Неблагой Принц (ЛП)

Она поколебалась, но сунула нож с тяжёлым вздохом обратно в карман, стараясь не поворачиваться к нему спиной. Похоже, юная особа решила, что лучше поскорее накормить его и спровадить.

К несчастью для нее, он не собирался так скоро уходить.

Или, во всяком случае, не один. Но это все ещё взвешивалось в его сознании, когда он снова и снова возвращался к этой теме. Он пристально наблюдал за Эбигейл, изучая ее. Она была прекрасной. Молодой. Возможно, ей не исполнилось и двадцати пяти. У нее были чудесные изгибы, в которые, как он знал, он мог погрузить свои когти. Он хотел почувствовать, как они прогибаются под его напором, гибкие и мягкие. У нее были длинные волосы цвета заходящего солнца — бледно — оранжево — рыжие, они волнами ниспадали ей на спину. Она держала их стянутыми единственным кожаным ремешком у основания головы, но не заплетенными. Должно быть, она предпочитает, чтобы они были распущены. Ее глаза, когда ему удалось в них заглянуть, соответствовали ее волосам. Они были такого светло — коричневого цвета, что граничили с янтарем.

Он поймал себя на том, что хочет сосчитать ее веснушки.

Она была довольно привлекательным молодым человечком. Физически она сложена просто отлично. Он с удовольствием испытал бы ее. Но что насчёт всего остального в ней? Ему придется потерпеть ее некоторое время, и он хотел убедиться, что, в конечном итоге, не разорвет ее на части прежде, чем получит то, что ему нужно.

Она наивна. Немного глупа. И абсолютно жалкое подобие ведьмы. Свеча жизни, стоящая на подоконнике, — сложная задачка для человека, но не невозможная. И символ, который она нарисовала на двери, жужжал не сильнее, чем пролетающая пчела в летний день.

Но в ней есть потенциал. Некоторые из талисманов, которые он заметил на стенах, были бы прилично сделать… будь она Благим ребенком. Но люди — мелкие и странные, и их магия такая же. Они едва касаются поверхности обледенелого озера, которое утопит их, если они узнают, что под ним лежит.

Она способная хозяйка и приличный повар. Запах тушеного мяса говорил, что оно приправлено должным образом, и, когда она разлила его по тарелкам, он обнаружил, что ему, на удивление, хочется его есть.

— Скажи мне, Эбигейл, для кого ты сделала свечу? — он знал. Уже догадался. Но хотел услышать, как она это скажет.

— Для моего… — она замолчала, не договорив мужа, вспомнив его странную и настойчивую игру. Он не мог стереть ухмылку со своего лица. Она быстро учится. Хорошо. — Для мужчины, который женился на мне.

Очень хорошо!

— У тебя не было других мужей до меня. И все же вот, что мы имеем. Ах, ладно. Все прощено, — он рассмеялся. — Где он, этот человек, думающий, что он твой муж?

— Ушел.

Это единственное слово было произнесено с силой боевого молота. Он практически слышал, как ломается грудная клетка жертвы под ударом этого молота. А в этом случае он знал, что жертвой была она.

Так печально.

Он поймал себя на том, что на мгновение нахмурился, но тут же стряхнул с себя это выражение, когда она повернулась к нему с двумя тарелками тушеного мяса. Она положила одну перед ним, затем деревянную ложку и грубую металлическую вилку.

Тишина. Она больше ни слова ему не сказала, когда села напротив, ее янтарные глаза казались жжено — коричневыми в тусклом, мерцающем свете камина.

— И — и–и — и–и — и, — растянул он, протягивая свою грубую вилку, чтобы ткнуть ее в руку.

Она вздрогнула от неожиданности. Ее глаза обратились к нему, полные такой боли и потери, что он с любопытством склонил голову набок. Что такого она могла потерять, что это причиняло ей такую сильную боль? Она всего лишь крестьянка. У нее не могло быть ничего, чтобы потерять.

Покачав головой, она принялась за еду.

— Я не знаю тебя, Абраам. Это личное.

— Мы делим хлеб, разве нет? Ты пригласила меня в свой дом. Я очень могущественный волшебник. И, возможно, смогу тебе помочь, — промурлыкал он. — Может, я и есть Мерлин. Никогда не знаешь наверняка.

— Ты — он?

Он фыркнул.

Она закатила глаза. Взяв ломоть хлеба, она разорвала его пополам и окунула кусочек в жидкость, впитывая то, что, в основном, было водой. После долгого размышления, она, наконец, заговорила.

