Жена по принуждению

– Яков… – прошептала, но даже сама не услышала свой голос.

Большими пальцами он поглаживал мои запястья, и я знала, что он чувствует, как бешено колотится у меня сердце. Губы пересохли, а внизу живота… Внизу живота было горячо и щекотно. Я вдыхала его запах и осознавала, что слишком слабая перед ним. Ненавидела себя за эту слабость, ненавидела его и ничего не могла с этим поделать.

– Что-то в тебе есть… – по руке до локтя и опять на голый живот. Я задрожала сильнее. Он нагнулся, втянул носом воздух у моего виска. – Что-то, чего нет в других… – губами задел кожу. Ладонь с живота опустилась ниже, к расстёгнутым джинсам.

Я глотнула лишённый кислорода воздух. Слышала его дыхание, чувствовала тяжесть тела и нетерпение.

– Будь на моём месте другой, он бы с тобой не церемонился, – касаясь плоти. Надавил, слегка проник внутрь.

Я сдвинула ноги. Такая же бессильная попытка что-то изменить, как и все, что были до неё. Ещё глубже… Развёл пальцы в стороны, натягивая плоть, и вдруг резко убрал руку. Одёрнул мою майку вниз и встал.

Ошалевшая, я не поняла, что случилось. Приподнялась на локтях и смотрела ему в спину, на его выделяющийся в полумраке силуэт.

– Моё терпение подходит к концу, – Яков обернулся к постели. – Не жди, когда оно кончится совсем.

Он скрылся в прихожей и почти сразу же оттуда полился свет. С постели я буквально сползла. Спущенные джинсы болтались на бёдрах, кофта съехала с плеча. Трясущимися руками я подтянула её, потом трусики.

– Ты уходишь? – спросила, выйдя за Яковом.

Меня опять колотило, он же казался совершенно спокойным.

– Хочешь, чтобы остался? – сухо.

Я ничего не сказала. Так и стояла, придерживаясь за стену до тех пор, пока он не открыл входную дверь.

Напоследок Яков всё же обернулся. Взглядом скользнул по телу, задержался на животе и ниже. Джинсы… Они всё ещё были расстёгнуты, и я, не отдавая себе отчёт в том, что делаю, схватилась за пуговицу. Презрительно хмыкнув, Серебряков всё-таки поднял глаза к моему лицу. С губ его так и не сходила эта почти неуловимая усмешка, заставляющая меня чувствовать себя перед ним жалкой. В ней сквозило его превосходство не только надо мной, но и над всем, что появлялось в его тени.

– Больше я ждать не буду, – без какого-либо нажима. Спокойно и всё так же сухо. – Запомни это.

Дверь закрылась тихо, а мне показалось, что хлопок был оглушительнее выстрела.

Прикрыв глаза, я привалилась к стене. Коснулась шеи, груди, потом живота и нервно выдохнула. Прислонилась затылком и, из-под ресниц глядя на лежащую на тумбочке коробочку с кольцом, тихонько застонала.

Не будет… Только что это значит? Что в следующий раз он придёт за моим согласием? Согласием стать его женой? Или… Нет, он ясно дал понять – в следующий раз согласие ему не потребуется. Ни на что.

Глава 7

Мирослава

– Это что? – обратилась я сразу и к Якову, и к мужчине, приставившему к стене один из трёх чемоданов.

– Вчера ты сказала, что тебе нужны вещи, – дав тому знак, чтобы ждал снаружи, ответил Серебряков. – Забыла?

– Не забыла, – я снова посмотрела на чемоданы. Один из них был мой, два другие – совершенно новые. Стоило представить, что кто-то рылся в моём шкафу, стало не по себе.

– Это ты забыл, что я сказала, что мне нужно кое-что из вещей, – сделала акцент на окончании фразы. – И ещё мне нужно перевести деньги за квартиру. Так что, будь добр, верни мне телефон.

– Деньги за квартиру переводить тебе не нужно, – Яков кинул шарф на тумбочку, ровнёхонько возле футляра с кольцом, который я больше так и не трогала.

Принялся расстёгивать пальто.

– Это ещё почему? – я начинала закипать. – Я не давала тебе разрешение оплачивать мою квартиру, Яков! Ты…

– Я и не собирался оплачивать твою квартиру, – убрал пальто в шкаф. – Ты больше её не снимаешь.

– Что?! – подавилась я выдохом.

