравилось раздувать масштаб своего страдания, стоя под дождём, глядя на её окна и всё такое… Прокручивая в памяти раз за разом лучшие моменты, я уже не мог думать о чём-то другом, кроме собственной боли, я решил доплыть до самого дна чтобы побыстрее всплыть на поверхность. Очнувшись на дне притона через месяц, я понял, что получилось, дальше ничего кроме болезненной смерти уже не светило. Мои бродящие по городу останки припекало солнце. В центре в руки сунули визитку, помощь зависимым, то что нужно. «Церковь Иисуса Христа Распятого», го в секту, по крайней мере, не заскучаю. Так, офис на втором этаже ночного клуба. Стулья рядами, полный мужик в синих брюках и белой рубашке на серьёзе под бит читает рэп про бога. Не зря пришёл. После женщины и мужчины брали микрофон и рассказывали свои истории наркозависимости. Было похоже на правду, всё крайне печально, хорошо, что мозгов хватило прийти через месяц, а не через год. Пастор-репер прошелся со шляпой для пожертвований, вроде начали за бога а закончили коммерцией. Ещё несколько раз я приходил послушать тех, кому действительно плохо и помолиться чтобы отпустило. Кажется, Бог не помогает тем, кто никак не меняет свою жизнь, а только ноет о проблемах. Начали бомбить звонками «почему не хожу» и симку в очередной раз пришлось выкинуть.
С приятелем по шараге мы шатались по кафе и ресторанам в поисках работы. Расспросив персонал, пока ждали администратора, я решил устроиться официантом, а не поваром – разница, вместе с чаевыми, была в два раза. Порой кто-то запрещает или отрицает существование в себе тех или иных качеств, живым воплощением которых ты являешься. И тогда человек тебя ненавидит, за то что ты есть. Я не сильно беспокоился по этому поводу, касательно администратора – Оксаны Сергеевны, потому что обычно, мне удавалось произвести хорошее впечатление каким-либо поступком. Она всё время была в образе светской львицы, с этим заунывным произношением в нос и самолюбованием. Ей не удалось избавиться не от лошадиных форм, не от деревенского шарма. Хозяева ресторана были какие-то чучмеки и ясное дело, что она не гнушалась… ну да ладно, сердцу не прикажешь.
В один из вечеров я видел, как внизу садилась пара, эффектная стройная девушка в чёрных колготках с орнаментом (всегда был падок на необычные чулки или колготки) и мужик в пальто. «Кажется, кому-то сегодня обломится» пронеслось в голове. Ширма закрылась, и я про них забыл, у меня и так висело семь столов. Через пару часов, наверху я застал, как тот мужчина в пальто рассчитался, и небрежно кинул: «Отвезёте её домой, не знаю, где она там живет…» Он вышел, Оксана Сергеевна наградила его каскадом унизительных эпитетов, который кроме бармена и пары официантов, никто не слышал. Всё стало ясно в час ночи, мы закрывались и все собрались внизу. Та девушка в колготках отдыхала лицом на столе.
– Вот дуры!!! Пить не умеют и шатаются непонятно с кем!
– Девушка!!! Девушка проснитесь, мы закрываемся, девушка!!! – надрывался шеф-повар и тряс её.
– Слушайте, она же не шейкер, так её только вырвет.
– Даже не знаю скорую вызывать или милицию… менты её точно изнасилуют, – по голосу было понятно, что Оксана Сергеевна склоняется ко второму варианту, желая отомстить за собственные ошибки молодости.
– Можно я попробую? Её разбудить.
– Ну попробуй.
На руках я вынес её по лестнице, благо она следила фигурой, в туалет, и начал водные процедуры. Было жалко бить её по щекам, но пусть лучше она проснется дома, а не в больнице. Надо хотя бы разбудить… но она не подавала признаков жизни. Адрес она так не скажет, начну с имени: «Как вас зовут, имя, как вас зовут, скажите…» Через пару минут она чуть приоткрыла глаза и сказала: «Света»
– Света, где вы живёте, Света, не отключайтесь… – бесполезно, рубильник выключили. В дверь настойчиво стучали, пришлось открыть.
– Ну что там?
– Я отвезу её домой, закажите такси.
– Ага, как же, мужики одинаковые, трахнешь её, – Оксану Сергеевну передёрнуло, как будто речь шла о Квазимодо.
– Господи, да почему вы так плохо обо всех думаете…
– Потому что знаю.
Таксист был явно не в восторге: «Куда едем?»
– А можно пока прямо, давайте отъедем, а то моя начальница смотрит.