— Его зовут Маркус. Он бросил меня, чтобы уехать в Америку. Сказал… что напишет мне, как только приедет.

— Но так и не написал?

— Письмо действительно пришло.

— О?

Она сделала паузу. Раздумывала продолжать ли говорить ему правду. Пожав плечами, она, казалось, решила, что это никак не навредит.

— Письмо было подписанным контрактом о продаже этого дома и нашей собственности Мистеру Родерику Тэйлору, человеку, что живёт дальше по дороге, — она съела кусочек хлеба, после того, как она закончила жевать, ее голос был деловым и холодным.

— В нем не упоминалось обо мне.

Он рассмеялся.

Под ее пристальным взглядом он проглотил звук и сделал все возможное, чтобы застенчиво улыбнуться.

— Это не смешно.

О, теперь она разозлилась. Ее глаза загорелись, как угли — не в буквальном смысле, хотя, в них, должно быть, была вся ее энергия, — и она сердито на него посмотрела, как раздраженная домашняя кошка.

Пытаясь сдержать улыбку, он решил… она ему очень нравится, когда злится.

— Нет, нет. Прости. Это не смешно. Я просто рассмеялся над участью тех из нас, кто может подключиться к незримому миру, мы, как правило, несмотря на всю свою силу и знание, оказываемся бездомными.

— Какая сила? Какое знание? — она обвела вокруг комнату. — Моя тетя Марджери творит чудеса. По сравнению с ней я — ничто.

— Она научила тебя?

Ее рука потянулась к подвеске, которую носила, рассеянно коснувшись грубо вырезанной фигурки.

— Она вырастила меня.

— Почему бы не пойти к ней?

— Хоть и заманчиво предать себя могилки, но я ещё не готова, — она пронзила вилкой кусочек курицы в своем рагу. Немного сильнее, чем надо бы. Она все ещё злилась, и ему хотелось разворошить угли и превратить маленький огонек в пеклище.

Улыбаясь, он вернулся к своей еде.

— Этот… Родерик. Он владеет твоим домом, твоими землями и этим жилищем. И все же ты здесь. Почему?

— Он дал мне месяц, чтобы собрать вещи и уехать. Это было неделю назад.

— Я вижу, — промурлыкал он. — Ты могла проклясть его. Поразить оспой.

Эбигейл грустно рассмеялась.

— Нет. Он не плохой. человек. Это не его вина.

— Когда на это вообще смотрели? — он погрозил ей вилкой. — Если у тебе есть способности избавиться от него и от своего затруднительного положения, используй их. Прокляни его всем, чем сможешь. Потребуй, чтобы сами Туата Де Дананн пришли и разорвали его на части, если тебе нужно. Съешь, — он вдавил кусочек картофеля в тушеное мясо, — или будь съеденным.

Мгновение Эбигейл задумчиво его изучала, затем выдохнула.

— Я недостаточно сильна, чтобы навредить ему.

— А ты пробовала?

— Что ж, нет.

— Тогда ты не можешь этого знать, — он съел картофелину. — И оправдыватся.

Выражение ее лица было непроницаемым. Наложенные им на вино чары действовали. Теперь она разговаривает с ним спокойно и без колебаний. Этого недостаточно, чтобы заставить ее исполнять его приказы, но достаточно для того, чтобы она могла игнорировать всю странность ситуации.

— Ладно. Я не хочу вредить ему, — наконец, ответила она, четко рассудив правду в своем разуме. — У Мистера Тэйлора есть семья. Жена и трое детей. Он сможет использовать эту землю. Я… я же сама по себе.

Интересно.

— Значит, у тебя нет семьи?

— Никого.

Хорошо.

— И ты вот — вот все потеряешь?

— Да.

Хорошо.

— А почему этот человечишка бросил тебя? Ты достаточно привлекательна, — он улыбнулся, когда она усмехнулась так, как это делает женщина, когда ее хвалит старик, — Ты приличный повар, и твой дом в прекрасном состоянии для той, что живёт одна. Его беспокоило то, что ты ведьма?

Она заколебалась, на мгновение ее гнев вспыхнул, а затем он увидел, как этот гнев дал трещину. Он раскололся по краям, и, как бокал вина о камень, эмоции внутри нее не выдержали повреждений. Гнев уступил место печали, и она снова сосредоточилась на своем скудном ужине.