Его самоуверенность переходила все грани. Не обращая на меня внимания, он пошёл в сторону кухни.

Да чёрт подери! Нагнав, я схватила его за рубашку.

– Мне нравится моя квартира, Серебряков! – рванула. – И отказываться от неё я не собираюсь!

Он посмотрел на мои пальцы. Потом на меня.

– Ты уже это сделала.

Сама того не желая, я разжала пальцы. Моя жизнь только-только начала приходить в порядок, только-только я начала выстраивать её после развода. Кирпичик за кирпичиком, ниточка к ниточке. Маленькая студия не в самом лучшем, но достаточно хорошем районе, редкие походы в булочную за углом и кинотеатр в ближайшем торговом центре. После последних месяцев брака всё это было для меня, как глоток свежего воздуха. Только Якова не беспокоило, что мне нужно дышать.

– Ты сволочь! – бросилась за ним снова. – Ты…

– Кто я? – тот же взгляд. – Мерзавец? Сукин сын? – включил кофемашину и, когда та загудела, медленно приблизился ко мне. Лениво, как крадущийся хищник. – Кто? – вкрадчиво.

Я отступила, и он пренебрежительно усмехнулся. Как и вчера вечером отчётливо давая мне понять, что чувствует мой страх. Что осознаёт свои возможности и свою власть.

– Придумай что-нибудь новое, Мирослава, – поймал меня за верёвочку капюшона и, наматывая её на палец, потянул на себя.

Я сделала шаг назад, но он в момент схватил вторую. Намотал и её. Капюшон стал затягиваться, отступать было некуда. Я стиснула зубы. Задрала голову и упрямо, с яростью ответила ему прямым взглядом. Это вызвало у него новую усмешку. Верёвка, словно поводок, становилась всё короче, костяшками пальцев он уже касался моего горла.

– Порой мне даже нравится твоё упрямство, – он говорил тише, чем работала кофемашина, но каждое его слово резонировало внутри меня. – Но оно начинает мне надоедать. Не заставляй меня переступать черту, Мира.

– Разве ты её ещё не переступил? – слова царапали горло. Отвечать ему, чувствуя пальцы на шее, было трудно.

Не выпуская верёвок, он водил туда-сюда костяшками и смотрел при этом мне в глаза. Нет, не переступил. И что в его понимании было переступить эту самую черту, я боялась представить.

– Достаточно, – взялась за верёвочки возле его руки.

Кофемашина умолкла, и он, выпустив их, достал из холодильника сливки.

Ноги подкашивались, хотелось на что-нибудь опереться. Я понятия не имела, пришёл он сегодня за моим согласием или за чем-либо ещё. Поначалу уверенная, что ни за что не поддамся, теперь я уже не знала, смогу ли выстоять. Он лишил меня самостоятельности, запер в квартире, выхода из которой не было. Сколько угодно я могла орать из окон – единственными, кто мог меня услышать, были птицы. Хотя даже они не поднимались настолько высоко.

– Оденься и собери вещи на пару дней, – открывая бутылку со сливками, выговорил Яков.

– Зачем?

– Поедешь со мной в Санкт-Петербург, – плеснул в кофе. Развернулся и, оперевшись о столешницу, посмотрел на меня. – Иди. У тебя есть полчаса.

– Серьезно? Мы поедем на поезде? – когда водитель остановил машину на привокзальной парковке, с недоверием спросила я.

Вокруг сновали люди, окружающее пространство напоминало разорённый муравейник.

– Да, – Яков вышел на улицу.

Один из его церберов открыл мне дверь. Взяв с сиденья рюкзак, я тоже покинула машину. Серебряков стоял по другую сторону капота, и я, быстро глянув на него, обернулась в сторону вокзала. Снова на Якова. Он подошёл ко мне и, крепко сжав руку выше запястья, повёл ко входу.

– Почему не самолёт? – спросила снова, когда мы, минуя ленту и рамки, прошли через отдельный вход. Никакого досмотра, ничего относящегося к простым смертным. Меня бы не удивило, если бы и поезд у нас был какой-нибудь… не такой. Личный, чтоб его!

– Не люблю летать, – отозвался он.

Я повернула к нему голову. Не любит летать? Всего несколько месяцев назад он пролетел над всей страной только потому, что решил, что хочет меня. Увидеть или что-то ещё, я не разобралась до сих пор.

– Я летаю только в крайнем случае, – он тоже посмотрел на меня.